История создания и анализ романа "Евгений Онегин" Пушкина А.С. Зачем написан "евгений онегин" Кто написал евгений онегин
Роман «Евгений Онегин» - произведение удивительной творческой судьбы. Он создавался более семи лет - с мая 1823 г. по сентябрь 1830 г. Но работа над текстом не прекращалась вплоть до появления первого полного издания в 1833 г. Последний авторский вариант романа был напечатан в 1837 г. У Пушкина нет произведений, которые имели бы столь же длительную творческую историю. Роман не писался «на едином дыхании», а складывался - из строф и глав, созданных в разное время, в разных обстоятельствах, в разные периоды творчества. Работа над романом охватывает четыре периода творчества Пушкина - от южной ссылки до Болдинской осени 1830 г.
Работу прерывали не только повороты судьбы Пушкина и новые замыслы, ради которых он бросал текст «Евгения Онегина». Некоторые стихотворения («Демон», «Свободы сеятель пустынный...») возникли из черновиков романа. В черновиках второй главы (писалась в 1824 г.) мелькнул стих Горация «Exegi monumentum », ставший через 12 лет эпиграфом к стихотворению «Я памятник себе воздвиг нерукотворный...». Казалось, сама история была не очень благосклонна к пушкинскому произведению: из романа о современнике и современной жизни, каким поэт задумал «Евгения Онегина», после 1825 г. он стал романом о другой исторической эпохе. «Внутренняя хронология» романа охватывает около 6 лет - с 1819 г. по весну 1825 г.
Все главы издавались с 1825 г. по 1832 г. как самостоятельные части большого произведения и еще до завершения романа стали фактами литературного процесса. Пожалуй, если принять во внимание фрагментарность, прерывистость работы Пушкина, можно утверждать, что роман был для него чем-то вроде огромной «записной книжки» или поэтического «альбома» («тетрадями» иногда называет главы романа сам поэт). В течение семи с лишним лет записи пополнялась горестными «заметами» сердца и «наблюдениями» холодного ума.
Он был исписан, изрисован
Рукой Онегина кругом,
Меж непонятного маранья
Мелькали мысли,замечанья,
Портреты, числа, имена,
Да буквы, тайны письмена,
Отрывки, письма черновые...
Первая глава, опубликованная в 1825 г., указала на Евгения Онегина как на главного героя задуманного произведения. Однако с самого начала работы над «большим стихотворением» фигура Онегина потребовалась автору не только для того, чтобы выразить свои представления о «современном человеке». Была и другая цель: Онегину предназначалась роль центрального персонажа, который, подобно магниту, «притягивал» бы разнородный жизненный и литературный материал. Силуэт Онегина и силуэты других персонажей, едва намеченные сюжетные линии по мере работы над романом постепенно прояснялись. Из-под густых наслоений черновых записей проступали («дорисовывались») контуры судеб и характеров Онегина, Татьяны Лариной, Ленского, был создан уникальный образ - образ Автора.
Роман «Евгений Онегин» - труднейшее произведение Пушкина, несмотря на видимую легкость и простоту. В.Г.Белинский назвал «Евгения Онегина» «энциклопедией русской жизни», подчеркнув масштаб пушкинского « труда многолетнего ». Это не критическая похвала роману, а его емкая метафора. За «пестротой» глав и строф, сменой приемов повествования скрывается стройный замысел принципиально новаторского литературного произведения - «романа жизни», который вобрал в себя огромный общественно-исторический, бытовой, литературный материал.
История создания «Евгения Онегина» - «плода ума холодных наблюдений и сердца горестных замет» - выдающимся русским классиком Александром Сергеевичем Пушкиным не напоминает блицкриг. Произведение создавалось поэтом эволюционно, знаменуя его становление на пути реализма. Роман в стихах как событие в искусстве представлял собой уникальное явление. До этого в мировой литературе был написан в этом же жанре лишь один аналог - романтическое произведение Джорджа Гордона Байрона «Дон Жуан».
Автор решается на мозговой штурм
Пушкин пошел дальше великого англичанина - к реализму. На этот раз поэт поставил перед собой сверхзадачу - показать человека, способного служить катализатором дальнейшего развития России. Александр Сергеевич, разделяя идеи декабристов, понимал, что огромную страну следует сдвинуть, как локомотив, с тупикового пути, приведшего все общество к системному кризису.
История создания «Евгения Онегина» определяется титаническим поэтическим трудом в период с мая 1823 года по сентябрь 1830 г., творческим переосмыслением российской действительности первой четверти XIX века. Роман в стихах творился на протяжении четырех этапов творчества Александра Сергеевича: южной ссылки (1820 - 1824 гг.), пребывания «без права самовольного оставления имения Михайловское» (1824 - 1826 гг.), периода после ссылки (1826 - 1830 гг.), Болдинской осени (1830 г.)
А.С. Пушкин, «Евгений Онегин»: история создания
Молодой Пушкин, выпускник по словам императора Александра I, «наводнивший Россию возмутительнейшими стихами», начал писать свой роман, пребывая в ссылке в Кишиневе (благодаря заступничеству друзей этапирования в Сибирь удалось избежать). К этому времени он был уже кумиром русской образованной молодежи.
Поэт стремился создать образ героя своего времени. В произведении он мучительно искал ответ на вопрос о том, каким должен быть носитель новых идей, творец новой России.
Социально-экономическая обстановка в стране
Рассмотрим общественную среду, в которой создавался роман. Россия победила в войне 1812 года. Это придало ощутимый импульс общественным стремлениям к освобождению от феодальных оков. В первую очередь народ жаждал Такое его освобождение неминуемо влекло за собой ограничение полномочий монарха. Сформировавшиеся сразу после войны сообщества гвардейских офицеров в 1816 году в Петербурге образовывают декабристский «Союз спасения». В 1818 г в Москве организуется «Союз благоденствия». Эти декабристские организации активно способствовали формированию либерального общественного мнения и ждали удобного момента для государственного переворота. Среди декабристов было много друзей Пушкина. Он разделял их взгляды.
Россия к тому времени уже стала признанной европейской державой с населением около 40 миллионов человек, внутри нее вызревали ростки государственного капитализма. Однако ее хозяйственную жизнь все еще определяли рудименты феодализма, дворянское землевладение и купечество. Эти социальные группы, постепенно теряющие общественный вес, были все еще мощны и пользовались влиянием на жизнь государства, продлевая феодальные отношения в стране. Они являлись поборниками общества, построенного по устаревшим екатерининским дворянским принципам, присущим России XVIII века.
Налицо были характерные признаки социального и всего общества. В стране проживало много образованных людей, понимающих, что интересы развития требуют больших перемен и реформ. История создания «Евгения Онегина» началась с личного неприятия поэтом окружающего, говоря словами Александра Николаевича Островского, «темного царства»
Поднявшаяся после мощного ускорения, заданного и динамизма во время правления императрицы Екатерины II, Россия в начале XIX века сбавила темпы развития. На время написания Пушкиным знаменитого романа в стране еще не было железных дорог, еще по ее рекам не плавали пароходы, тысячи и тысячи ее трудолюбивых и талантливых граждан были связаны по рукам и ногам узами крепостного права.
История «Евгения Онегина» неразрывно связана с историей России начала XIX века.
Онегинская строфа
С особым вниманием Александр Сергеевич, «русский Моцарт от поэзии», отнесся к своему труду. Он разработал новый стихотворный ряд специально для написания романа в стихах.
Слова поэта льются не свободным ручьем, а структурированно. Каждые четырнадцать строк соединяются в специфическую онегинскую строфу. При этом рифмование неизменно на протяжении всего романа и имеет следующий вид: CCddEffEgg (где прописные буквы обозначают женские окончания, а строчные - мужские).
Несомненно, история создания романа «Евгений Онегин» - это история создания онегинской строфы. Именно с помощью варьирования строф автору удается в своем произведении создать аналог прозаических разделов и глав: переходить с одной темы на другую, менять стиль изложения от размышления до динамичного развития сюжета. Таким образом автор создает впечатление непринужденной беседы со своим читателем.
Роман - «собрание пестрых глав»
Что заставляет людей писать произведения о своем поколении и о своей родной земле? Почему при этом они отдаются этому труду полностью, работая, словно одержимые?
История создания романа «Евгений Онегин» изначально подчинялась замыслу автора: создать роман в стихах, состоящий из 9 обособленных глав. Специалисты по творчеству Александра Сергеевича называют его «разомкнутым во времени» по причине того, что каждая его глава - самостоятельна, и может по своей внутренней логике завершить произведение, хотя и находит свое продолжение в следующей главе. Его современник - профессор русской словесности Николай Иванович Надеждин - дал классическое описание «Евгения Онегина» не как произведения с жесткой логичной структурой, а, скорее, как некоей поэтической тетради, наполненной непосредственными радужными переливами яркого таланта.
О главах романа
Главы «Евгения Онегина» издавались с 1825 по 1832 гг. по мере их написания и печатались в литературных альманахах и журналах. Их ждали, каждая из них становилась настоящим событием в культурной жизни России.
Однако одну из них, посвященную путешествию главного героя к в районе одесской пристани, содержащую критические суждения, опальный автор предпочел изъять во избежание репрессий против себя, а потом и уничтожил ее единственную рукопись.
Так же, полностью отдаваясь труду, позже работал над своим «Доктором Живаго» Борис Леонидович Пастернак, так же писал о своем поколении Михаил Александрович Шолохов. Сам же Пушкин назвал свою более чем семилетнюю работу над этим романом в стихах подвигом.
Главный герой
Описание Евгения Онегина, по мнению литературоведов, напоминает личность Петра Яковлевича Чаадаева - автора «Философских писем». Это персонаж с мощной энергетикой, вокруг которого разворачивается сюжет романа и проявляют себя другие персонажи. Пушкин писал о нем как о «добром приятеле». Евгений получил классическое дворянское воспитание, совершенно лишенное «русскости». И хотя в нем пылает острый, но холодный ум, он человек света, следующий определенным мнениям и предубеждениям. Жизнь Евгения Онегина скудна. С одной стороны, ему чужды нравы света, он их остро критикует; а с другой - он подвержен его влиянию. Героя нельзя назвать деятельным, скорее, это умный наблюдатель.
Особенности образа Онегина
Его образ - трагический. Во-первых, он не выдержал испытания любовью. Евгений прислушался к рассудку, но не к своему сердцу. При этом он поступил благородно, уважительно отнесясь к Татьяне, дав ей понять, что он не способен полюбить.
Во-вторых, он не выдержал испытания дружбой. Вызвав на дуэль своего друга, 18-летнего романтичного юношу Ленского, он слепо следует понятиям света. Ему кажется приличнее не спровоцировать злоязычие старого записного дуэлянта Зарецкого, чем прекратить совершенно глупую ссору с Владимиром. Кстати, ученые-пушкинисты считают юного Кюхельбекера прообразом Ленского.
Татьяна Ларина
Употребление имени Татьяна в романе Евгений Онегин было ноу-хау от Пушкина. Ведь в начале XIX века это имя считалось простонародным и неактуальным. Мало того, темноволосая и не румяная, задумчивая, малообщительная, она не соответствовала идеалам красоты света. Татьяна (подобно автору романа) любила народные сказы, которые ей щедро рассказывала няня. Однако ее особенной страстью было чтение книг.
Герои романа
Кроме вышеупомянутых сюжетообразующих главных героев перед читателем проходят второстепенные. Данные образы романа «Евгений Онегин» не формируют сюжет, но дополняют его. Это сестра Татьяны Ольга, пустая светская барышня, в которую был влюблен Владимир Ленский. Образ няни Татьяны, знатока народных сказок, имеет явный прототип - няню самого Александра Сергеевича, Арину Родионовну. Еще одним безымянным героем романа является обретенный Татьяной Лариной после размолвки с Евгением Онегиным муж - «важный генерал».
Сонм помещиков словно импортирован в роман Пушкина из других русских классических произведений. Это и Скотинины («Недоросль» Фонвизина), и Буянов («Опасный сосед» В. Л. Пушкина).
Произведение народное
Высшей похвалой для Александра Сергеевича стала оценка, данная первой главе «Евгения Онегина» человеком, которого поэт считал своим учителем, - Василием Андреевичем Жуковским. Мнение было предельно лаконичным: «Ты - первый на русском Парнасе…»
Роман в стихах энциклопедически верно отобразил русскую действительность начала XIX века, показал образ жизни, характерные черты, социальную роль различных слоев общества: петербуржского высшего света, дворянства Москвы, помещиков-землевладельцев, крестьян. Возможно, поэтому, а также по причине всеохватывающего и тонкого отображения Пушкиным в своем произведении ценностей, нравов, взглядов, моды того времени литературный критик дал ему такую исчерпывающую характеристику: «произведение в высшей степени народное» и «энциклопедия русской жизни».
Пушкин хотел изменить сюжет
Окончательный замысел произведения был сформирован автором только в 1830 году. Он был неуклюж и вымучен. Чтоб придать традиционный солидный вид своему творению, Александр Сергеевич решил или отправить Евгения Онегина воевать на Кавказ, или превратить его в декабриста. Но Евгений Онегин - герой романа в стихах - создан Пушкиным на одном вдохновении, как «собрание пестрых глав», и в этом его прелесть.
Вывод
Произведение «Евгений Онегин» является первым в российской истории реалистическим романом в стихах. Оно является знаковым для XIX века. Роман был признан обществом как глубоко народный. Энциклопедическое описание российского быта соседствует в нем с высокой художественностью.
Впрочем, по мнению критиков, главным героем этого романа все-таки является вовсе не Онегин, а автор произведения. Данный персонаж не имеет определенного облика. Это своеобразное белое пятно для читателя.
Александр Сергеевич по тексту произведения намекает на свою ссылку, говоря о том, что ему «вреден Север», и т.д. Пушкин незримо присутствует во всех действиях, резюмирует, смешит читателя, оживляет сюжет. Его цитаты бьют не в бровь, а в глаз.
Волею судьбы Александр Сергеевич Пушкин прорецензировал второе полное издание своего романа в стихах в 1937 году (первое было в 1833 г.), будучи уже смертельно раненым на Черной речке вблизи Комендантской дачи. Тираж в 5000 экземпляров планировали продать на протяжении года. Однако читатели раскупили его за неделю. В дальнейшем классики русской литературы, каждый для своего времени, продолжили творческий поиск Александра Сергеевича. Все они пытались создать героя своего времени. И Михаил Лермонтов в образе Григория Александровича Печорина («Герой нашего времени»), и Иван Гончаров в образе Ильи Обломова...
Роман начинается с сетований молодого дворянина Евгения Онегина по поводу болезни своего дядюшки, вынудившего Евгения покинуть Петербург и отправиться к больному, чтобы проститься с ним. Обозначив таким образом завязку, автор занимает первую главу рассказом о происхождении, семье и жизни своего героя до получения известия о болезни родственника.
Повествование ведётся от имени безымянного автора, представившегося добрым приятелем Онегина. Итак, Евгений родился «на брегах Невы », то есть в Петербурге , в не самой успешной дворянской семье:
Служив отлично-благородно,
Долгами жил его отец,
Давал три бала ежегодно
И промотался наконец.
Онегин получил соответствующее воспитание - сначала, имея гувернантку Madame (не путать с нянькой), затем - гувернёра -француза, не утруждавшего своего воспитанника обилием занятий. Пушкин подчёркивает, что образование и воспитание Евгения были типичны для человека его среды (дворянина, которым с детства занимались учителя-иностранцы). Полученного им таким образом образования и воспитания было достаточно, чтобы «свет решил, что он умён и очень мил».
С самой ранней юности Онегин «твёрже всех наук» знал «науку страсти нежной», «что было для него измлада и труд, и мука, и отрада, что занимало целый день его тоскующую лень». Жизнь Онегина в Петербурге была полна любовными интригами и светскими развлечениями, но в конечном итоге Онегину всё приелось:
Нет: рано чувства в нём остыли;
Ему наскучил света шум;
Красавицы не долго были
Предмет его привычных дум;
Измены утомить успели;
Друзья и дружба надоели,
Затем, что не всегда же мог
Beef-steaks и страcбургский пирог
Шампанской обливать бутылкой
И сыпать острые слова,
Когда болела голова;
И хоть он был повеса пылкий,
Но разлюбил он наконец
И брань, и саблю, и свинец.
Онегин пробует заняться писательством, «но труд упорный ему был тошен; ничего не вышло из пера его». Тогда Онегин «отрядом книг уставил полку, читал, читал, а всё без толку». Он думал начать путешествовать по миру, но тут его застало известие о болезни его дяди, и Онегин решает ехать к нему в деревню, «приготовляясь денег ради, на вздохи, скуку и обман», с чего и начинается первая глава. Однако после приезда оказывается, что дядя умер, а Евгений стал его наследником. Он поселяется в деревне, но и здесь его одолевает скука. Впрочем, возвращаться в опостылевший Петербург он не хочет.
Соседом Онегина оказывается приехавший из Германии Владимир Ленский, 18-летний поэт-романтик. Несмотря на то, что Ленский и Онегин были полными противоположностями, они становятся друзьями. Первый из них влюблён в Ольгу Ларину, дочь местного помещика. На всегда весёлую Ольгу не похожа её задумчивая сестра Татьяна. Ольга младше сестры на один год. Она внешне красива, но неинтересна Онегину:
«Неужто ты влюблён в меньшую?» -
«А что?» - «Я выбрал бы другую,
Когда б я был, как ты, поэт.
В чертах у Ольги жизни нет,
Точь-в-точь в Вандиковой Мадонне:
Кругла, красна лицом она,
Как эта глупая луна
На этом глупом небосклоне».
Встретив Онегина, Татьяна влюбляется в него и пишет ему письмо. Однако Онегин отвергает её: он не ищет спокойной семейной жизни. Ленский и Онегин приглашены к Лариным на именины Татьяны. Онегин не рад этому приглашению, но Ленский уговаривает его поехать, обещая, что никого из гостей-соседей не будет. На самом деле, приехав на торжество, Онегин обнаруживает «пир огромный», что его злит не на шутку.
Чудак, попав на пир огромный,
Уж был сердит. Но, девы томной
Заметя трепетный порыв,
С досады взоры опустив,
Надулся он и, негодуя,
Поклялся Ленского взбесить
И уж порядком отомстить.
На обеде у Лариных Онегин, чтобы заставить Ленского ревновать, неожиданно начинает ухаживать за Ольгой. Ленский вызывает его на дуэль . Поединок заканчивается смертью Ленского, и Онегин уезжает из деревни. Через три года он появляется в Петербурге и встречает Татьяну. Теперь она - важная светская дама и жена генерала. Онегин влюбляется в неё и пытается её добиться, но на этот раз отвергают уже его. Татьяна признаётся, что она по-прежнему любит Евгения, но говорит, что должна остаться верной своему мужу:
Я вас люблю (к чему лукавить?),
Но я другому отдана;
Я буду век ему верна.
Сюжетные линии
- Онегин и Татьяна. Эпизоды:
- Знакомство с Татьяной (3. III-IV);
- Разговор Татьяны с няней (3. XVII-XX);
- Письмо Татьяны к Онегину (3. XXXI);
- Объяснение в саду (4. XII-XVI);
- Сон Татьяны (5. X-XXI) и именины (5. XXV-XLV);
- Посещение дома Онегина (7. XV-XXIV);
- Отъезд в Москву (7. XXVI-LV);
- Встреча на балу в Петербурге через 3 года (8. VII-IX, XVII-XXV);
- Письмо Онегина к Татьяне (объяснение);
- Вечер у Татьяны.
- Онегин и Ленский. Эпизоды:
- Знакомство в деревне;
- Разговор после вечера у Лариных;
- Визит Ленского к Онегину;
- Именины Татьяны;
- Дуэль и смерть Ленского.
Действующие лица
Именно потому, что главные герои «Евгения Онегина» не имели прямых прообразов в жизни, они исключительно легко сделались для современников психологическими эталонами: сопоставление себя или своих близких с героями романа становилось средством объяснения своего и их характеров. (Ю. М. Лотман . Комментарии к «Евгению Онегину»).
- Евгений Онегин . Один из его возможных прототипов - П. Я. Чаадаев , названный самим Пушкиным в первой главе. История Онегина напоминает жизнь Чаадаева. Важное влияние на образ Онегина оказал Лорд Байрон и его «Байроновские Герои», Дон Жуан и Чайлд-Гарольд , которые также не раз упоминаются самим Пушкиным. «В образе Онегина можно найти десятки сближений с различными современниками поэта - от пустых светских знакомцев до таких значимых для Пушкина лиц, как Чаадаев или Александр Раевский . То же следует сказать и о Татьяне». (Ю. М. Лотман. Комментарии к «Евгению Онегину»). В начале романа (зима 1819 - весна 1820 г.) ему 24 года .
- Ольга Ларина , её сестра - обобщённый образ типичной героини популярных романов; красивый внешне, но лишённый глубокого содержания. На год младше Татьяны.
- Владимир Ленский - «энергичное сближение Ленского с Кюхельбекером , произведённое Ю. Н. Тыняновым (Пушкин и его современники. С. 233-294), лучше всего убеждает в том, что попытки дать поэту-романтику в „Евгении Онегине“ некоторый единый и однозначный прототип к убедительным результатам не приводят». (Ю. М. Лотман. Комментарии к «Евгению Онегину»). Одним из прототипов Ленского, вероятно, был Б. В. Голицын , имение которого было по соседству с д. Захарово, куда в 1806-1810 гг. приезжало семейство Пушкиных на летний отдых .
- Няня Татьяны - вероятный прототип - Арина Родионовна , няня Пушкина.
- Зарецкий - секундант, в числе прототипов называли Фёдора Толстого-Американца .
- Не названный в романе муж Татьяны Лариной , «важный генерал».
- Автор произведения - сам Пушкин. Он постоянно вмешивается в ход повествования, напоминает о себе («Но вреден север для меня»), водит дружбу с Онегиным («Условий света свергнув бремя, как он, отстав от суеты, с ним подружился я в то время, мне нравились его черты»), в своих лирических отступлениях делится с читателями своими размышлениями о самых разных жизненных вопросах, высказывает свою мировоззренческую позицию. Автор в некоторых местах нарушает ход повествования и вводит в текст метатекстовые элементы («Читатель ждёт уж рифмы „розы“ - на, вот, возьми её скорей»). Пушкин даже изобразил себя рядом с Онегиным на берегу Невы (см. изображение) и хотел поместить этот и ряд других рисунков в качестве иллюстрации к роману в стихах, но не удалось найти общий язык с издателями «Невского альманаха ». Сам Пушкин отозвался на это несколькими ироничными эпиграммами.
- Муза автора, «двоюродная сестра» Татьяны Лариной.
В романе упоминаются также отец (Дмитрий Ларин) и мать (Прасковья) Татьяны и Ольги; «княжна Алина» - московская кузина матери сестёр Лариных; дядя Онегина; ряд комичных образов провинциальных помещиков (Гвоздин, Флянов, «Скотинины, чета седая», «толстый Пустяков» и проч.); петербургский и московский свет.
Образы провинциальных помещиков, в основном, имеют литературное происхождение. Так, образ Скотининых отсылает к комедии Фонвизина «Недоросль» , Буянов - герой поэмы «Опасный сосед » (1810-1811) В. Л. Пушкина . «Среди гостей ещё намечались „Кирин важный“, „Лазоркина - вдова-вострушка“ („сорокалетняя вертушка“); „толстого Пустякова“ заменял „толстый Тумаков“, Пустяков был назван „тощим“, Петушков был „отставным канцеляристом“» (Бродский Н. Л. «Евгений Онегин» роман А. С. Пушкина: Комментарий. М.:2005, Изд-во «Мультиратура»)
Роман в стихах «Евгений Онегин» А. С. Пушкин писал с перерывами около девяти лет. Он — самое известное произведение поэта. Почему? Возможно от того, что был включен в школьную программу, и все дети, что до , что после, зубрили «Я Вам пишу, чего же боле», а может быть из-за обилия афористичных строк, ставших крылатыми фразами: «любви все возрасты покорны», «мы все учились по немногу»; утверждается так же, что «Евгений Онегин» — «важнейшая часть нашего культурного кода, того, который позволяет нам говорить на одном языке, одинаково понимать одни и те же шутки, намеки и сравнения». Так ли это, иначе, у каждого свое мнение, но факт остается фактом — «Евгений Онегин» — великое сочинение великого поэта.Сюжет «Евгения Онегина»
Всякое литературное произведение немыслимо без любовной истории. В «Евгении Онегине» она — в отношениях Онегина и Татьяны Лариной. Сначала девушка влюбляется в Евгения, но оказывается не нужной ему, затем он ищет взаимности, но Татьяна уже замужем
Ещё одна сюжетная линия романа — конфликт между приятелями Онегиным и Ленским, закончившийся дуэлью.
Описание романа «Евгений Онегин»
Властитель слабый и лукавый
Плешивый щеголь, враг труда
Нечаянно пригретый славой
Над нами властвовал тогда
…………………….
Кто написал «Евгения Онегина»
Теперь всем нам предстоит доискиваться смысла, скрытого в тайных знаках, которыми перо повествующего на наших глазах покрывает чистый лист.
У.Эко
Мне бы хотелось, …чтобы все добрые люди, как мужского, так и женского пола, почерпнули бы отсюда урок, что во время чтения надо шевелить мозгами.
Л.Стерн
1
Впервые формальная связь «Евгения Онегина» с романами Лоуренса Стерна «Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена» и «Сентиментальное путешествие по Франции и Италии» была показана В.Б.Шкловским в работе 1922 года «“Евгений Онегин”: Пушкин и Стерн». Вот отмеченные им общие черты «Онегина» и «Тристрама Шенди»:
1. Шкловский: « Вместо обычного до-Стерновского начала романа с описанием героя или его обстановки “Тристрам Шенди” начинается с восклицания: “Не забыл ли ты завести свои часы?”»
…Только на странице 20-й романа мы получаем разгадку восклицания. Так же начинается “Евгений Онегин”. … Только в строфе LII первой главы мы находим исчерпывающую разгадку первой строфы… (И тем я начал мой роман). Здесь временная перестановка подчеркнута ».
Такие «временные перестановки», как отдельных частей романа, так и внутри них, характерны и для Пушкина, и для Стерна. «Тристрам» кончается оборванной фразой Йорика, хотя в XII главе романа он уже умер; Онегин в начале романа едет к дяде из Одессы, оборвав свое путешествие, а само путешествие Пушкин вынес в самый конец, за комментарии («Итак, я был тогда в Одессе…» )
2. Шкловский: «Посвящение напечатано на 25 странице, причем автор замечает, что оно противоречит трем основным требованиям…»
Добавим, что «Предисловие автора» Стерн поместил в 64-й главе (в XX главе третьего тома) со словами: «Всех моих героев сбыл я с рук: – – в первый раз выпала мне свободная минута, – так воспользуюсь ею и напишу предисловие». Аналогично Пушкин помещает вступление в конец седьмой главы, причем сходным образом объясняет «запоздалость» вступления и тоже иронизирует по поводу классицизма: Я классицизму отдал честь: Хоть поздно, а вступленье есть . (Гл. 7, LV)
3. Шкловский: «Стернианским влиянием объясняется и то, что “Евгений Онегин” остался недоконченным. Как известно, “Тристрам Шенди" кончается так:
“Боже, воскликнула моя мать, о чем вся эта история? О петухе и быке, сказал Йорик, о самых различных вещах, и эта одна из лучших в этом роде, какие мне когда-либо приходилось слышать…”
Так же кончается “Сентиментальное путешествие”:
“Я протянул руку и ухватил ее за…”
Конечно , – продолжает Шкловский, – биографы уверены, что Стерна постигла смерть в тот самый момент, как он протянул руку, но так как умереть он мог только один раз, а не окончены у него два романа, то скорее можно предполагать определенный стилистический прием» .
Шкловский не объясняет, в чем смысл и цель «определенного стилистического приема» , но из его рассуждения следует, что в каждом романе Стерна и, по аналогии, в романе Пушкина имеет место повествователь, отличный от автора . Шкловский же, опровергнув «биографический» подход к романам Стерна и отождествление автора и рассказчика-повествователя, на этом остановился и так и не задал главного вопроса: кто же в каждом случае повествователь ?
4. Шкловский: «Другой стернианской чертой “Евгения Онегина” являются его лирические отступления» .
Действительно, отступления, которые «врезаются в тело романа и оттесняют действие» , то и дело вставляют и Стерн, и Пушкин. Оба они после отступлений одним и тем же приемом «возвращаются» к герою, каждый раз «подновляя ощущение, что мы забыли о нем» ; например, «Что ж мой Онегин?» (Гл. 1, XXXV, 1.) Пушкин в письме к А.А.Бестужеву (май-июнь 1825 года) иронически замечает: «роман требует болтовни» ; Стерн в «Тристраме»: «Отступления, бесспорно, подобны солнечному свету; – они составляют жизнь и душу чтения» . Ирония подчеркивается предметом безудержной «болтовни» в отступлениях обоих писателей: Стерн «болтает» о носах и усах , о красоте ногтей , Пушкин – о женских ножках ; при этом повествователь в «Онегине» с характерной для Пушкина – и для этого романа в особенности – двусмысленностью, с одной стороны, намекает на длинные и холеные «когти» Пушкина, а с другой – нарочито «адресует» читателя к Стерну: «Быть можно дельным человеком И думать о красе ногтей ». – Гл. 1, XXV)».
5. Шкловский: «…Стерновским влиянием нужно объяснить и загадку пропущенных строф в “Евгении Онегине”… напр., XIII и XIV, XXXIX, XL, XLI первой главы.
Всего характерней пропуск I, II, III, IV, V, VI строфы в четвертой главе…
Стерн также пропускал главы» .
Уже давно понято, что это стилистический прием, что никаких «пропущенных» глав у Стерна не было, как не было – в большинстве случаев – и пропущенных строф в «Онегине».
2
К перечисленному можно добавить еще несколько характерных черт сходства, не отмеченных Шкловским:
1) Как Стерн смеялся над претенциозными латинскими именами персонажей-архаистов, ведущих в «Тристраме Шенди» ложномногозначительную беседу на бредовую тему, является ли мать родственницей своему ребенку (Агеласт, Гастрифер, Гоменас, Дидий, Кисарций, Сомнелент, Триптолем, Футаторий), так и Пушкин, смеясь над пристрастиями отечественных архаистов, вводит в роман – как издевательское «сожаление» – примечание 13: «Сладкозвучнейшие греческие имена, каковы, например: Агафон, Филат, Федора, Фекла и проч., употребляются у нас только между простолюдинами» (и когда Татьяна спрашивает у «первого встречного» его имя, это «Агафон» звучит чистейшей издевкой).
2) И для Стерна, и для Пушкина характерно использование приема ироничных перечислений – такие ряды мы часто видим и в «Тристраме» («гомункул… состоит из кожи, волос, жира, мяса, вен, артерий, связок, нервов, хрящей, костей, костного и головного мозга, желез, половых органов, крови, флегмы, желчи и сочленений»; или: «милорды А, Б, В, Г, Д, Е, Ж, З, И, К, Л, М, Н, О, П»), – и в «Онегине»: «Как рано мог он лицемерить, Таить надежду, ревновать, Разуверять, заставить верить, Казаться мрачным, изнывать, Являться гордым и послушным, Внимательным иль равнодушным! » – Гл. 1, X; «Причудницы большого света… так непорочны, Так величавы, так умны, Так благочестия полны, Так осмотрительны, так точны, Так неприступны для мужчин… » – Гл. 1, XLII – и т.д.; в соответствии с формой своего романа, Пушкин лишь опоэтизировал эту иронию.
3) Сюда же можно отнести и прием множественных обращений к читателям, заимствованный Пушкиным еще для «Руслана и Людмилы». «Тристрам Шенди»: «добрые люди», «дорогой друг и спутник», «мадам», «милорд», «сэр», «ваши милости», «ваши преподобия», «сэр критик» и «благосклонный критик», «любезный читатель» и т.п. С той же настойчивостью будет повторяться этот прием и в «Онегине» («мои богини» , «вы» , «друзья Людмилы и Руслана», «почтенные супруги» , «маменьки» , «мой друг Эльвина» , «причудницы большого света» и т.п.)
4) И Стерн, и Пушкин через своих «рассказчиков-повествователей» постоянно и подчеркнуто демонстрируют, что их роман пишется именно в данный момент, «сейчас», и обсуждают с читателем, «как это делается». Стерн: «…Если вы найдете, что в начале моего повествования я несколько сдержан, – будьте снисходительны, – позвольте мне продолжать и вести рассказ по-своему…»; «…Правило, которого я решил держаться, – а именно – не спешить, – но идти тихим шагом, сочиняя и выпуская в свет по два тома моего жизнеописания в год…» – и т.д. Пушкин же не только подтвердил в конце Первой главы, что он только что ее закончил и выпускает из рук («Плыви же к невским берегам Новорожденное творенье…» ), но почти буквально повторил Стерна в реальной жизни, выпуская в свет по одной главе романа в год и тем так же настойчиво адресуя читателей к романам Стерна.
5) Стерн, обозначая повествователя, вводит в «Путешествие» обращения повествователя-«Йорика» к Евгению и упоминания о нем, которые в романе абсолютно немотивированы и «торчат», – вводит без какого-либо пояснения, кто такой Евгений. Это Евгений пытается подчеркнуть разницу между собой и «Йориком» – и тем самым выдает себя. Не так ли поступает и Евгений у Пушкина, повествующий о себе в третьем лице и пытающийся скрыть это: «Всегда я рад заметить разность Между Онегиным и мной » ? (Гл. 1, LVI.)
6) Стерн устами своего рассказчика Тристрама Шенди обещает написать роман в 20 томах (карту прихода и примыкающих поселков он обещает поместить «в конце двадцатого тома»), Пушкин устами своего рассказчика-повествователя обещает написать «поэму песен в двадцать пять» . (Гл. 1, LIX) Оба не сдерживают обещание и не дописывают своих романов: во всех трех романах повествование оборвано.
Вероятно, могут найтись и другие, не замеченные Шкловским аналогии, но даже только перечисленных выше формальных черт сходства стерновских и пушкинского романов достаточно, чтобы сделать два важных для нас обобщающих вывода:
1) Пушкин в своем романе открыто использовал форму романов Стерна .
2) Все три романа – книги о «повествователях», каждый из которых «на наших глазах» пишет свой роман , – вывод, который подтверждает стержневую мысль книги А.Н.Баркова «Прогулки с Евгением Онегиным» (М., АЛГОРИТМ, 2014).
Неизбежен вопрос: кто в каждом из трех романов повествователь ? Шкловский таким вопросом не задавался, ограничившись предположением, что «Евгений Онегин» – пародия, но на этом и остановился, отметив лишь сходные приемы преодоления обоими писателями традиционной романной формы как признаки пародийности. Но пародийность не существует сама по себе, без объекта пародии . Так кто же – или что – является таким объектом? На эти два вопроса нам и предстоит ответить.
3
«Тристрам Шенди» – искусно сработанная пародия на посредственного литератора-дилетанта, который вообразил, что он тоже может стать писателем, и решил создать свое жизнеописание. Он не знает, с чего начать, и начинает с первой пришедшей в голову фразы; спохватывается, что не написал вступление, и пишет в тот момент, когда спохватился; в некоторых местах ему кажется, что здесь он пропустил что-то важное, и он оставляет пустые места или пропускает целые страницы и «главы»; он знает, что иногда можно обращаться к читателю, но, обращаясь, сплошь и рядом «забывает», к кому именно он обращался – к «сэру», «мадам» или к «милорду», и ставит то обращение, которое ему приходит в голову именно в этот момент; он не знает меры в подробностях, и потому тонет в них, то и дело уходя в бесконечные отступления от заданной самим же темы, – и т.д. и т.п. В результате, начавши свое «жизнеописание» с зачатия, он, выпустив 9 томов, бросает его, когда ему «стукнуло» 5 лет.
Точно так же «Сентиментальное путешествие» – пародия на другого литератора, который решил описать свое путешествие по Франции и Италии. Этот посредственный писатель вроде бы понимает, как надо описывать такое путешествие, ориентируясь на многочисленные произведения подобного рода, – но и ему не удается закончить свой роман. Однако если рассказчик первого романа, Тристрам Шенди, при всем своем дилетантизме, добродушен и искренен, по-человечески безобиден и даже симпатичен, то рассказчик «Путешествия» лжив, лицемерен, напыщен, сплошь и рядом ложномногозначителен и в целом вызывает чувство, близкое к омерзению. Если «Тристрам Шенди», при всей гротескности большинства образов романа и сатирическом изображении некоторых общественных и церковных установлений, – все-таки ближе к юмору, то «Сентиментальное путешествие», содержание которого сосредоточено в одном, центральном образе романа, – «чистокровная» сатира.
Остается открытым вопрос: кто повествователь в «Евгении Онегине»?
В одном из персонажей «Тристрама Шенди», Йорике, Стерн изобразил себя: Йорик – некий священник, который шутит и подшучивает надо всем и вся (а Стерн и был священником и в своем романе смеялся надо всем и надо всеми). Его друг Евгений постоянно предостерегает его, пророча ему всяческие беды за его «неуместное» остроумие, но Йорик, «родословную» которого Стерн ведет от «бедного Йорика», то есть от шекспировского королевского шута, как и полагается шуту, не может не шутить. Продолжив аналогию, можно сделать вывод, что речь здесь идет о литературной борьбе, которая может оказаться смертельно опасной, как и сама жизнь. В конце концов все обиженные шутками Йорика объединяются и его губят, а полное соответствие этой гибели тому, что предсказывал Евгений, и предательский характер борьбы врагов Йорика не оставляет сомнений в том, что именно лицемерный и завистливый Евгений, не простивший Йорику насмешек над собой («…Человек осмеянный считает себя человеком оскорбленным» , – говорит Евгений Йорику), и был предателем и главным губителем. Другими словами, Евгений здесь выступает в роли убийцы Йорика (хотя и не в буквальном смысле).
Вероятно, для того, чтобы эти две автобиографичные главы «Тристрама Шенди» (XI и XII главы первого тома) не были поняты превратно, а также и потому, что Стерн увидел серьезность, всеобщность и вечность проблемы, затронутой в них, он написал еще один роман – «Сентиментальное путешествие по Франции и Италии», где повествователем сделал Евгения, который выдает себя за Йорика . При этом Евгений, пытаясь изображать Стерна-Йорика, проговаривается и проваливается, а повествование о путешествии ему даже не удается закончить – этим Стерн показывает и его писательскую бездарность. Таким образом, «оборванность» «Сентиментального путешествия» (так же как и «оборванность» «Тристрама Шенди») заранее задана и оправдана, на самом деле это вполне законченное произведение, если понять, кто в нем повествователь и что сатирический образ этого рассказчика-повествователя и был целью Стерна.
Пушкин несомненно оценил, какие возможности предоставляет такой прием – если героем и «автором-повествователем» романа, как и в «Сентиментальном путешествии», сделать своего антагониста, «пишущего этот роман» и одновременно всеми средствами пытающегося опорочить истинного автора. Он настолько плотно использовал этот прием в «Евгении Онегине», демонстративно заимствовав не только форму и приемы романов Стерна, их композиционную «незаконченность», но и даже имя главного героя «Сентиментального путешествия», что приходится удивляться, почему пушкинский роман не был разгадан до самого последнего времени – тем более что Пушкин впрямую указывал адрес. Если в «Сентиментальном путешествии» рассказчик Стерна на вопрос, как его имя, открывает лежащий на столе томик Шекспира и молча тычет пальцем в строку «Гамлета» – в слова Poor Yorick! (выдавая себя за Йорика, он, тем не менее, опасается на прямой вопрос об имени нагло лгать в глаза, могут и за руку поймать!), то в Примечании 16 Пушкин, подсказывая этот адрес, фактически тоже «тычет пальцем»: «“Бедный Йорик!” – восклицание Гамлета над черепом шута. (См. Шекспира и Стерна .)»
4
Структурируя таким образом роман, Пушкин понимал, что он должен дать хотя бы одно недвусмысленное подтверждение «авторства» своего повествователя, и оставил нам ключ: «Письмо Татьяны предо мною, Его я свято берегу» . (Гл. III, XXXI.) Совершенно очевидно, что без кавычек это может быть сказано только Онегиным-повествователем, который в минуту волнения «проговорился», а чтобы у читателя не возникло соблазна предположить, что письмо Татьяны каким-то образом попало к Пушкину, он в восьмой главе дает уточняющее подтверждение тому, что письмо находится в архиве Онегина (на это подтверждение обратил внимание и Ю.М.Лотман): «Та от которой он хранит Письмо, где сердце говорит» . (Гл. VIII, XX.)
«Евгений Онегин» – книга о том, как некий литератор Евгений Онегин «на наших глазах» пишет стихами роман, скрывая это и рассказывая о себе в третьем лице, по мере изготовления главами приносит его к издателю Пушкину, а тот главами издает его с предисловиями и комментариями, в которых дает дополнительные подсказки читателю о фигуре повествователя. Первая глава, кончающаяся словами «Плыви же к невским берегам Новорожденное творенье И принеси мне славы дань, Кривые толки, шум и брань» (Гл. 1, LX), вышла отдельным изданием с предисловием Пушкина, в беловике которого было: «Звание издателя не позволяет нам хвалить, ни осуждать сего нового произведения. Мнения наши могут оказаться пристрастными». При публикации главы эти слова были Пушкиным-мистификатором изъяты, поскольку сразу, с порога раскрывали прием передачи роли повествователя персонажу роману. Тем не менее, для подсказки думающему читателю, с обложек отдельных изданий глав и двух прижизненных изданий романа было убрано имя Пушкина – там были только два слова: Евгений Онегин .
С той же целью в предисловиях к журнальным и альманашным публикациях отрывков или глав из «Евгения Онегина» Пушкин неизменно вводил двусмысленность, в названии романа убирая кавычки , для чего использовал его только в родительном падеже. Например, в предисловии к отдельному изданию первой главы Пушкин писал: «Несколько песен, или глав Евгения Онегина уже готовы…» , в предисловии к третьей главе, в остальном совершенно ненужном, – «Первая глава Евгения Онегина, написанная в 1823 году, появилась в 25…» , а в конце шестой главы в примечании перед перечислением опечаток было сказано: «В продолжение издания I Части Евгения Онегина вкралось…» . Из-за непонимания причины такого написания Б.В.Томашевский, редактируя «малый» академический десятитомник, в этих предисловиях, искажая замысел Пушкина, везде проставил кавычки, которых в большом академическом собрании, конечно же, нет.
Точно так же на обложке отдельного издания восьмой главы стояло: «Последняя глава Евгения Онегина» , в предисловии к ней – «над последней главою Евгения Онегина» , а в публикациях отрывков из романа в журналах и альманахах использовался тот же принцип: «отрывки из Евгения Онегина» , «отрывки из второй песни Евгения Онегина» , «отрывок из III главы Евгения Онегина» , «из 3-й песни Евгения Онегина» , «из IV главы Евгения Онегина» , «из VII главы Евгения Онегина» , «Из Евгения Онегина» , «отрывок из VIII главы Евгения Онегина» и т. д.
Насколько удался этот прием, свидетельствует письмо П.В.Нащокина Пушкину от 9 июня 1831 года: «…Между прочиих был приезжий из провинции, который сказывал что твои стихи не в моде – а читают нового поэта, и кого бы ты думал… – его зовут – Евгений Онегин» .
Наконец, чтобы подчеркнуть отличие истинного автора от повествователя и заодно выразить свое отношение к последнему, в Примечании 20 к переводу строки из Данте «…Оставь надежду навсегда» (Гл. 3, XXII) Пушкин писал: «Скромный автор наш перевел только первую половину славного стиха» . Едкость этой иронии Пушкина-комментатора в адрес повествователя, замахнувшегося на перевод Данте, становится вполне прозрачной, когда понимаешь, что у примечания множественный смысл: помимо подчеркивания того факта, что «автор-повествователь», пишущий роман, – как минимум не Пушкин, показано, что он еще и плохой переводчик, потому что потерял вторую половину «славного стиха» Данте и сделал свой перевод этого места ущербным; этим примечанием указан и точный адрес эпиграмматического пласта «Онегина»: в то время в России только один человек переводил Данте – это был поэт и драматург Павел Катенин. Он перевел первые три песни «Ада» и отрывок из 33-й песни, где речь идет об Уголино, попавшем в ад за предательство. В этой песне у Данте 157 строк, а Катенин перевел только первую половину – 78 строк, – это Пушкин тоже обыграл; наконец, намекая таким образом на предательство Катенина, Пушкин давал оценку его поведению и предсказывал предателю его судьбу.
Павел Катенин, в переписке и воспоминаниях всегда выдававший себя за близкого друга Пушкина, на самом деле был его смертельным врагом. Незадолго до отъезда поэта на Юг, Катенин, разозленный пушкинскими эпиграммами и считая себя оскорбленным лично эпиграмматическими строфами Пушкина о литературной импотенции архаистов, неспособных создать художественно законченную романтическую балладу (в «Руслане и Людмиле» он изобразил старика -карлу импотентом ), возненавидел Пушкина и распустил про него сплетню, будто бы поэта доставили в жандармское отделение и высекли розгами, а в дальнейшем в своих произведениях изображал Пушкина не иначе как кастратом и инородцем .
Степень ненависти Катенина к Пушкину можно оценить по тому факту, что он вослед первой сплетне распустил вторую – будто бы первую запустил Федор Толстой-американец, про которого было известно, что он убил на дуэлях 11 человек. Катенин рассчитывал, что Пушкин, с его пониманием чести, не станет разбираться, кто распускает слухи, вызовет Толстого на дуэль и будет убит.
Сообразив из переписки, что автором сплетен и был Катенин, Пушкин понял, что ему предстоит длительная и серьезная борьба (как оказалось – практически до самой смерти), и стал искать способ художественной сатиры . Романы Стерна оказались идеальной формой для такого замысла; Пушкин даже использовал стерновский прием поглавной публикации романа, что давало ему возможность оперативно отвечать на злобные выпады Катенина. Уже написав три главы «Онегина» и еще не начавши публиковать роман, Пушкин в октябре 1824 года пишет стихотворение «Коварность», которое публикует в 1828 году, в удобный для его литературной борьбы момент. А в 1829 году, сватаясь к Наташе Гончаровой, дал Катенину понять, что его подлый замысел разгадан, демонстративно пригласив в сватья Федора Толстого-Американца.
5
Пушкин продумал характер Катенина, причины его поведения, и выводы, к которым он пришел, оказались настолько важны, что он не пожалел отдать этой литературной борьбе свое главное произведение – и не только: Пушкин понял, что за поведением Катенина стоит явление, в котором сосредоточена одна из главных проблем литературы и жизни.
«Страшную, непрестанную борьбу ведет посредственность с теми, кто ее превосходит» , и, как показал А.Н.Барков, Пушкин не пожалел времени и сил, чтобы не только раскрыть это противостояние в романе, но и обнажить его во всех нюансах в десятке произведений, примыкающих к «Онегину». Потому-то и является венцом этого пушкинского метасюжета его «маленькая трагедия» «Моцарт и Сальери», про которую один из самых проницательных пушкинистов Михаил Гершензон сказал: «В Сальери решительно есть черты Катенина».
В «Онегине» есть прямые выпады и в адрес Пушкина, и против Баратынского, Вяземского и Дельвига – то есть против пушкинского окружения. Ленский в романе изображен явно сатирически – но ведь таким его изображает повествователь. Между тем Ленский портретно («…И кудри черные до плеч» – Гл.2, VI) напоминает молодого Баратынского. Роман написан стихами повествователя, и, следовательно, Онегин – поэт, а взаимоотношения Онегина и Ленского – это взаимоотношения двух поэтов; стало быть, в романе на дуэли один поэт убивает другого .
Пушкин, как известно, был дуэлянтом, и опыт в этой области у него был более чем достаточный, чтобы понимать, что такой человек, как Онегин, презирающий условности света, не пойдет на дуэль с другом из-за подобных условностей. Причина состоявшейся в романе дуэли – без даже попытки примирения со стороны Онегина – зависть посредственности к таланту .
(– Каин, за что ты убил брата Авеля? – Из зависти, Господи…)
Этой дуэлью Пушкин главную идею романа доводит до символического обобщения: посредственность – убийца таланта .
«ЕВГЕНИЙ ОНЕГИН» , при всей его кажущейся простоте, – самое сложное произведение в русской литературе. А может быть – и в мировой. Ведь того, что проделал с романом Пушкин, похоже, не делал никто ни до, ни после: он публикацией романа отдельными главами организовал игру, в которой убедил принять участие и Баратынского. Как показал Барков, «издатель» публикует главы «пишущегося Евгением Онегиным романа», Баратынский пародирует Онегина («цепляя» каждую главу) в своих произведениях, Онегин отвечает ему в последующих главах, пародируя Баратынского, и т.д. При этом, постоянно поддерживая «антиБаратынскую» направленность романа, Пушкин в жизни всеми средствами демонстрирует свою с Баратынским дружбу – вплоть до организации наглядных акций вроде совместной публикации (под одной обложкой) своей поэмы «Граф Нулин» и поэмы Баратынского «Бал».
Впервые эту «акцию» исследовал Барков, показав, как Пушкин задержал на год продажу уже отпечатанного «НУЛИНА» , дождался выхода из печати «Бала», сброшюровал половину тиража обеих поэм (по 600 экз.) под одну обложку и только после полной продажи конволюта Пушкин и Баратынский выпустили в продажу остальные 600 экз. отдельных изданий своих поэм. Так наглядно показывая свое доброжелательное отношение к Баратынскому, Пушкин предлагал читателям задуматься о смысле «антиБаратынских» выпадов в романе.
Если до сих пор мы не разобрались не только в общей эпиграмматической направленности «ЕВГЕНИЯ ОНЕГИНА» , но и в его структуре, то есть в пушкинском замысле , – в этом вины Пушкина нет: он сделал все необходимое, чтобы мы этот замысел разглядели. Для внимательного читателя в тексте романа были подсказки и кроме вышеприведенных, а каждая публикация отдельных глав сопровождалась подсказками в предисловиях или в полиграфическом оформлении, а также примечаниями к главам. И все же наше сегодняшнее восприятие «ЕВГЕНИЯ ОНЕГИНА» свидетельствует, что до истинного замысла не только при жизни Пушкина, но и впоследствии добрались единицы. Нетрудно представить, с каким недоумением читалась пушкинским окружением Первая глава романа, не говоря о последующих; замысел Пушкина не был понят даже друзьями, и вот какой была их реакция.
БАРАТЫНСКИЙ (из письма к И.В.Киреевскому.): «Евгений Онегин» – произведение «почти все ученическое, потому что все подражательно... Форма принадлежит Байрону, тон – тоже... Характеры его бедны. Онегин развит не глубоко. Татьяна не имеет особенности, Ленский ничтожен».
БЕСТУЖЕВ (из письма к Пушкину): «Дал ли ты Онегину поэтические формы, кроме стихов?»
ВЯЗЕМСКИЙ (из письма к жене): «Онегин» хорош Пушкиным, но, как создание, оно слабо».
КЮХЕЛЬБЕКЕР: «...но неужели это поэзия?»
РАЕВСКИЙ (из письма к Пушкину, пер. с фр.): «Я читал… в присутствии гостей вашего “Онегина”; они от него в восторге. Но сам я раскритиковал его, хотя и оставил свои замечания при себе».
РЫЛЕЕВ (из совместного письма Бестужева и Рылеева к Пушкину): «Но Онегин, сужу по первой песне, ниже и Бахчисарайского фонтана, и Кавказского пленника». Из письма РЫЛЕЕВА к Пушкину: «Несогласен…, что Онегин выше Бахчисарайского Фонтана и Кавказского Пленника».
В отзывах Баратынского и Вяземского видно, что замысел Пушкина им уже известен.
6
Упрекая Пушкина в слабости романа, его малохудожественности и цинизме , его друзья «порядочно не расчухали» , что роман «пишется Евгением Онегиным», а в прямом прочтении роман, «написанный Евгением Онегиным», и не мог быть высокохудожественным – он мог быть только банальным и циничным . В романе нет ни одной истинно мудрой мысли, ведь все эти банальные сентенции, вроде «Кто жил и мыслил, тот не может В душе не презирать людей» (Гл. 1, XLVI, 1 – 2) или «Врагов имеет в мире всяк, Но от друзей спаси нас, боже!» (Гл. 4, XVIII, 11 – 12), принадлежат Онегину, а не Пушкину. Вот почему на вопрос Бестужева «Дал ли ты Онегину поэтические формы, кроме стихов?» Пушкин отвечал: «Твое письмо очень умнó, но все-таки ты неправ, все-таки ты смотришь на “Онегина” не с той точки ...»
Так или иначе, но Пушкин должен был с друзьями объясняться. Независимо от того, как была ими понята «точка», с какой следовало смотреть на «Онегина», она была принята; вероятнее всего, с помощью ли Пушкина или без нее, его друзья впоследствии разобрались в романе, а из переписки видно, что брату Пушкин свой замысел объяснил. А как отнеслась к роману литературная критика?
Пока печатались первые главы, Пушкина хвалили – главным образом, в ожидании следующих глав. Причем хвалили, не понимая ни замысла, ни роли необычных литературных приемов, использованных им в «ОНЕГИНЕ» (и Белинский не был исключением, хотя интуитивно и добрался до некоторых верных оценок – например, справедливо отметив «эмбриональность» образа Татьяны Лариной). Но с годами, по мере выхода отдельных глав и новых поэм Пушкина, в которых он широко использовал прием передачи роли повествователя одному из персонажей или лицу «за кадром», тональность литературно-критического хора постепенно стала меняться в сторону разочарования и убежденности, что Пушкин исписался .
Постепенно сошли со сцены те, кто понимал истинные замыслы пушкинских поэм, трактовка романа в его прямом прочтении уже при жизни Пушкина и не без его прямого мистификационного участия утвердилась. Крайняя степень раздражения литературной критики и ее негативного отношения к роману была уже после смерти Пушкина выражена в известной статье Д.И.Писарева «Пушкин и Белинский», который прочитал «ОНЕГИНА» «с той точки», с какой его впоследствии читали и практически все читатели вплоть до нашего времени.
Любопытно, что писаревская оценка «Онегина» пушкинистикой фактически замолчана – и понятно, почему. На упреки Писарева в адрес пушкинского романа возразить практически невозможно – ведь разбор он строит как раз с той самой «точки», с какой на роман смотрят и наши пушкинисты, и с этой «точки» «ЕВГЕНИЙ ОНЕГИН» критиком буквально разгромлен. Но ему и в голову не приходило задаться вопросом о фигуре повествователя, как это до сих пор не приходит в голову и читателям, и пушкинистам, и на самом деле он громил роман, «написанный» Евгением Онегиным, тем самым проявляя замысел Пушкина . Если бы Пушкин дожил до писаревского разбора романа, он был бы вправе сказать ему с улыбкой: «Твоя статья “очень умнá, но не с той точки смотришь ”!»
Ну, а что бы сегодня сказал Александр Сергеевич, глядя на Монбланы статей и книг об «Онегине»? Полагаю, в ответе на этот вопрос и кроется причина, по которой он скрыл свою мистификацию и от современников, и от потомков и которая была обусловлена его характером мистификатора:
Читатель…, смейся: верх земных утех Из-за угла смеяться надо всеми.Вот и сегодня он Оттуда смеется над нами – с его белозубой улыбкой и заразительным смехом. А каждому из нас – выбирать, присоединиться к нему или прислониться к угрюмому молчанью пушкинистов, не желающих признаваться, что Пушкин так подшутил и над ними.
Примечания
Здесь и далее статья В.Шкловского цитируется по изданию: «Воля России», Прага, 1922; №6, с. 59 – 72, а Л.Стерн – по изданию: «Жизнь и Мнения Тристрама Шенди, джентльмена. Сентиментальное путешествие по Франции и Италии»; М., 1968.Цитаты из «Евгения Онегина» (в том числе примечания к роману) приводятся по репринтному изданию изд-ва «Воскресенье» (т. VI, М., 1995), из пушкинской переписки – по тт. XIII и XIV того же издания, М., 1996.