Краткая литературная энциклопедия в 12 томах читать. Пинский Л

«Слово о полку Игореве» - памятник древнерус. лит-ры конца 12 в. Написан неизвестным автором вскоре после похода Игоря Святославича, князя Новгород-Северского, на половцев в 1185 под свежим впечатлением от событий. В числе живых в «Слове» упоминается галицкий князь Ярослав Владимирович (Осмомысл), умерший 1 окт. 1187. Поход, о к-ром рассказывает «Слово», начался в конце апр. 1185. В нем приняли участие двоюродные братья киевского князя Святослава Всеволодовича - Игорь Святославич с сыном и племянником, князь трубчевский и курский Всеволод Святославич («Буй Тур»). Тяжелое поражение, к-рым закончился поход, послужило автору поводом для горьких раздумий о судьбах Русской земли и для страстного призыва к князьям прекратить раздоры и объединиться для отпора кочевникам.

О патриотической идее «Слова» писал К. Маркс: «Суть поэмы - призыв русских князей к единению как раз перед нашествием собственно монгольских полчищ» (Маркс К. и Энгельс Ф., Соч., 2 изд., т. 29, с. 16). Об идейно-худож. содержании «Слова» накопилась огромная исследоват. лит-ра. Это произведение лирическое и эпическое одновременно. Мн. образы (картины битвы, бегство Игоря из плена) восходят к фольклорной символике; плач Ярославны - к нар. причитаниям. Стихийная связь человека с природой, упоминание языческих богов - свидетельство поэтических воззрений народа той эпохи. В нем соединились традиции устного и письменного творчества, придавшие памятнику ту неопределенность в жанре, к-рая была типична для 11-12 вв., когда жанровая система русской литературы еще не успела достаточно определиться. Вместе с произв. Кирилла Туровского, «Словом о погибели Русской Земли», «Киево-печерским патериком» и мн. страницами Ипатьевской летописи «Слово» свидетельствует о высокой лит. культуре Руси 11-12 вв. Худож. высота «Слова» соответствует худож. уровню рус. живописи того же времени (иконы, фрески в храмах Киева, Новгорода, Пскова, Владимиро-Суздальской Руси и пр.), зодчества (церковь Покрова на Нерли, Георгиевский собор Юрьева монастыря в Новгороде, собор в Юрьеве-Польском и пр.). «Слово» в сильнейшей степени повлияло на памятник нач. 15 в. - «Задонщину», а через нее и на нек-рые другие памятники 15-17 вв., но к этому времени само «Слово» уже было слишком трудным для понимания и сравнительно мало интересовало своей темой; поэтому оно сохранилось в одном только списке, к-рый находился в др.-рус. сб-ке, открывавшемся обширным Хронографом. Сборник был приобретен в нач. 90-х гг. 18 в. собирателем рус. древностей графом А. И. Мусиным-Пушкиным у б. архимандрита упраздненного к тому времени Спасо-Ярославского монастыря Иоиля. В 1800 вышло первое изд. «Слова», выполненное Мусиным-Пушкиным в сотрудничестве с лучшими археографами того времени H. H. Бантышом-Каменским и А. Ф. Малиновским. Список «Слова», находившийся в доме Мусина-Пушкина в Москве, погиб в пожаре 1812. Сохранилась копия со списка «Слова» и перевод, сделанные для Екатерины II (опубл. в 1864 П. П. Пекарским). Палеографич. анализ данных о погибшем списке позволяет считать, что он относился к 16 в. Список «Слова» видели знатоки др.-рус. рукописей H. M. Карамзин и А. И. Ермолаев. Поскольку список «Слова» был довольно поздним, в нем уже были ошибки и темные места. Количество ошибок возросло в копии и первом издании. Издатели не поняли отд. написания, неправильно разделили текст (в списке текст написан сплошь - без разделения на слова), ошибочно истолковали нек-рые географич. наименования, имена князей. Большая часть ошибок и темных мест была объяснена исследователями 19 и 20 вв.

Вскоре после издания «Слова», но еще до гибели списка, возникли сомнения в древности памятника. Предполагалось, что «Слово» написано позднее 12 в., но не позднее даты списка (т. е. 16 в.). Подобные суждения высказывались и в отношении др. памятников («Повесть временных лет», «Русская Правда») соответственно положениям скептической школы рус. историографии того времени. Гл. скептиками после гибели списка «Слова» выступали О. И. Сенковский и М. Т. Каченовский. После открытия в сер. 19 в. «Задонщины» - памятника нач. 15 в., подражавшего «Слову», сомнения на нек-рое время прекратились. Однако в конце 19 в. франц. славист Л. Леже, а в 30-е гг. 20 в. франц. славист А. Мазон стали утверждать, что не «Задонщина» написана в подражание «Слову», а «Слово» создано в конце 18 в. в подражание «Задонщине», список которой был якобы уничтожен фальсификаторами «Слова». Доказательства, приведенные советскими, зап.-европ. и амер. исследователями в защиту подлинности «Слова», вынудили совр. скептиков усложнить аргументацию и нарисовать запутанную и малоубедительную картину создания «Слова».

Создание «Слова» относится к тому историч. периоду, когда др.-рус. лит-ра еще не разделилась на лит-ру русскую, украинскую и белорусскую. Оно в равной мере принадлежит всем трем братским народам и оказало влияние на все три лит-ры. Мотивы и образы «Слова» отразились в творчестве А. Н. Радищева, В. А. Жуковского, А. С. Пушкина, Н. В. Гоголя, К. Ф. Рылеева, Н. М. Языкова, А. Н. Островского, А. А. Блока, И. А. Бунина, Б. А. Лавренева, в поэзии Т. Шевченко, И. Франко, П. Тычины, М. Рыльского, Я. Коласа и др. Поэтич. переложения слова принадлежат В. А. Жуковскому, А. Н. Майкову, К. Д. Бальмонту, Н. А. Заболоцкому, Л. И. Тимофееву, В. И. Стеллецкому, А. Степанэ, А. К. Югову и др.

Издания: Слово о полку Игореве, изд. Н. Тихонравовым, 2 изд., М., 1868; Слово о полку Игореве, под ред. В. П. Адриановой-Перетц, М. - Л., 1950; Дмитриев Л. А., История первого издания «Слова о полку Игореве». Материалы и исследования, М. - Л., 1960; Слово о полку Игореве. Др.-рус. текст и переводы., М., 1965; Слово о полку Игореве. Сост. и подгот. текстов Л. А. Дмитриева и Д. С. Лихачева, 2 изд., Л., 1967.

Лит.: Миллер Вс., Взгляд на Слово о полку Игореве, М., 1877; Потебня А., Слово о полку Игореве, 2 изд., X., 1914; Смирнов А., О Слове о полку Игореве, 1-2, Воронеж, 1877-79; Барсов Е. В., Слово о полку Игореве как худож. памятник Киевской дружинной Руси, ч. 1-3, М., 1887-89; Перетц В. М., Слово о полку Ігоревім. Пам’ятка феодальноі України-Руси XII в., К., 1926; Орлов А. С., Слово о полку Игореве, 2 изд., М. - Л., 1946; Лихачев Д. С., Слово о полку Игореве, 2 изд., М. - Л., 1955; «Слово о полку Игореве» - памятник XII века. Сб. ст., М. - Л., 1962; Словарь-справочник «Слова о полку Игореве», в. 1-3, М. - Л., 1965-69; Слово о полку Игореве и памятники Куликовского цикла. К вопросу о времени написания «Слова», М. - Л., 1966; Зимин А. А., Приписка к псковскому Апостолу 1307 года и «Слово о полку Игореве», «Рус. лит-ра», 1966, № 2; его же, Спорные вопросы текстологии «Задонщины», там же, 1967, № 1; Mazon A., Le Slovo d’Igor, P., 1940; Jakobson R., La Geste du Prince Igor’, в его кн.: Selected writings, The Hague - P., 1966; «Слово о полку Игореве». Библиография изданий, переводов и исследований, сост. В. П. Адрианова-Перетц, М. - Л., 1940: ее же, «Слово о полку Игореве» и памятники рус. лит-ры XI-XIII вв., Л., 1968; «Слово о полку Игореве». Библиографич. указатель, под ред. С. К. Шамбинаго, М., 1940; «Слово о полку Игореве». Библиография изданий, переводов и исследований. 1938-1954, сост. Л. А. Дмитриев, М. - Л., 1955.

Г. П. Пирогов. Гончаров // Краткая литературная энциклопедия. М., 1964. Т. 2. Ст. 261-266.

ГОНЧАРÓВ, Иван Александрович - рус. писатель. Род. в купеч. семье. Учился в Моск. коммерч. училище (1822-30). Окончив словесное отделение Моск. ун-та (1831-34), служил при канцелярии

губернатора в Симбирске (1834-35), потом в Петербурге в департаменте внешней торговли Министерства финансов. В этот период Г. сблизился с семьей академика живописи Н. А. Майкова, сыновьям к-рого - Аполлону и Валериану, будущим поэту и критику, преподавал лит-ру. В салоне Майковых при участии Г. составлялись рукописные альманахи «Подснежник» и «Лунные ночи», в к-рых будущий писатель поместил анонимно свои первые соч. К лит. деятельности Г. обратился будучи студентом 1-го курса ун-та: перевел две главы романа Э. Сю «Атар-Гюль» («Телескоп», 1832, № 15). Первые стихотв. опыты Г. были подражанием романтич. поэтам. Более самостоятельными явились его повести «Лихая болесть» («Подснежник», 1838, № 12) и «Счастливая ошибка» («Лунные ночи», 1839). Из ранних произв. наиболее значителен очерк «Иван Саввич Поджабрин» (1842, опубл. в «Современнике», 1848), написанный в духе т. н. физиологич. очерков той поры, характерных для натуральной школы. В 1846 Г. познакомился с В. Г. Белинским, оказавшим значит. влияние на развитие демократич. воззрений и реалистич. эстетики Г. Первый его роман «Обыкновенная история» (1844-46, «Современник», 1847) по характеру критич. изображения действительности, антидворянской направленности, по особенностям реалистич. письма, вниманию к бытовым описаниям, портретным зарисовкам и т. п. тесно примыкает к произв. критич. реализма 40-х гг.- т. н. натуральной школы. В. Г. Белинский видел в нем «...страшный удар романтизму, мечтательности, сентиментальности, провинциализму» (Письмо к В. П. Боткину от 15-17 марта 1847, см. Полн. собр. соч., т. 12, 1956, с. 352). С окт. 1852 по авг. 1854 Г. участвовал в качестве секретаря адмирала Е. В. Путятина в экспедиции на военном фрегате «Паллада». Он побывал в Англии, Южной Африке, Малайе, Китае, Японии. В февр. 1855 вернулся в Петербург сухопутным путем, через Сибирь и Заволжье. Впечатления от путешествия составили цикл очерков «Фрегат Паллада», печатавшихся в журналах (1855-57; отд. изд. 1858). В них с большим худож. мастерством изображены природа, психология, быт и нравы народов Европы и Азии, проникновение капитализма в патриархальный мир Востока.

С 1856 Г. стал цензором, затем гл.редактором официозной газ. «Северная почта» (1862-63), членом совета

В последние годы жизни, оставив службу и выйдя в отставку, Г. написал очерки «Слуги старого века», «Превратность судьбы», рассказ «Литературный вечер», критич. статьи. В лучшей статье - «Мильон терзаний» (1872), свидетельствующей о ярком таланте Г. как лит. критика, дана тонкая оценка содержания и худож. своеобразия «Горя от ума» и его сценич. воплощения. В «Заметках о личности Белинского» (1881) Г. сумел объективно и сочувственно показать ряд важных черт Белинского, его критич. деятельности, отметив в ней сочетание эстетич. анализа и публицистичности. Особое место занимают критич. заметки Г. о собств. соч.: «Предисловие к роману „Обрыв”» (1869, опубл. 1938), «Намерения, задачи и идеи романа „Обрыв”» (1876, опубл. 1895), «Лучше поздно, чем никогда» (опубл. 1879). Лит.-критич. статьи Г. содержат глубокое обоснование принципов критич. реализма.

Г. вошел в историю рус. и мировой лит-ры как мастер реалистич. прозы. Его романы представляют своеобразную трилогию, в к-рой отражены существ, стороны жизни рус. общества 40-60-х гг. 19 в. Три романа Г. объединены между собой не общими персонажами,

Усилиями сов. текстологов были опубл. неизвестные ранее произв. Г.: «Уха» (сб. «И. А. Гончаров и И. С. Тургенев», 1923), «Необыкновенная история» (в кн.: «Сборник Российской публичной б-ки», т. 2, в. 1, П., 1924), «Счастливая ошибка» (сб. «Недра», 1927, кн. 11), «Письма столичного друга к провинциальному жениху» (1930), «Лихая болесть» («Звезда», 1936, № 1), ранние стихи («Звезда», 1938, № 5), критич. статьи. В первые годы развития сов. лит-ведения в работах В. Ф. Переверзева проявилось стремление социологически осмыслить творч. путь писателя в единстве его содержания и формы («К вопросу о социальном генезисе творчества Гончарова», «Печать и революция», 1923, кн. 1, 2). В дальнейшем появились исследования, стремившиеся преодолеть одностороннее социологизирование в понимании творч. пути писателя: работы В. Е. Евгеньева-Максимова, Н. К. Пиксанова, Б. М. Энгельгардта, А. П. Рыбасова, А. Г. Цейтлина и др. Среди заруб, работ о Г. наиболее значительны исследования франц. слависта А. Мазона, насыщенные новым фактич. материалом.

Соч.: Полн. собр. соч., т. 1-9, СПБ, 1886-89; то же, 5 изд., т. 1-9, СПБ, 1916; Полн. собр. соч., т. 1-12, СПБ, 1899; Собр. соч., т. 1-8, [Вступ. ст. С. М. Петрова], М., 1952-55; Собр. соч., т. 1-6, М., 1959-60; Путевые письма И. А. Гончарова..., публ. и коммент. Б. Энгельгардта, в кн.: Лит. наследство, т.22-24, М.-Л., 1935; в кн.: Фельетоны сороковых годов. Журн. и газ. проза И. А. Гончарова, Ф. М. Достоевского, И. С. Тургенева, М.-Л., 1930; Повести и очерки. Ред., предисл. и прим. Б. М. Энгельгардта, Л., 1937; Лит.-критич. статьи и письма. Ред., вступ. ст. и прим. А. П. Рыбасова, Л., 1938.

Лит.: Белинский В. Г., Взгляд на рус. лит-ру 1847 г., Полн. собр. соч., т. 10, М., 1955; Добролюбов Н. А., Что такое обломовщина?. Собр. соч., т. 2, М., 1952; Писарев Д. И., Обломов, Избр. соч., т. 1, М., 1955; его же, Писемский, Тургенев и Гончаров, там же; его же, Женские типы в романах и повестях Писемского, Тургенева и Гончарова, там же; Салтыков-Щедрин М. Е., Уличная философия, Полн. собр. соч., т.8, М., 1937; Шелгунов Н. В., Талантливая бесталанность, в кн.: Избр. лит.-критич. статьи, М.-Л., 1928; Венгеров С. А., Гончаров, Собр. соч., т. 5, СПБ, 1911; Ляцкий Е. А., Гончаров. Жизнь, личность, творчество, СПБ, 1912; Короленко В. Г., И. А. Гончаров и «молодое поколение». Собр. соч., т. 8, М., 1955; Кропоткин П., Идеалы и действительность в рус. лит-ре,

СПБ, 1907 (гл. «Гончаров, Достоевский, Некрасов»); Мазон А., Материалы для биографии и характеристики И. А. Гончарова, СПБ, 1912; Азбукин В., И. А. Гончаров в рус. критике (1847-1912), Орел, 1916; Утевский Л. С., Жизнь Гончарова, М., 1931; Бейсов П., Гончаров и родной край, [Ульяновск], 1951; Добровольский Л. М., Рукописи и переписка И. А. Гончарова в Ин-те рус. лит-ры, «Бюллетени рукописного отдела Пушкинского дома», [т. З], М.-Л., 1952; Лаврецкий А., Лит.-эстетич. идеи Гончарова, «Лит. критик», 1940, № 5-6; Евгеньев-Максимов В. Е. И. А. Гончаров. Жизнь, личность, творчество, М., 1925; Пиксанов Н. К., Белинский в борьбе за Гончарова, «Уч. зап. ЛГУ. Сер. филологич. наук», 1941, в. 11; его же, «Обломов» Гончарова, «Уч. зап. МГУ», 1948, в. 127; его же, Мастер критич. реализма И. А. Гончаров, Л., 1952; Цейтлин А. Г., И. А. Гончаров, М., 1950; Рыбасов А. П., И. А. Гончаров, [М.], 1957; Пруцков Н. И., Мастерство Гончарова - романиста, М.-Л., 1962; И. А. Гончаров в рус. критике. Вступ. ст. М. Я. Полякова, М., 1958; Алексеев А. Д., Летопись жизни и творчества И. А. Гончарова, М.-Л., 1960; История рус. лит-ры XIX в. Библиографич. указатель, под ред. К. Д. Муратовой, М.- Л., 1962; Мazоn A., Un maître du roman russe Ivan Gontcharov. 1812-1891, P., 1914.

Г. П. Пирогов.

Самое существительное – конечно, «подписчик».

Прилагательное, а настоящее время почти необходимое, – премия, обращающая священный храм литературы в торговый рынок.

Из числительных замечательны особенно первое, второе и третье предостережения.

Неопределенное наклонение – «с одной стороны нельзя не признаться, но с другой стороны нельзя не сознаться…» Обстоятельства образа действия – «не зависящие от редакции обстоятельства».

Местоимение – «и нашим, и вашим».

Повелительное наклонение – «молчи и вянь» (из басен Крылова).

Литературная география

Литераторы различают места не столь отдаленные и места более или менее отдаленные. Из городов замечательны особенно: Пинега и Архангельск.

Литературная метеорология и физика

Погода постоянно пасмурная, воздух тяжелый, дышать трудно, сильное давление атмосферы.

«Опытные» литераторы всегда могут узнать, откуда ветер дует, и держат нос по ветру.

Литературная фауна и флора

Процветает скотоводство. Известна особая порода так называемых «ласковых телят». Просим отличать их от «Макаровых телят».

Обрабатываются «бараньи рога». Замечательны «московские раки».

Произрастают, яблоки раздора, фиги (для желающих начать новое издание) и клубника.

Литературные болезни

Сухотка и водянка. Могут быть излечены только при перемене погоды. Некоторые московские публицисты страдают «головными болями».

Литературная война

Называется «полемикой» и заключается в том, что один пошлет другому печалено «дурака» и получит сдачи «болвана». Скоро, удобно и не кровопролитно.

Литературные пути сообщения

Около вопроса и сюжета ходят обыкновенно «окольными путями». На литературном пути много кочек, рытвин и камней преткновения. Он усеян терниями.

По сторонам литературного пути стоят в виде, так сказать, верстовых столбов знаки препинания.

Литературное устройство

Издатель – это министр финансов, редактор – министр внутренних дел.

Корректор – это литературная прачка, наблюдающая за чистотою правописания.

Литературное кладбище

Состоит из красных крестов над статьями, погибшими во цвете лет.

Литературный маскарад

notes

1

Сухотка и водянка. В № 17 «Осколков» за тот же год помещен заглавный рисунок В. П. Порфирьева «На прогулке», со стихотворным диалогом И. Ланского.

«Он [русский журнал, с головой Салтыкова-Щедрина, с надписью на обложке „Отечественные записки“].

Ух, от водянки я толстею
И раз лишь в месяц выхожу.

Она [русская газета, с надписью „Новости“].

Ах, от сухотки все худею,
На лист сухой я похожу.
Одно могу теперь сказать:
Потребен воздух нам… на воздух!
Он. Но как же будем здесь гулять,
Где испаряет лишь навоз дух?»

Рабле.

Краткая литературная энциклопедия.

http://feb-web.ru/feb/kle/kle-abc/ke6/ke6-0171.htm

РАБЛЕ́ (Rabelais), Франсуа — франц. писатель. Род. в имении своего отца Антуана Рабле, юриста и землевладельца, сына зажиточного крестьянина. В молодости Р. был монахом францисканского монастыря в Пуату, где ревностно изучал латынь и самоучкой др. -греч. яз., тогда еще мало кому доступный во Франции. Эти занятия навлекли на него преследования со стороны невежеств. монастырского начальства, но за Р. заступились друзья, в том числе глава франц. гуманизма и советник короля Г. Бюде, с к-рым Р. переписывался. С разрешения папы Р. в 1525 перешел в монастырь бенедиктинцев, а в 1527 и вовсе покинул монастырские стены. Начались характерные для гуманиста Возрождения годы странствий по университетским городам Франции и ее торговым центрам, обогатившие Р. знанием жизни, культуры, экономики. Он изучал право в Пуатье, медицину в Монпелье, где ему присудили степень бакалавра (1530), позже — д-ра медицины (1537). Большой успех имели здесь его лекции. В должности врача Р. работал в Лионе, Нарбонне, Монпелье и за пределами Франции.

Лит. деятельность Р. начал в Лионе (1532), издав «Афоризмы» («Aphorismes») Гиппократа (с собств. комментариями), собрания юридич. актов, а также альманах и пародийные «Предсказания Пантагрюэля» («Pantagruéline prognostication»). Тогда же в качестве продолжения одного лубочного романа о великанах, имевшего огромный успех, вышло первое недатиров. издание «Пантагрюэля» (2-я часть романа Р.; датиров. 2-е изд. 1533), а затем и «Гаргантюа» (1534) — обе книги под прозрачным псевд. Алькофрибас Назье (анаграмма от Франсуа Рабле). Откровенное и дерзкое свободомыслие романа («Третья книга», 1546, «Четвертая книга», 1552), встреченного современниками с восторгом (11 прижизненных изд. «Гаргантюа», 19 изд. «Пантагрюэля», 10 изд. «Третьей книги»), навлекло на Р. преследования. Каждая книга Р. подвергалась запрещению со стороны Сорбонны, в связи с чем он часто вынужден был скрываться за пределы Франции. Покровителями Р. были просвещенные сановники бр. Дю Белле, личным врачом к-рых он был. Гильом Дю Белле, одно время наместник короля в Пьемонте, послужил как правитель прототипом для «доброго Пантагрюэля» «Третьей книги»; в свите Жана Дю Белле, парижского епископа (позже кардинала), Р. совершил три путешествия (отчасти бегства) в Италию (1533, 1535, 1548), сыгравших важную роль в его духовном развитии. В замке кардинала дописывалась «Четвертая книга». В 1551 кардинал Дю Белле исходатайствовал для Р. два сел. прихода (один из них Медонский), но обязанностей священника Р. не исполнял (трехвековые легенды о шутовских выходках «медонского кюре» развеяны новейшими исследователями). Незадолго до смерти он отказался от обоих приходов. Аутентичность (подлинность) посмертной «Пятой книги Пантагрюэля» (1564) в наше время критикой почти единодушно отвергается; она создана неизв. автором, вероятно, с использованием каких-то материалов, оставшихся после Р.

При всем разнообразии гуманистич. деятельности Р. (медицина, юриспруденция, филология, археология и др.), он как писатель — «муж единой книги». Но эта книга — энциклопедич. памятник культуры франц. Возрождения, религ. и политич. жизни Франции, ее философской, педагогич. и научной мысли, ее духовных устремлений и социального быта; произв., сопоставимое по худож. и историко-культурному значению с «Божественной комедией» Данте и «Человеческой комедией» О. Бальзака. Это произв. (начиная с подзаголовка «книга полная пантагрюэлизма») — насквозь концептуальное, с последовательно выдержанным гуманистич. углом зрения. Универсальный смех над отжившим миром в духе «Похвалы глупости» (сохранилось восторженное письмо Р. к Эразму Роттердамскому) и безграничная вера в обновление жизни, в социальный и технич. прогресс, принимающая форму предсказаний великих открытий и изобретений (панегирик «пантагрэлиону» в конце «Третьей книги») или форму утопии будущего свободного общества (описание Телемского аббатства) сливаются в двузначном смехе Р. За необузданной фантастикой и с виду хаотич. построением книги, «... наиболее причудливой в мировой литературе» (France A., Œuvres complètes, v. 17, P., 1928, p. 45), читатели «Гаргантюа и

Пантагрюэля» во все времена ощущали великую трезвость и стройность мысли. Сам Р. определяет «пантагрюэлизм» как «... глубокую и несокрушимую жизнерадостность, перед которой все преходящее бессильно...» («Гаргантюа и Пантагрюэль», М., 1966, с. 437). Концепцию Р. исторически питает «... величайший прогрессивный переворот из всех, пережитых до того времени человечеством...» (Энгельс Ф., см. Маркс К. и Энгельс Ф., Соч., 2 изд., т. 20, с. 346). Художественно она воплощена в «пантагрюэльских» («всежаждущих») натурах его героев-великанов и их компании, в параллелизме «вина» и «знания», двух лейтмотивов, означающих телесное и духовное раскрепощение личности, «... ибо между телом и духом существует согласие нерушимое» («Гаргантюа и Пантагрюэль», с. 321). «Пантагрюэлизм» отвергает подавление чувств. потребностей, любой вид аскетизма — религиозного, морального, хозяйственного, политического, — как и ограничение духовной свободы, любой вид догматики. Отсюда и реализованная метафора (материализация духовного, одухотворение материального) — форма комического, — органичная для худож. ви́дения Р., для его стихийного материализма и чувства всеобщей взаимосвязи в жизни природы и общества. Этой концепцией пронизано и образотворчество Р. Все враждебное Природе («порождения Антифизиса», на языке Р.) демонстрируется на эпизодич. образах. Комизм противоестественного — это всякого рода косность, самодовольный обскурантизм, тупая догматика, фанатизм — гротески зашедших в тупик маньяков, застывших односторонностей сознания (утрировка — любимый прием Р.). Р. поэтому осмеивает и обжор (остров Гастер, где поклоняются Желудку), и культ отвлеченного знания (остров Квинтэссенции). Эпизодические («преходящие») персонажи и изолированные «острова» служат для любознат. пантагрюэльцев отрицат. примерами в их «образовательном» путешествии к Истине.

Также, но по-иному, гротескны основные, проходящие через все повествование, герои; в них раскрывается естеств. и всесторонняя человеческая натура. Основа гротеска здесь — динамичность жизни, разрастание (до фантастич. размеров), перерастание (любого данного состояния), парадоксальность (перехода в противоположное), избыточность льющихся через край жизненных сил, способность натуры к неожиданным «мутациям», относительность и зыбкость любых определений (ограничений) человека. Индивидуализация типов у Р. далека и от средневековой (корпоративной), и от позднейшей; «антропологические» характеры Р. (как и у М. Сервантеса, У. Шекспира) отмечены интересом к максимуму, к «потолку» саморазвития натуры, одновременно универсально человеческой и индивидуально характерной. Уже имена двух центральных и противоположных по характеру героев указывают на универсальность (Пантагрюэль — «Всежаждущий», Панург — «Человек Всё могущий», «Ловкач»); Панург — «... это вкратце все человечество» (France A., Œuvres complètes, v. 17, P., 1928, p. 94). Но и Пантагрюэль — не «представитель» гуманизма Возрождения, а как бы само гуманистич. движение или — тоже «вкратце» — все человечество в чаемом близком будущем. Более конкретно — Панург «олицетворяет народ» (см. «Бальзак об искусстве», М. — Л., 1941, с. 383).

Исторически в бродяге Панурге воплощен народ эпохи Возрождения, беспокойный народ на заре капиталистической эры, брожение социальных низов как жизненная основа критического начала в гуманизме Возрождения, на языке Р., — «пантагрюэлизма». Вечными «вопросами» Панурга и сомнениями в данных ему ответах мотивируется в последних трех книгах и сюжет путешествия в поисках Истины, т. е. саморазвитие человеческого духа, развитие жизни. Снисходительность Р. к порокам Панурга, даже откровенное восхищение им («а в сущности чудеснейший из смертных»), гротескное единство Панурга и Пантагрюэля (внутр. родство их как нерасторжимой пары) — полны глубокого смысла: народный писатель Р. — величайший оптимист. Идеальные «добрые короли» Р. далеки от позднейшего идеала «просвещенного абсолютизма»: политич. мысль Р. чужда пафоса регламентации, проникнута верой в разумность стихийного хода вещей. Пантагрюэль противопоставлен «демоворам» («пожирателям народа»), поглощению народа гос-вом, отождествленным с правителем-государем. Характерен для Р. гротеск брата Жана, «самого монашеского монаха»: именно ему в первой книге, где нет еще Панурга, дано основать своего рода «антимонастырь» Телемского аббатства, идеал свободного общества с девизом «Делай что хочешь...». Отрицание Р. всегда относится к учреждениям и нравам, к преходящим обществ. формам, а не к человеческой природе.

Р. прежде всего — гений комического. Источник смеха Р. не только уже отмеченное движение жизни во времени, но и «несокрушимая жизнерадостность» здоровой человеческой натуры, способной возвыситься над временным своим положением, понять его как временное; комизм независимости сознания, несоответствия его обстоятельствам, комизм «спокойствия духа» (скрытая ирония в неизменно положительных сентенциях невозмутимого мудреца Пантагрюэля, открытая ирония трусливого Панурга над самим собой и своими «страхами»). В целом смех Р. — не сатира, к, к-рой он часто близок по материалу (социальные пороки), но не по тону, веселому и веселящему, глумящемуся над злом, но лишенному тревоги, страха перед ним. Он далек и от юмора, витающего между комическим и грустным; смех Р. не претендует на сердечность и не взывает к сочувствию. Это многозначный по оттенкам, но всегда бодрый, радостный, «чисто комический», праздничный смех, как в античном «комосе» («гулящая компания ряженых») на празднествах Диониса; извечно нар. чувство смеха как симптома счастья, довольства жизнью, беспечности, здоровья. Но смех, согласно д-ру медицины Р., обладает и обратной, исцеляющей и возрождающей силой, рассеивая скорбь, чувство разлада с жизнью как упадочное «болезненное» состояние духа (в медицине 16 в. широко распространена теория лечения недугов смехом). Вслед за Аристотелем Р. заявляет, что «смех свойственен человеку». Смех свидетельствует о ясном духовном зрении и дарует его; «освобождая от всяких аффектов», замутняющих сознание, смех играет для познания жизни «терапевтическую» роль.

Слава Р. в потомстве и его «репутация» как мастера комического весьма поучительны: на протяжении четырех столетий постепенно раскрывается величие и многогранность его смеха. Современники свидетельствуют о всенародной популярности Р. в 16 в.: Р. равно ценят гуманисты и простой народ (страницы «Пантагрюэля» читались на площадях во время карнавалов); никому тогда роман Р. не казался загадочным. Но уже для 17 в. с его культом приличий, для классицистов забавный Р. — всего лишь писатель нецивилизованной природы, хотя и безумно смешной (см. М. де Севинье, «Письма», письмо от 4. XI. 1671), или — когда за ним признается и мудрость — в целом «неразрешимая загадка», «химера» (см. Ж. де Лабрюйер, Характеры, или нравы нынешнего века, М., 1964, с. 37); более всего ценили тогда Р. свободомыслящие (Ж. Лафонтен, Мольер, мастера бурлескных жанров). 18 в. открывает критическое, гражд. начало смеха «Гаргантюа и Пантагрюэля» как сатиры на папу, церковь и все события того времени (см. Вольтер, Письмо к Дюдеффан от 12. IV. 1760), шутовством зашифрованной; отсюда и расцвет аллегорич. истолкования Р.; общественность франц. революции видела в нем великого предшественника, родной город Р. в годы революции переименован в Шинон-Рабле.

Подлинный культ Р. утвердился в период романтизма, когда его ставят рядом с Гомером, Данте и Шекспиром, «родоначальными гениями» европ. лит-р (см. F. R. Chateaubriand, в кн.: Boulenger J., Rabelais à travers les âges, P., 1925, p. 76). Органич. сращение в образах Р. противоположных начал — высокого и низменного, оценивается В. Гюго как идеал гротеска, выдвигаемого романтиками в качестве ведущего принципа для совр. иск-ва. Для Бальзака Рабле — величайший ум человечества нового времени («Кузен Понс»).

Со 2-й пол. 19 в. позитивистская критика (П. Стапфер, Э. Жебар, в России Александр Н. Веселовский) стремилась установить историко-культурное значение романа Р. В 1903 было организовано «Общество изучения Рабле» во главе с А. Лефраном, регулярно выпускавшее «Обозрение работ о Рабле» (с 1913 «Обозрение XVI века»). Выходило (1912—31) монументальное, но доведенное только до «Третьей книги» богато комментированное критич. изд. «Гаргантюа и Пантагрюэля». Множество изысканий посвящено текстологии (Ж. Буланже), топографии (А. Клузо), биографич. реалиям фантастики (А. Лефран), языку Р. (Л. Сенеан), его биографии (итоговая работа Ж. Платтара), источникам идей и громадной эрудиции (Платтар), влиянию Р. в веках (Буланже, Сенеан). Меньше внимания уделялось в 20 в. Р. -художнику (за исключением мастерства стиля) и совсем мало — комич. началу. Единомышленники Лефрана не придают большого значения раблезианскому смеху, оценивая его как «маскировку» (см. A. Lefranc, Rabelais, P., 1953, p. 196) или «забаву ученого» (см. J. Plattard, Fr. Rabelais, P., 1932, Conclusion), тем самым возвращаясь к репутации смеха Р. в 17 в. Взятые вне специфически художественной формы, идеи Р. после исследования источников оказываются поэтому «заимствованными», «противоречивыми» и «разочаровывающими читателя».

Во всей глубине кризис совр. раблеведения на Западе обозначился после выхода известной книги историка Л. Февра. Худож. мышление Р., свободное от рассудочности последующего иск-ва, пронизанное стихийной диалектикой, Февр истолковал как родственное «дологическому мышлению», недоступное сознанию нового времени; «донаучные» идеи Р. объявлены духовно «бездетными» (см. L. Febvre, Le problème de l’incroyance au XVI siècle. La réligion de Rabelais, P., 1947, p. 466), не оказавшими влияния на последующую мысль, а смех — «лишенным значения», всего лишь архаическими (до эпохи Реформации!) фамильярными шутками благочестивого католика. Исследователь 20 в. не должен, согласно А. Лефевру, доверять своему чувству комического, читая Р., к-рый тем самым становится «писателем не столько непо́нятым, сколько просто непонятным» (Lefebvre H., Rabelais, P., 1955, p. 10).

В монографии М. М. Бахтина (1965) обоснована новая интерпретация романа Р. как вершины многовековой нелитературной, неофиц. линии нар. творчества, слившейся в эпоху Возрождения с гуманизмом, а в романе Р. единственный раз во всей мощи вошедшей в лит-ру.

Роман раскрывается как образец «празднично карнавального» иск-ва с особым двузначным «амбивалентным» смехом, где хула и хвала, смерть и рождение слиты как две стороны процесса «возрождения через осмеяние», с особым поэтич. языком «гротескного реализма», понимание к-рого позднее было почти утрачено, чем и объясняется парадоксальная история репутации Р. в потомстве. Роман Р., согласно Бахтину, играет поэтому исключительную «освещающую» роль для понимания художественного творчества прошлых эпох мировой литературы, — помимо его значения для фольклорного искусства.

В России популярность Р. начинается по сути только после 1917; единств. дореволюц. перевод «Гаргантюа и Пантагрюэля» А. Н. Энгельгардта (1901) совершенно неудовлетворителен. В 1929 появился сокращенный перевод В. Пяста. Новейший перевод Н. М. Любимова (1961) — одно из высших достижений переводч. иск-ва в рус. лит-ре.

Соч.: Œuvres, éd. critique, publ. par A. Lefranc , v. 1—5, P., 1913—31 (незаконч.); Œuvres complètes, texte établi et annoté par J. Boulenger, ; в рус. пер. — Гаргантюа и Пантагрюэль, пер. Н. Любимова, М., 1966.

Лит.: Веселовский А. Н., Рабле и его роман, в его кн.: Избр. статьи, Л., 1939; Евнина Е. М., Ф. Рабле, М., 1948; Вайман С., Худож. метод Рабле, [Душанбе], 1960; Пинский Л., Смех Рабле, в его кн.: Реализм эпохи Возрождения, М., 1961; Бахтин М., Творчество Ф. Рабле и нар. культура средневековья и Ренессанса, М., 1965; Stapfer P., Rabelais, sa personne, son génie, son œuvre, P., 1889; Schneegans H., Geschichte der grotesken Satire, Stras., 1894; Lefranc A., Les navigations de Pantagruel, P., 1905; Plattard J., L’œuvre de Rabelais. Sources, invention et composition, P., 1910; его же, La vie de F. Rabelais, P., 1929; Sainéan L., La langue de Rabelais, v. 1—2, P., 1922—23; его же, Problèmes littéraires du XVI siècle, P., 1927; его же, L’influence et la réputation de Rabelais, P., 1930; Boulenger J., Rabelais à travers les âges, P., 1925; Lote G., La vie et l’œuvre de F. Rabelais, P., 1938; Febvre L., Le problème de l’incroyance au XVI siècle. La réligion de Rabelais, nouv. éd., P., 1947; F. Rabelais. Ouvrage publié pour le 400 ans de sa mort, Gen., 1953; Tetel M., Rabelais, N. Y., (имеется библ.).