Перченко михаил ефремович. Михаил Перченко

Март 2012 г.

Отчет

В марте этого года слушатели Института арт бизнеса и антиквариата отправились в незабываемое арт-путешествие по знаковым для любого антиквара местам Бельгии и Голландии. Нашим консультантом выступил один из крупнейших коллекционеров старых мастеров в России Михаил Ефремович Перченко, прекрасно ориентирующийся на европейском арт-рынке. Вот основные вехи нашего путешествия:

TEFAF-2012

Мы с нашими студентами не могли пропустить юбилейную выставку TEFAF - крупнейшую ярмарку антиквариата в Европе, которая в 2012 году отмечает 25-летие. TEFAF является синонимом высочайшего качества - от тщательного выбора экспонентов (арт-дилеров и галерей) до строгого отбора работ, предназначенных для выставки. Ярмарка расширяет спектр своей работы, и сегодня на TEFAF представлены практически все виды искусства от древности до современности, включая дизайн.

Беседа с руководством галереи «De Jonckheere».: И. А. Колосова, М.Е. Перченко, Франсуа и Жорж Де Жонкер. Галерея специализируется на продаже работ Брейгелей и других старых мастеров, является членом «Палаты экспертов-искусствоведов Бельгии» и «Национального синдиката французских антикваров». В этом году их стенд украшали первоклассные работы Питера Брейгеля Младшего и Лукаса Гасселя.

Каждый предмет, выставляемый на TEFAF , проходит двухдневную проверку специалистов до начала выставки, и эта мера проверки TEFAF является беспрецедентной среди подобных антикварных ярмарок.Несмотря на это, наши студенты не преминули применить приобретенные в Институте Арт бизнеса и Антиквариата знания на практике и тщательнейшим образом изучали экспонаты.

Маастрихт

После посещения ярмарки TEFAF , мы с удовольствием прогулялись по предвечернему Маастрихту - одному из самых древних городов Нидерландов, ведь он был основан еще римлянами. При этом внешний облик и атмосферу города называют неголландскими и сравнивают с Францией или Германией. Сегодня Маастрихт является признанным культурным центром и ежегодно собирает ценителей искусства со всего мира на самое престижное и заметное событие - крупнейшую ярмарку антиквариата.

На знаменитой улице антикваров в Маастрихте развиваются флаги TEFAF .

Амстердам

Амстердам - крупнейший исторический центр Европы с богатыми культурными традициями - встретил нас прекрасной погодой и морем тюльпанов.

Первым делом мы направились в Государственный музей, а именно так переводится название Rijksmuseum - самый крупный художественный музей не только в Амстердаме, но и во всей стране. Безусловно, объектом нашего пристального интереса явилась впечатляющая коллекция полотен золотого века голландской живописи (Рембрант, Франс Халс, Ян Штейн и Ян Вермеер). Главное место в экспозиции музея отведено «Ночному дозору» Рембрандта. В 1906 году здание музея было специально перестроено ради размещения этой картины. Кроме того, музей богат прекрасными коллекциями раннеголандской живописи, гравюр, а также картин и артефактов азиатской и египетской культур. Сейчас музей частично закрыт на реставрацию, и доступ открыт только в одно, уже отреставрированное крыло Филипс.

Работа кисти Питера Санредама 1657 г. изображает Сити Холл города Амстердама с многочисленными художественными лавками.	Группа Института арт-бизнеса и антиквариата в современном Амстердаме
Наша группа в Рёйксмузеум	Рембрандт Ван Рейн. Портрет Йоханнеса Виттенберга. 1633. Рёйксмузеум

Дельфт

Еще одним пунктом на карте нашего путешествия стал Дельфт. Широкую известность город получил благодаря производству дельфтского фарфора, повторяющего секреты китайского фарфора. Местные ремесленники основали так называемую дельфтскую школу росписи, добавив к традиционным бело-голубым цветам новые оттенки.

Бюст Принца Уильяма III , дельфтский фарфор, 1695-1700	Мотивы дельфтского фарфора повсюду - даже в убранстве парков
В Дельфте, как и повсюду в Голландии, любимый вид транспорта - велосипед.

Дельфт - это город, в котором родился великий голландский художник Ян Вермеер, в творчестве которого широко отражены дельфтские мотивы.

Мы посетили музей Принсенхоф, известный своей коллекцией работ дельфтских мастеров XVI и XVII веков, дельфтского фарфора, серебра и современного искусства. Музей расположен в здании монастыря святой Агаты, построенном около 1400 года в позднеготическом стиле.

Ко всеобщей неожиданности в одном из залов музея Михаил Ефремович Перченко обнаружил работу кисти неизвестного художника, датированную 1611 г. На картине изображены трое братьев Де Шатильон-Колиньи, один из которых - Гаспар II де Колиньи - давний предок Михаила Ефремовича. Он известен как Адмирал де Колиньи , сеньор де Шатильон, адмирал Франции — французский государственный деятель, выступивший одним из лидеров гугенотов во время Религиозных войн во Франции и погибший в Варфоломеевскую ночь.

Антверпен

Город Антверпен, в котором творил Рубенс, известный продажей алмазов, уникальными памятниками истории и архитектуры, привлек нас, прежде всего, уникальным Музеем Майер ван ден Берга. Нашу группу приветствовал почетный директор Музея - господин Ханс Ниудорп. Он подробно рассказал нам о редкой коллекции - она была собрана во второй половине 19 века Фрицем Майером ван ден Бергом и насчитывает свыше 4000 произведений искусства, среди которых: живопись 13-18 в.в., скульптура 12-18 в.в., графика 16-19 в.в., а также предметы декоративно-прикладного искусства Романской и Готической эпох.

Музей Майер ван ден Берг

Г-н Ханс Ниудорп - почетный директор Музея Майер ван ден Берг - проводит экскурсию для нашей группы

Группа Института арт бизнеса и антиквариата с почетным директором музея г-ном Ниудорпом

Создание этого музея - дело рук матери коллекционера, стремившейся сохранить для потомства собрание своего сына. Она подарила коллекцию городу Антверпен, а город, в свою очередь, сохранил это бесценное собрание, превратив его в музей. Ван ден Берга как собирателя особенно привлекали Средневековье, Северное Возрождение, а также «Золотой век» голландской живописи. Питер Брейгель Старший, Саломон ван Рейсдаль, Филипс Воуверман, Питер Клас, Вилем Клас Хеда, Ян ван Хейсум - вот лишь немногие из прекрасных мастеров, увиденных нами в музее.

Питер Брейгель Старший. Безумная Грета. 1562

В экспозиции музея представлена наиболее загадочная картина кисти Питера Брейгеля Старшего «Безумная Грета». В центре композиции изображена худая злобная женщина с дикими глазами. Она несется по голой каменистой земле к входу в преисподнюю, обозначенному огромной разверстой пастью Левиафана . В основу фантасмагорической композиции картины положена народная легенда позднего Средневековья о безумной, неистовой старухе, ведьме , "злой Мегере ", которая отличалась воинственным характером, и ее именем пугали маленьких детей. Содержание работы истолковывали как попытку художника показать конец Света, круговорот вещей, "переход одного состояния в другое" — органического в неорганическое, жизни в смерть и добра в зло, круговорот жизни и "перевернутый мир" , торжество безумия ...

Виллем Клас Хеда. Натюрморт с. Ян ван Хейсум. Букет кубком из раковины. 1655.

Музей оставил незабываемые впечатления: старинный патрицианский дом 15 века с узкими винтовыми лестницами и резными дверями, интимная и уютная атмосфера, своеобразие экспозиции, отражающей вкус и характер собирателя, приятная и интересная беседа с г-ном Ниудорпом - человеком, посвятившим долгие годы работе в Музее и знающим его досконально.

Брюгге

Брюгге лучше всех других бельгийских городов сохранил средневековый отпечаток. Он уникален тем, что храмов и музеев в нем едва ли не больше, чем жителей. В 2000 году исторический центр Брюгге был объявлен ЮНЕСКО объектом Всемирного культурного наследия. Весь город вдоль и поперек изрезан множеством узеньких каналов, а вдоль них плотными рядами выстроились разноцветные резные фасады.

Однако не только достопримечательностями славится Брюгге. Мы отведали все то, чем по праву гордится бельгийская кухня, и прежде всего, морепродукты, бесчисленные сорта пива и вкуснейший шоколад.

Бельгия славится своими морепродуктами, а из напитков, конечно же, пивом, которого там варят более 600 сортов. Даже для небольшого бара 20 сортов - обычный ассортимент.	Корону шедевров этой удивительной страны по праву заслуживает бельгийский шоколад! Не случайно Брюгге называют Меккой для шоколадоголиков

Мы с удовольствием пообщались с владельцем галереи старых мастеров - господином Жаном Мустом.

Галерея Жана Муста - Искусство 17 века	Прекрасный образец жанра натюрморт, работа неизвестного автора второй половины 17 в. из коллекции Жана Муста
После удачной сделки, заключенной на наших глаза, Жан Муст угощает нас бельгийским вишневым пивом

Также мы посетили Поля де Гранде - одного из крупнейших маршанов Европы - в его собственном замке недалеко от Брюгге. Уже более 40 лет он успешно сотрудничает с арт-дилерами и декораторами Европы, США и России. Поль еженедельно путешествует по Европе в поисках уникальных антикварных предметов, в результате в его коллекции их более 8000 - мебель, скульптура, шпалеры, предметы декоративно-прикладного искусства 16-19 веков.

Антикварные предметы, которые предлагает господин Де Гранде своим клиентам - многочисленным арт-дилерам - окружают его в обычной жизни. Цены, предлагаемые Полем покупателям, значительно ниже цен арт-дилеров, что позволяет им заложить в цену свой интерес. Все предметы, как правило, не имеют больших реставрационных вмешательств и представлены в различных ценовых категориях.

Замок Поля де Гранде - несколько километров антиквариата.

Редкие экземпляры мебели из коллекции Поля де Гранде

Михаил Ефремович Перченко рад встрече со старым другом Полем де Гранде

Гент

В город Гент мы приехали, чтобы, прежде всего, увидеть уникальный Гентский алтарь, а также один из наиболее известных художественных музеев Бельгии - Музей изящных искусств. Музей основан в 1798 году и входит в число самых древних музеев Бельгии , славясь разнообразием живописной коллекции, охватывающей период от Средневековья до начала XX века.

Церковь является одним из самых красивых соборов Фландрии и отличается как своей архитектурой, так и богатством культурно-исторических ценностей. Более того, это самая старая из сохранившихся церквей, первое упоминание о которой относится к X в. Гентский алтарь, установленный в готическом Соборе Святого Бавона, - самый большой и наиболее сложный алтарь, созданный в Нидерландах в 15-ом столетии. В мае 1432 года алтарь был показан собравшимся и с тех пор является целью паломничества художников и любителей искусства. Долгое время Гентский алтарь считался совместным творением братьев ван Эйк, старший из которых - Губерт - был якобы жителем Гента и начал работу над алтарем, но умер, не успев ее закончить. Младший же - Ян - завершил алтарь. Об этом говорится в надписи, которая сохранилась на раме алтаря. Однако в живописи алтаря не обнаружено никаких следов второй руки, поэтому многие исследователи считают, что Губерт - фигура целиком вымышленная, и единственным автором произведения стоит признать Яна.

Гаага

Мы не могли обойти своим вниманием один из наиболее посещаемых музеев в Нидерландах - Королевскую галерею Мауритцхёйс в Гааге. В качестве музея она имеет почти двухсотлетнюю историю и обладает отборным собранием полотен голландских художников «золотого века» — Иоганнеса Вермеера, Рембрандта ван Рейна, Яна Стена, Паулюса Поттера и Франса Халса. Также здесь выставлены несколько работ Гольбейна Младшего.

Особенностью галереи является тот факт, что Маурицхёйс оставался государственным музеем до тех пор, пока не был передан в распоряжение специализированного фонда в 1995 году.

Королевская галерея Мауритцхёйс в Гааге	Работа Адриана Брауера - одного из крупнейших мастеров фламандского бытового жанра. Он пользовался признанием уже в XVII в., его картины покупали, в частности, Рембрандт и Рубенс
Копия с оригинала . Хуго ван дер Гус. Снятие с креста. 16 в., Королевская галерея Mauritshuis	Хуго ван дер Гус - копия начала 16 в. из коллекции М.Е. Перченко

В экспозиции королевской галереи Мауритцхёйс находится копия работы Хуго ван дер Гуса, датированная 16 веком. В собрании Михаила Ефремовича Перченко, выставлявшегося в Государственном музее изобразительных искусств имени А.С. Пушкина, также есть копия этой работы начала 16 века, т.е. более ранняя, и соответственно, более ценная. Нам было интересно сравнить два этих произведения, и еще раз оценить, в какой замечательной компании мы оказались, ведь Михаил Ефремович поистине уникальный коллекционер и знаток своего дела.

Всего за 6 дней путешествия мы увидели так много прекрасного, завязали новые профессиональные знакомства, получили бесценные консультации по атрибуции и экспертизе антиквариата от лучших специалистов Европы. Известно, что хорошего искусствоведа отличает насмотренность, и арт-путешествие с Михаилом Ефремовичем Перченко пополнило багаж наших знаний и навыков.

В Москве начала работу Гильдия оценщиков при Международной конфедерации антикваров и арт-дилеров; о создании Гильдии было объявлено еще в 2009 году. Как происходит оценка и какие документы выдаются - об этом AI расспросил президента Гильдии

Как раз в эти дни в Главном здании ГМИИ имени А. С. Пушкина проходит выставка «Искусство Северной Готики и Ренессанса. Живопись, скульптура, художественная мебель из собрания М. Е. Перченко (Москва)» (о выставке см. , фоторепортаж на форуме AI см. ). Вот об этом бы и поговорить с авторитетным коллекционером, владельцем галереи «Старые мастера». Но служба есть служба. И к Михаилу Ефремовичу Перченко - президенту Гильдии оценщиков при Международной Конфедерации антикваров и арт-дилеров сайт пришел с набором куда более утилитарных вопросов.

ARTinverstment.RU: Михаил Ефремович, поздравляем Вас с важной выставкой. Но мы по другому поводу. Еще в 2009 году было объявлено об организации профессиональной гильдии оценщиков при МКААД. Потом в течение долгого времени - тишина. Какая сейчас ситуация?

Михаил Перченко : Мы получили документы на Гильдию оценщиков как юридическое лицо только в ноябре 2010-го. Очень уж долго нам не оформляли регистрацию. Но сейчас мы уже приступили к работе и выполнили первые заказы.

AI: Оценку, понятно, можно делать только на подтвержденные вещи. Чьи экспертизы подлинности вы принимаете?

М. П. : У нас очень строгий подход. Вот министерство культуры зарегистрировало 875 экспертов, а мы акцептировали только тридцать (имеется в виду список аккредитованных экспертов МКААД. - AI .). Мы принимаем экспертизу специалистов, зарегистрированных МКААД, оцениваем работу и выдаем бумагу.

AI: Кто из специалистов сегодня входит в Гильдию оценщиков при МКААД?

М. П. : Пока нас только трое: я как президент и два моих вице-президента. По Москве - Олег Петрович Таиров и по Санкт-Петербургу - Михаил Суслов. Скоро на общем собрании будут рассмотрены еще три десятка заявок. Мы ведь можем привлекать к оценке всех экспертов Конфедерации антикваров и арт-дилеров, всех 30 человек. Они, как вы знаете, зарегистрированы по группам. Я, например, специалист по старым мастерам. Оценка по старым мастерам производится мной и Андрианом Мельниковым. Если пришли с русским академическим искусством, то даем на оценку Михаилу Суслову или вызываем Олега Петровича Таирова. Если принесли западноевропейскую живопись XIX века - это опять же к Андриану Мельникову. Эксперты по своему направлению являются одновременно и оценщиками. Если они не музейные работники, конечно.

AI: Выдачей какого документа Гильдия оценщиков при МКААД завершает работу над произведением?

М. П. : Сейчас мы выдаем документ, который называется не оценкой , а анализом рыночной цены произведения . Связано это с тем, что пока мы не аккредитованы как оценщики в Торговой палате при какой-то гильдии оценщиков. Вот когда мы аккредитуемся при большой гильдии, тогда мы получим право называть выдаваемый документ оценкой .

AI: А что мешает оформиться в качестве профессиональной гильдии?

М. П. : По правилам для того, чтобы зарегистрировать специализированную профессиональную гильдию оценщиков, нужно иметь в составе 300 членов. А откуда их взять? Можно опереться на экспертов МКААД, но их тоже далеко не 300. Сейчас мы вынашиваем планы присоединиться к архитекторам и дизайнерам - им разрешили иметь в составе гильдии оценщиков минимум 50 членов.

AI: Как же выдает оценки АРТ КОНСАЛТИНГ, если неоткуда взять 300 членов для образования гильдии?

М. П. : Они тоже выдают документ, который не называется оценкой , а является собственной формой подтверждения рыночной цены.

AI: Не возникнет ли потом проблем со страхованием или получением кредита под залог у людей, которые согласны на такую форму документа?

М. П. : «АльфаСтрахование» принимает оценку Гильдии для страхования предметов искусства. Альфа-Банк под наш документ может выдать кредит. Вообще, по страхованию у нас за спиной две мощные партнерские структуры - «АльфаСтрахование» и СК «Ростра» (в которой советником генерального директора является Андриан Мельников).

AI: Требуете ли вы какой-то документ, подтверждающий, что человек, представивший работу на оценку, является ее владельцем?

М. П. : Строго говоря, не требуем. Можно сказать, мы верим на слово. Мы считаем владельцем того, на чье имя выдано экспертное заключение о подлинности. Кроме того, некоторые галереи выдают свои сертификаты на имя покупателя. А дальше уже дело страховой компании. Она принимает наши документы и сама знает как ей дальше подойти к этому вопросу.

AI: Получается, что под вещь с вашим документом о цене можно получить кредит (в Альфа-Банке) и застраховать произведение (по крайней мере в «АльфаСтраховании» и «Ростре»), правильно?

М. П. : Да.

AI: А кредит выдают на всю сумму оценки?

М. П. : Нет, с дисконтом около 40 процентов. Это обычная практика.

AI: Злые языки говорят, что в вашем статусе заложен конфликт интересов: сами оцениваете и сами же продаете. В некоторых случаях появляется соблазн завысить цену. Как преодолеть этот конфликт?

М. П. : Во всем мире так. Кто еще может делать оценку, как не человек, каждый день имеющий дело с продажами? Но ситуация с завышением цены практически невозможна. Расчет делается по формуле, и мы никому не идем навстречу - ни чужим, ни своим. Оценивается конкретная вещь - по базам данных, по состоянию, с использованием формулы Соломона и пр. Кроме того, у нас тоже закладывается дисконт по оценке, как во всем мире: от формульной цены стандартно сбрасывается 20 процентов.

АI: А на какой срок вы выдаете документ о цене?

М. П. : Срок действия документа - 10 лет. Но надо понимать, что мы даем оценку на конкретное число. И за десять лет все существенно поменяется. Выход - повторно подавать на оценку в тот момент, когда это нужно.

AI: Ваших координат сейчас нет в интернете. А как вас вообще люди находят?

М. П. : Думаю, уже в этом месяце будет открыт сайт. Пока - да, работает сарафанное радио. Обращения клиентов регистрируются по телефону: 8 (499) 238–22–39 . Так что все желающие могут обращаться. Причем мы можем организовать и экспертизу произведения искусства, если человек пришел на оценку с картиной без заключения.

AI: Сколько стоят услуги Гильдии оценщиков и как долго выполняется заказ?

М. П. : Сама услуга по определению рыночной цены стоит от 500 долларов за вещь. Точная цифра зависит не от стоимости произведения, а от сложности случая. Это, конечно, без стоимости экспертизы. Эксперты, определяющие авторство и подлинность, берут от 1 000 долларов до 3 000 евро. По времени оценка занимает обычно не более 10 дней.

АI: Насколько сегодня востребована услуга оценки? Какова примерная емкость этого рынка? Известно же, что прежде русские коллекционеры не любили страховать свои собрания.

М. П. : Не любили, в том числе и потому, что раньше были трудности с их оценкой, принимаемой страховыми компаниями. С ноября мы уже оценили две крупные коллекции, по 200 картин. С целью страхования. Мы знаем уже десять человек, которые собираются страховать свои коллекции, и коллекции серьезнейшие. Естественно, мы не только беремся за коллекции, но и делаем индивидуальные заказы - на оценку одной картины. А вообще потенциал рынка - до 100 крупных коллекций, многие из которых являются пока секретными.

АI: Секретными? Это когда владельцы - чиновники или бандиты?

М. П. : Нет, бандиты не собирают искусство. Они предпочитают вещи более понятные: золото и бриллианты.

АI: Как организована сама оценочная процедура?

М. П. : Оценщик выезжает на дом, или ему в Москву привозят картину (например, в специальную комнату хранения в ЦДХ, где базируется МКААД). Специалист делает оценку. Потом собирается правление Гильдии, на котором мы рассматриваем оценочный документ и решаем, ставить ли свою подпись. На правлении рассматривается и технология, по которой делалась оценка. Удивительно, но интуитивная оценка эксперта может отличаться от рассчитанной по формуле в пределах 10 процентов - настолько уже глаз наметан. В оценочном заключении пишется, что оценка проводилась по формуле, но по какой формуле - не указываем. В финале клиент получает оценочную папку (куда входит его экспертное заключение, снимки в разных режимах и документ об определении цены).

AI: Если организация дает работам клиентов более высокую оценку, чем ее конкурент, то все клиенты побегут к более «доброму» оценщику. Как с этим справляться?

М. П. : Но если они потом не смогут и близко продать или получить под такую «щедрую» оценку кредит, то тогда они снова вернутся к более честному оценщику. Просто если оценка неправильная, то банк перепроверит и не выдаст кредит под залог такой работы.

AI: Точно, банки наверняка перепроверяют..

М. П. : Мы даем реальную продажную оценку, то есть определяем, за какие деньги человек на самом деле может продать эту работу в текущий момент времени.

AI: Получается, что честным быть выгодно?

М. П. : Абсолютно.

Вопросы задавали Константин Бабулин, AI и Владимир Богданов, AI

Внимание! Все материалы сайта и базы данных аукционных результатов сайт, включая иллюстрированные справочные сведение о проданных на аукционах произведениях, предназначены для использования исключительно в соответствии со ст. 1274 ГК РФ. Использование в коммерческих целях или с нарушением правил, установленных ГК РФ, не допускается. сайт не отвечает за содержание материалов, представленных третьими лицами. В случае нарушения прав третьих лиц, администрация сайта оставляет за собой право удалить их с сайта и из базы данных на основании обращения уполномоченного органа.

Директор Московского аукционного дома Михаил Перченко коллекционирует искусство. В этом нет ничего необычного. Коллекционирует он живопись из Западной Европы, причем не моложе середины XVII века. В этом, кажется, тоже нет ничего необычного. Но только на первый взгляд - коллекционеров, подобных Михаилу Перченко, в России не больше дюжины. Притом что россияне ежегодно тратят на произведения искусства десятки миллионов долларов, это едва ли не единственная сфера потребления, где они последовательно покупают отечественное. Русское искусство стремительно превращается в дефицит и столь же стремительно дорожает. Сметают все, не особенно вдаваясь в вопросы качества. Классический же музейный репертуар, значительно более распространенный, бесспорный в смысле происхождения и художественных достоинств и стабильный в отношении цены, их мало интересует.

В коллекции Перченко - Кранах и Альтдорфер, Рембрандт и Альдегревер, Йос де Момпер и Хендрик де Клерк, первоклассные работы французских и итальянских мастеров. Всего 57 картин. Собранию такого уровня могли бы позавидовать многие музеи. Могли бы, но не завидуют. Хотя бы потому, что вряд ли знают о коллекции Перченко. «Коллекционирование, - говорит он, - всегда связано с некой тайной. Во всяком случае, в России. Князь Кочубей хранил свою коллекцию под Полтавой и никогда никому не показывал. И что? После революции коллекцию вывезли на 130 подводах, она пропала и нигде не всплывала с 1919 года. А Щукины и Морозовы показывали коллекции, и они попали в музеи». Музеи же Перченко недолюбливает. «Музеи, - говорит он, - это кладбища искусства. Народ не должен видеть все. Искусство - оно избирательно. Великие музеи всегда создавались на базе частных коллекций. Уффици - семьи Медичи. Музей истории искусства в Вене - короля Рудольфа».

Коллекционеры скрытны не только в России. Они любят рассказывать, но не любят показывать: сторонятся дилетантов, боятся грабителей и конкурентов. В Италии, где, по данным ЮНЕСКО, хранится 60% всех мировых художественных ценностей, Перченко под страшную клятву молчания пустили осмотреть собрание частного замка - десятки, сотни шедевров, которые уже несколько столетий не покидали своих мест и которые мало кто видел и никто никогда не фотографировал. В Италии, рассказывает Перченко, коллекционеры воюют с государством - не хотят платить налог на имущество, который бы их разорил. Государство не позволяет продавать предметы из коллекций, без чего коллекции не могут развиваться, а коллекционеры, в свою очередь, не пускают к‑себе музейщиков и искусствоведов. В‑России есть опасности пострашнее. В‑1999 году в Москве похитили сына Михаила Перченко Кирилла и требовали за него многомиллионный выкуп. Молодой человек десять месяцев провел в чеченском плену и в конце концов сумел бежать, а многие из его товарищей по несчастью погибли. Про это Михаил Перченко не рассказывает.

Хотя рассказывает он хорошо и охотно. Например, про то, как стал коллекционером: «Когда мне было лет двенадцать-четырнадцать, я учился в Гнесинской школе. По воскресеньям ходил на оркестр, играл на скрипке. После оркестра было три развлечения - съесть пирожное в булочной на углу Николопесковского переулка и Старого Арбата, поболтаться в зоомагазине и пройти через комиссионные магазины. В одном из них по воскресеньям собирались все коллекционеры города. Я стал задавать им разные вопросы, они меня учили… Так что к семнадцати годам я уже вполне профессионально разбирался в искусстве». Эту историю я слышал в исполнении Михаила Перченко дважды с интервалом в неделю: он повторил ее почти слово в слово, но так, что мне оба раза казалось, будто он приоткрывает интимную тайну. А три года назад он очень похоже рассказывал свою биографию другому журналисту для другого журнала. Хорошая легенда - необходимое условие жизни в полуподполье.

Впрочем, иногда даже опытный конспиратор путается в показаниях. «Знаток и искусствовед - абсолютно разные профессии, - поясняет Перченко особенности своей деятельности. - Знаток должен иметь глаз и великолепную память. Такой глаз - вещь в тысячу раз более редкая, чем абсолютный слух. Последний великий русский знаток Виктор Никитич Лазарев любил повторять, что искусство умерло в 1685 году, потому что тогда родился первый искусствовед». Эту байку я тоже слышал дважды. Во второй раз искусствовед родился в 1676-м. А в том, трехлетней давности, интервью - аж в 1718-м.

Сам Перченко родился в 1946-м и успел побыть скрипачом, психиатром и, по его собственному выражению, «спекулянтом»: «Я уволился из клиники Корсакова и числился директором передвижных выставок при РосИзо - была такая контора по пропаганде искусства. Я должен был отправить выставку, развесить, потом было три месяца свободных. Это давало мне большую по советским временам зарплату - 400 рублей и массу свободного времени. Я ездил по провинциальным городам и покупал у известных мне людей иконы. В Ярославле, Иванове, Орехово-Зуеве, Павловском Посаде - это золотой треугольник старообрядства в России - были самые красивые иконы XIX века, но можно было наткнуться и на иконы XV века - только старообрядцы умели их сохранять».

Иконы стали для Перченко бизнесом, но как коллекционера его привлекало исключительно искусство Западной Европы. Еще в начале 1980-х Перченко утвердился во мнении, что русское искусство - за исключением разве что иконописи XV века - вторично по отношению к европейскому. Это и предопределило состав его будущей коллекции. В Советском Союзе, вопреки распространенному мнению, вполне можно было найти произведения высокого уровня. Русские аристократы традиционно собирали европейскую живопись, русские портреты и русскую же поместную мебель. После революции собрания особо скрытных коллекционеров избежали национализации (по крайней мере частично) и осели в частных руках, еще кое-что попало в СССР из Германии после войны. Коллекция Перченко началась с того, что он купил значительную часть работ из собрания своего коллеги, эмигрировавшего в Германию. Из тех картин у Перченко сохранились лишь четыре: «Коллекционирование - очень жесткая и жестокая вещь. Как ты ни любишь свои картины, а появилась новая, чуть-чуть лучше - ты уже обязан одну из старых картин продать. Коллекция должна расти в уровне». Но с 25‑картинами Перченко не расстанется уже никогда - по его словам, уровня выше не бывает.

Сколько стоит его коллекция? «Мне предлагали за нее очень хорошую сумму, - отвечает конспиратор, - но я подумал: что я сделаю с этими деньгами? Уеду во Францию - куплю квартиру в Париже, дом за городом, три машины. А что буду делать с остальными? Потрачу на картины! А зачем? Ведь все уже есть».

Между тем коллекционирование западноевропейского искусства - дело весьма прибыльное. По словам Перченко, цены стабильно растут на 10% в год, а раз в десятилетие происходит ценовой скачок, когда стоимость работ удваивается. Еще одно преимущество европейской живописи - на этом рынке очень мало подделок. После того как в конце 80-х стали применять новые методы датировки, пространства для изготовителей фальшивых полотен почти не осталось. «Разве что Питера Воувермана можно выдать за его старшего брата Филиппа, на цене это не очень отразится, так что не стоит и пробовать, - говорит Перченко. - А вот во времена Третьякова во Франции и Германии на русский рынок работала целая отрасль - брали старые доски и рисовали. Кстати, вы знаете, как появилась Третьяковская галерея?» Уже по одному этому вопросу я догадываюсь, что правды про Третьяковскую галерею я не знаю. «Павел Михайлович Третьяков решил собирать голландцев и потратил на это 600‑000 рублей золотом. И когда среди всех его голландцев из великих мастеров не оказалось ни одного подлинного, то он дал себе слово, что дальше он покупает произведения искусства, только стоя рядом с живым художником». Ну а теперь ситуация переменилась, и несомненно подлинные русские картины висят в Третьяковке. А вся могучая фальшиндустрия по-прежнему работает на благодарный русский рынок.

Перченко не только коллекционирует живопись, он также выступает посредником для других собирателей. В своей нише он, вероятно, - единственный дилер в России. Нельзя сказать, что у Перченко нет отбоя от клиентов - по его словам, это как раз те самые десять-двенадцать российских коллекционеров западноевропейского искусства. Кто эти люди? «Работник президентской администрации, банкиры, владельцы крупных фирм. Они все есть у вас в списке. Десяти клиентов хватает - у серьезного дилера редко бывает больше». Перченко говорит, что цены у него существенно ниже западноевропейских, и объясняет этот парадокс так: «В этом нет ничего удивительного - здесь очень мало покупателей. Представьте себе уровень наших богатых людей. Они никого не знают, кроме Шишкина и Айвазовского. Вот за это они готовы платить любые деньги». За европейскую же живопись, говорит Перченко, ни один из его клиентов не выкладывал больше $250‑000. Какой смысл продавать так дешево? На насыщенном европейском рынке продажа работ высокого уровня занимает намного больше времени, чем в России. А Перченко, как и большинство дилеров, зарабатывает не на продаже, а на покупке - искусство дилера заключается в том, чтобы находить произведения искусства по ценам значительно, иногда в разы, ниже рыночных.

По традиции, огромные деньги за произведения искусства платят на аукционах. Между тем, говорит Перченко, аукционы Sotheby"s или Christie"s - мероприятия сугубо дилерские. И ни один из присутствующих на торгах дилеров никогда не допустит, чтобы посторонние могли купить там что-нибудь дешевле, чем у них в галерее. На небольших аукционах - типа венского Dorotheum, штутгартского Nagel или лондонского Phillips - другая проблема: их слишком много и там слишком велик процент второсортных работ. Чтобы купить что-нибудь действительно ценное, надо посещать их все и регулярно, а это могут позволить себе только профессионалы. Гораздо разумнее найти себе постоянного дилера - с большинством из них можно познакомиться, например, на ежегодной антикварной выставке в Маастрихте.

Квартира Перченко слишком обжитая, чтобы напоминать музей. Скорее, в ней есть что-то от крепости - бронированные окна, сейфовые двери.

Боитесь грабителей? - спрашиваю.

Да нет, - отвечает, - сюда так просто не попадешь: кругом видеокамеры.

По соседству с домом коллекционера - европейские посольства и высокие российские инстанции.

А что угрожает сегодня коллекционеру?

Число профессиональных коллекций, которые собирались в 1950–1960-е годы, сократилось почти до нуля. Это связано с политикой государства - люди устали от того, что у них отбирают коллекции, у меня самого ее отбирали в советское время три раза.

Но сейчас ведь не советское время…

Ну и что, - отвечает мне человек, который хорошо знаком с людьми, стоящими сейчас у власти, - у нас не могут остановиться. Когда наверху отбирают компании у олигархов, в деревне будут отбирать козу. Я совершенно не уверен, что у меня не отберут мою коллекцию. Но меня это нисколько не расстроит. Потому что у меня нельзя отнять мозги.

Еще никогда ГМИИ имени Пушкина не предоставлял свой Белый зал и Колоннаду, где обычно выставляются шедевры из мировых музеев, под частную коллекцию. Исключение было сделано для известного столичного коллекционера и арт-дилера Михаила Перченко, чье собрание скульптуры, живописи и мебели северной готики и Ренессанса, по утверждению специалистов, лучше, чем в Эрмитаже и Пушкинском музее вместе взятых. Впрочем, то, что было показано широкой публике, лишь часть обширной коллекции, на собирание которой ушли десятилетия.

- Уж очень прозаично, Михаил Ефремович, звучит ваш титул: президент Гильдии оценщиков. Все-таки искусством занимаетесь, не секонд-хендом.

В известной степени антиквариат - это тоже секонд-хенд. А потом все в нашем мире - товар, в том числе и произведения искусства. И главная цель гильдии, как я ее себе представляю, упорядочить и цивилизовать торговлю антиквариатом в России. Это немыслимо без достоверной и высокопрофессиональной экспертизы. Пока же весь западный арт-мир относится к нам крайне недоверчиво и порой заключения наших экспертов игнорирует.

- А теперь вдруг зауважают?

Почему вдруг? Наша гильдия была образована при Международной конфедерации антикваров и арт-дилеров (МКААД), когда всем стало очевидно: оценкой и атрибуцией произведений искусства должны заниматься не госчиновники, а частные лица, которые будут отвечать за качество экспертизы рублем и собственной репутацией. Так по крайней мере принято в МКААД, в которой я состою вице-президентом. И, принимая должность президента Гильдии оценщиков, я сразу поставил условие: каждый оценщик должен быть застрахован на миллион долларов. Такова, на мой взгляд, максимальная цена возможной ошибки. И если страховки не будет, я печать под атрибуцией ни за что не поставлю.

Но теперь возникла другая проблема. Например, Министерство культуры за год аттестовало 875 экспертов, мы же только четырнадцать. Понимаю, Минкультуры нужно, чтобы на каждой таможне был какой-никакой штатный искусствовед - о тонком знаточестве речь, конечно же, не идет. Нам же необходимо поставить под знамена как минимум триста именно высококлассных специалистов. А где их таких взять?

- В Третьяковке, где же еще.

Какие там оценщики! Оценщиком может быть только тот, кто профессионально знает рынок, сам продает и покупает. Без знания конъюнктуры оценка ничего не стоит. А потом репутация у сотрудников Третьяковки сейчас не слишком…

- Это после скандальных разоблачений искусствоведа Петрова, заявившего, будто его коллеги по Третьяковке поставили на поток выдачу фальшивых атрибуций?

Именно его - Владимира Александровича, который сознался, что и сам нередко «ошибался». Ничего себе эксперт! После его откровений наш арт-рынок чуть было не отдал богу душу. Удар по антикварной торговле он нанес чудовищный.

- А не надо торговать подделками!

Для чего и создана Гильдия оценщиков - чтобы отделять шедевры от фальшивок. И пока что нашим экспертизам верят. Вот только не надо думать, будто российский антикварный рынок самый нечистоплотный в мире. Свежий пример. Спецслужбы Италии раскрыли подпольную фабрику, на складах которой дожидались своего часа пять тысяч поддельных картин итальянских мастеров. А это уже не кустарщина, это индустриальные масштабы! Кстати, ежегодно в мире продается произведений искусства примерно на сто пятьдесят миллиардов долларов. Около трети официально, а все остальное - черный рынок. При этом даже через такие крупные аукционы, как Christie"s, Sotheby"s, MacDougall"s и Bonhams, фальшивок проходит ничуть не меньше, чем по неофициальным каналам. Выводы делайте сами. Как утверждает один известный искусствовед, Айвазовский написал всего шесть тысяч работ, десять тысяч из которых висят в американских музеях…

- Чего удивляться, если мир буквально помешался на Айвазовском?

Ну да, хотите Айвазовского - их есть у меня! А знаете, что полностью Ованес Геворгович выкладывался только тогда, когда выполнял царские заказы. Эти работы великолепны! А так - нередко халтурил. Выпишет филигранно квадратный дециметр муара, а все остальное - абы как. Какому-нибудь купцу первой гильдии и так сойдет.

- И как быть с подделкой, купленной на аукционе?

Вот это беда. Приобретение предметов искусства сегодня стало повальным увлечением, особенно у чиновников. Но они дилетанты и невнимательно читают каталоги, где, как правило, говорится, что аукцион несет ответственность исключительно «в меру своей компетенции». Такая вот универсальная юридическая хитрость… Предположим, покупатель установил, что он приобрел фальшивку. Но предъявить претензии будет сложно, поскольку аукционный дом заведомо ни в чем не виноват. И судиться бесполезно. Например, на службе у Christie"s и Sotheby"s по сотне с лишним лучших английских юристов, для которых ничего не стоит доказать, что черное - это на самом деле белое.

Как раз сейчас Виктор Вексельберг судится с Christie"s по поводу картины Бориса Кустодиева «Обнаженная в интерьере», за которую выложил почти три миллиона долларов. У него есть заключение из Третьяковки и из Центра Грабаря о том, что это фальшивка. А Christie"s утверждает: работа подлинная, поддельная только подпись.

- И кто прав?

Christie"s. Кустодиев настоящий. Я знаю эту работу больше тридцати лет, она принадлежала коллекционеру очень высокого уровня. После его смерти родственники коллекцию распродали. Причем «Обнаженная в интерьере», когда я ее впервые увидел, была без подписи, это уже потом кто-то из новых владельцев ее «подписал». Иначе говоря, придал товарный вид. И такое случается. Собирателей предметов искусства у нас пруд пруди, а вот серьезных коллекционеров не так уж много. Несколько человек на всю страну.

- Назовите пароли, явки.

Например, глава Альфа-Банка Петр Авен. Очень основательный коллекционер.

- Но Петр Олегович, насколько известно, отдает предпочтение русскому искусству, а вот вы собираете готику. Непатриотично как-то…

Никакой политики. Готика мне духовно ближе - символикой, сдержанностью, эмоциональным наполнением, протестантизмом, наконец. Я ведь католик, крещен был в Гродно, где обосновались мои предки, когда убежали из Кракова от немцев. Кстати, моя польская бабка была замужем за поэтом-символистом Жаном Делано, прямым потомком аристократического французского рода Колиньи.

- Тогда понятно, с чего началась ваша коллекция.

Если в моем доме и есть какие-то наследственные вещи, то это по линии жены, отец которой, Ростислав Николаевич, был одним из последних представителей старинного дворянского рода Юреневых. Сейчас я ношу его фамильный перстень, на что имею полное право, поскольку на нем отображен и герб рода Колиньи - две наши фамилии, моя и супруги, однажды уже пересекались… Но в советские времена такие подробности обычно не афишировались. Тесть долгое время был профессором ВГИКа, входил в состав жюри и председательствовал на многих международных кинофестивалях.

- Так как же вы стали коллекционером?

В детстве занимался скрипкой и по воскресеньям ходил на оркестр через Арбат, всегда мимо антикварного магазина. А однажды зашел и вдохнул пьянящий запах старины глубокой. Но главную роль сыграли люди. Именно в этой «лавке чудес» я познакомился практически со всеми ведущими на тот момент коллекционерами. Мне было всего двенадцать лет, поэтому серьезно они меня не воспринимали и легко делились секретами, то есть учили всему, что знали сами. И уже через пять лет я совершил первую профессиональную покупку - приобрел чашку Императорского фарфорового завода с портретами Александра I и его супруги, подаренную придворными их императорским величествам ко дню серебряной свадьбы. Следующие пятнадцать лет прошли бездарно: я потратил их на русское искусство. Еще восемь лет - на искусство Востока, в котором до конца так и не разобрался, потому что на это никакой жизни не хватит. И вот уже четверть века собираю Западную Европу.

- И что вам не нравится в русском искусстве?

Оно вторично, кроме русского авангарда и иконописи, хотя и не всей... Несколько лет тому назад имел место забавный случай. Один очень крупный госчиновник преподнес Патриарху Алексию II Корсунскую икону Божией Матери, написанную чуть ли не с натуры самим апостолом Лукой. Мероприятие обставили по высшему разряду, и только специалисты видели анекдотичность ситуации. Как ученик Христа мог писать Богоматерь с натуры, он же Христа видел только бородатым?

- Но сюжет-то не новый.

Не новый. Еще нидерландские примитивы, в том числе Хуго ван дер Гус и Рогир ван дер Вейден, изображали на полотнах Луку, пишущего портрет Мадонны. Но это всего лишь сюжет. Кстати, помимо Корсунской Богоматери существуют еще две иконы, якобы тоже написанные Лукой. Одна хранится в хорватском монастыре, другая - в итальянском городе Бари. Но проверить их подлинность невозможно, потому что заглянуть под оклады не позволяется никому. Да этого и не требуется. Когда жил и проповедовал апостол Лука, еще не было не то что фаюмского портрета, но и живописи как таковой, в лучшем случае раскрашивали скульптуры. Поэтому никто из специалистов не удивился, когда выяснилось, что Корсунская икона Божией Матери - подделка девяностых годов прошлого века из серии Made in USA.

В результате икона с сомнительной репутацией оказалась у одного из собирателей, который, возможно, и по сей день свято уверен, что написал ее сам апостол Лука. Но тому, кто блажен и верует, простительно…

Хоть я и католик, никто не запрещает мне посещать православные храмы. И вообще в каждом городе, где бываю, я обязательно захожу в храм, а потом на рынок, потому что именно эти социальные институты характеризуют нацию. Могу доказать. Есть такой славный городок Брюгге, а в нем церковь Богоматери, под завязку заполненная готической и раннеренессансной живописью. А жемчужина храма - скульптура Микеланджело, которую богатейшие купцы города еще в XVI веке выкупили у Папы Римского и, чтобы доставить на место, построили специальный корабль. Такая вот связь храма с рынком. Согласитесь, если бы город не был достаточно богат, там никогда не появился бы Микеланджело.

- Теперь понятно, почему у вас столько Брейгелей и откуда у русского коллекционера нидерландская грусть.

На самом деле не так много. Семья Брейгелей была достаточно большая. У меня же есть Питер Брейгель Младший, Ян Брейгель Старший, Ян Брейгель Младший и Ян ван Кессель. Вот Абрахама Брейгеля нет, я его не люблю, он грубоват для меня. Мог приобрести, но не стал. А от Питера Брейгеля Старшего кто бы отказался! Но дело в том, что так называемый мужицкий Брейгель уже лет двести практически не продается. За очень редким исключением. Как раз в прошлом году музей Прадо за семь миллионов евро приобрел у частного коллекционера, который даже и понятия не имел, что у него в руках, картину Питера Брейгеля Старшего «Вино в День святого Мартина». Теперь это полотно оценивают минимум в сто пятьдесят миллионов долларов и его вывоз из Испании запрещен.

- Трудно торговаться с коллегами?

Вот картина «Святое семейство с Иоанном Крестителем» кисти Санти ди Тито, которого сравнивали с самим Рафаэлем. Пока она оказалась у меня на стене, прошло сорок лет! Принадлежала картина Абраму Шустеру, который в мире коллекционеров считался «мусорщиком», то есть собирал все подряд. Но если для Абрама «всем» было искусство Западной Европы, то его сын Соломон пошел другим путем. У него была самая блистательная коллекция работ ХХ века.

- И как собираются блистательные коллекции?

Разными способами. Вот представьте. Соломон Шустер был маленький, круглолицый и всегда с галстуком-бабочкой, за что был прозван Котом Базилио. А его приятеля сценариста Никодима Гиппиуса, кстати, родственника Зинаиды Гиппиус, за огненно-рыжую масть и громадный рост окрестили в наших кругах Лисой Алисой. Так вот эта экзотическая парочка регулярно, будто на охоту, выходила на улицы вечернего Ленинграда и беззастенчиво заглядывала в окна. Если замечали что-нибудь достойное внимания, не стесняясь, заходили, предъявляли свои кинематографические удостоверения и говорили, что им нужны старинные вещи для съемок. И так, на удостоверения, было куплено немало ценных вещей. Питер вообще был антикварным Клондайком. В Москве другой вариант. Здесь они в основном шастали по коллекционерам.

Вообще разные были коллекционеры. Например, Феликс Евгеньевич Вишневский, который считался абсолютным профессионалом, всю жизнь проходил в одном пасхальном костюме и с одним портфелем - как у Михаила Жванецкого. Но в этом потертом портфельчике всегда лежало не меньше тридцати тысяч рублей. Невероятная сумма по советским временам! При этом в его доме, заставленном артефактами так, что не пройти, никогда не было сахара, и, если мы ходили к нему в гости, сахар обычно приносили с собой. Однажды даже собирались в складчину купить Вишневскому новые штаны. А вот Александр Рабинович, который работал в «Новом русском слове» в Нью-Йорке, знаменит был тем, что буквально за один месяц в его жизни произошло сразу три фундаментальных события: он издал книгу «Твои враги, комсомол», отпраздновал двадцатипятилетие, раскалывая грецкие орехи слитком золота в двенадцать килограммов, и сел на десять лет за контрабанду. И это тоже судьба советского коллекционера.

- То есть в советское время от тюрьмы и сумы вашему брату зарекаться не приходилось.

В СССР посадить коллекционера было проще простого. Статья стандартная - спекуляция. Накануне перестройки попал под эту статью и я. И вся благодаря некоему капитану МВД Хоркину, который, видимо, чтобы войти в историю, завел уголовные дела сразу на тринадцать крупнейших коллекционеров Страны Советов.

…В шесть утра раздается звонок, входит милиция, и начинается обыск. Причем описывали исключительно хрупкие вещи - стекло и миниатюры. Как я теперь понимаю, это было сделано специально, чтобы выбить меня из колеи: кто из собирателей не трясется над своей коллекцией! Обыск продолжался весь день, и только в десять часов вечера я оказался в кабинете капитана Хоркина, над рабочим столом которого в МУРе, что характерно, висел портрет товарища Сталина. И вот он буквально с порога заявляет мне: «Ты выйдешь отсюда через десять лет!» А я ему в ответ: «Перед другими коллекционерами вы ответите погонами или партбилетом, а передо мной, если хоть что-то разобьется, ответ будете держать лично!» Он расценил это как угрозу и побежал жаловаться начальству. Ну и я сел писать жалобу. Через какое-то время входит начальник МУРа и говорит: «Михаил Ефремович, вы сейчас пойдете домой, поэтому порвите свое заявление…» Так оно и вышло: дело развалилось до суда, а коллекцию вернули. Но это был уже 1985 год. Другим повезло меньше.

Например, у того же Феликса Вишневского подряд конфисковали три коллекции. Две ушли в провинциальные музеи, а последняя - перед смертью он стал собирать русское искусство - легла в основу экспозиции одного из известных московских музеев. И шансов что-либо отстоять не было, потому что меня брало МВД, а его КГБ. Полагаю, насчет коллекции Вишневского было специальное указание из Политбюро.

- Кремлевские коллекционеры постарались?

Не знаю. Самым известным коллекционером в тех кругах был министр внутренних дел Щелоков, но он собирал драгоценности. В его коллекции были работы самого великого ювелира екатерининских времен Жереми Позье, работы Болина, ну и Фаберже, конечно. Как же без него? Хотя я считаю Фаберже случайной фигурой, да и вообще мир помешался на его пасхальных яйцах только потому, что их стала собирать английская королева. Как сейчас говорят, это тренд. А началось отечественное коллекционирование с подарков царю Алексею Михайловичу - вторая половина XVII века. Считается, что это была первая коллекция в России. По объему она составляет добрую половину коллекции Кремля. И чего там только нет! Нюрнбергские и аугсбургские кубки, знаменитые наутилусы, которых всего три в Эрмитаже, но и у меня тоже три…

- То есть у вас есть то, что можно выставить в Эрмитаже?

Не сравниваю свою коллекцию с собраниями крупных музеев, но многое из того, что висит у меня на стенах, можно выставлять хоть в Эрмитаже, хоть в Лувре. Кроме того, у меня самая крупная в мире частная коллекция полихромной скульптуры XIII-XVI веков. Сто предметов! До меня собирать скульптуру начал один голландский нотариус, и уже потом известный немецкий футболист Пьер Литтбарски. Но сейчас, когда цены взлетели в сто раз, позволить себе приобрести, например, Тильмана Рименшнейдера, за которого Литтбарски выложил на Sotheby"s четыре с лишним миллиона евро, я уже не могу. Для сравнения: своего Рименшнейдера я покупал всего за сорок тысяч.

- А рисунок Дюрера как к вам попал?

Был куплен в составе коллекции. Вот с витражом работы Дюрера вышла забавная история. Мне его продал один петербургский коллекционер, который считал, что витраж сделан с гравюры Дюрера другим мастером. Но я провел расследование и доказал, что в моих руках оказался один из восьми витражей, которые великий Альбрехт Дюрер сделал по заказу для таллинского монастыря. После чего цена этой работы увеличилась примерно в десять тысяч раз.

- Хорошо, вот вы президент Гильдии оценщиков, а кто может оценить уровень вашей коллекции и определить подлинность работ?

Выставка в ГМИИ и стала наиболее авторитетным подтверждением подлинности и качества коллекции. Самый крупный специалист в мире Ханс Ньюдорп, директор музея Майера ван ден Берга в Антверпене, а он главный знаток скульптуры, атрибутировал и описал ее для каталога. Что же касается живописи, то мы с завотделом искусства старых мастеров Пушкинского музея доктором искусствоведения, профессором Вадимом Садковым отнеслись к атрибуции очень осторожно. Например, Вадим Анатольевич пишет, что копия с Хуго ван дер Гуса - это работа начала XVI века, хотя известна точная дата: 1496 год. И все равно разговоры были. Накануне моей выставки к директору Пушкинского музея пришел один завистливый коллекционер и на голубом глазу попытался убедить, будто в моей коллекции есть подделки. Но нарвался на специалиста. «Надо коллекцию собирать, а не сплетни!» - отрезала Ирина Александровна Антонова. И выставила вон «доброжелателя».

- И все равно невероятно: как в СССР можно было собрать коллекцию мирового уровня?

Большинство картин куплено в Петербурге, а вся скульптура, за исключением фигурки Святого Георгия, привезена из Бельгии, Голландии и Франции. В том числе и алтарь XVI века работы антверпенских мастеров, некогда принадлежавший Гогенцоллернам-Зигмарингенам.

- Иначе говоря, ввозить было можно. А вывозить? Что, например, с упомянутой коллекцией царя Алексея Михайловича, там большие утраты?

Очень большие, особенно после так называемых дипломатических аукционов 1936-1937 годов, когда екатерининские табакерки с эмалями и бриллиантами продавались на вес. Килограмм стоил две тысячи долларов, и, например, самая лучшая коллекция русского серебра оказалась в Бостоне у Марджери Пост, которая в 30-е годы была супругой американского посла в СССР.

Позже, уже в 60-е годы, когда судили Александра Рабиновича, он откровенно говорил, что с вывозом культурных ценностей проблем не было. И сегодня от сорока до шестидесяти процентов наших коллекционных вещей, которые появляются на зарубежных аукционах, контрабанда. Например, моя знакомая из Музея имени Андрея Рублева утверждает, что на одном из аукционов за границей ей попались две иконы, которые она прежде видела в Москве.

- Уж не самого ли Рублева?

Много вы видели работ Андрея Рублева? Существуют иконы, которые приписываются кисти Рублева, а вот чтобы его авторство было доказано на сто процентов, такого нет. Рублев, как бы сейчас сказали, был членом гильдии, в которую входили Даниил Черный, Прохор из Городца и еще многие другие художники. Один из заметных церковных деятелей продолжает утверждать, будто бы Рублев стал называться Рублевым, потому что за иконы ему платили рублями, а не копейками, как остальным. Но это неправда! Все иконы тогда стоили очень дорого, копеечных просто не было.

- А на какие деньги, извините, конечно, нынешние коллекции собираются? Музыкантом вы, как я понимаю, не стали...

Переиграл руку и после окончания теоретико-композиторского факультета пошел в медицинский институт. Несколько лет проработал в клинике психиатрии имени Корсакова. Мне нравилась эта работа, пока мы занимались пограничной психиатрией. А потом из института Сербского пришел новый директор, и мы стали заниматься так называемыми тяжелыми заболеваниями. Это было не по мне, да и властные структуры все чаще стали вмешиваться в повседневную врачебную практику. Из психиатрии я ушел. Стал работать в дирекции передвижных выставок. Зарплата у меня была четыреста рублей в месяц - далеко не самая маленькая в стране, но и коллекционирование - удовольствие не из дешевых. В общем, жил в долг, да и сейчас так живу. Это Пол Гетти позволил себе потратить на картины полтора миллиарда долларов. Но из его знаменитой коллекции я бы взял к себе в дом картин шесть, не больше.

- Почему?

Потому что он покупал не сам, а приглашал консультантов, которые поставляли ему только великих мастеров. Но и у великих бывают неудачи. Как-то к Абраму Шустеру на рысях прибежал его сын Соломон и дрожащим голосом оповестил, что купил картину XVI века. Старший Шустер посмотрел на нее и сказал: «А что, разве в XVI веке дерьма не рисовали?»

В 90-е годы я стал вице-президентом по финансам нефтяной компании «Эвихон», а мой старинный друг Михаил Евгеньевич де Буар, которого уже нет в живых, - вице-президентом. Он тоже был коллекционером, собирал иконы и баталии XVII века. И собрал одну из крупнейших коллекций, которая выставлялась в Хлебном доме музея «Царицыно».

Потом я стал гендиректором Московского аукционного дома. Это занятие не имело к искусству прямого отношения. Хотя в 1997 году мы все-таки попробовали совместно с Sotheby"s провести аукцион. История получилась и дикая, и смешная. На самом аукционе было приобретено только двадцать семь процентов выставленных работ. Оставшиеся скупили уже после закрытия, можно сказать, из-под полы и по значительно большим ценам. Чего ради, не понимаю... Это нас страшно поразило, и с аукционами мы больше не связывались. Торговали в основном крупной московской недвижимостью. Например, продали гостиницу «Киевская», гостиницу «Белград» и другие объекты.

Конечно, заработали. Но все деньги, вот они - висят на стенах в виде картин, а я снова в долгах. Коллекционирование - неизлечимый порок, остановиться невозможно. А соблазны есть всегда.

Кроме того, коллекционирование очень жестокая профессия. Предположим, вы купили картину, которая по уровню выше тех, что уже есть. В этом случае неписаное правило гласит: их надо продать или, если они для вас так дороги, снять и поставить в дальний угол. И никакая сентиментальность здесь неуместна.

- История с похищением вашего сына в свое время была на слуху. Пола Гетти похитители все-таки заставили заплатить выкуп за внука, когда прислали отрезанное ухо. Как вы вызволяли сына из чеченского плена?

Я не успел заплатить, потому что он сам сбежал. Похитили Кирилла известные торговцы людьми на Кавказе братья Ахмадовы по наводке приятеля моего сына - чеченца по национальности. Запросили десять миллионов долларов, но я так сказал старшему Ахмадову: «Приезжай, снимай со стены, что хочешь, хоть все забирай, но десять миллионов долларов ты никогда за них не получишь. И покупатель на сына у тебя один - это я! Поэтому мне не нужны отрезанные пальцы и уши!» В общем, поторговались и сошлись на пятистах тысячах, но в тот день, когда за Кириллом должен был выехать доверенный человек с деньгами, позвонил генерал Владимир Шаманов и сказал: «Не волнуйся, твой сын у меня». С этой минуты Шаманов для меня святой.

Сын учился на четвертом курсе, когда его похитили. Вернулся другим человеком и уже не готов был продолжать обучение. Много чего повидал. У него на глазах за попытку убежать человеку двуручной пилой отпилили голову. Да и сам он немало издевательств перенес. Но не сломался. А сидел вместе с настоятелем грозненской церкви отцом Захарием. Они на пару поддерживали всех остальных. Ну а сейчас Кирилл помогает мне и моей супруге в наших профессиональных делах.

- Ваша самая большая находка?

Конечно, ретабль, или алтарь по-русски. Семьдесят фигур, и на каждой стоит клеймо - «антверпенская ладонь». Без комментариев. Удивительная работа.

- В одном из интервью вы назвали Францию «чердаком Европы». Там до сих пор есть чем поживиться?

Кое-что осталось. Как-то мой друг барон Филипп Мордак, у которого в роду не один ирландский король, что не помешало ему прогулять четыре наследства подряд, попросил меня оценить коллекцию его парижской тетушки, маркизы и бывшей балерины. Так там было на что посмотреть. Только вошел - наткнулся на два гобелена XVI века, потом - десюдепорт работы Рубенса... В итоге, а это было начало 90-х, коллекция потянула на восемь миллионов долларов, когда сама хозяйка считала, что красная цена ей тысяч двести. На радостях она решила меня отблагодарить - показать нечто, чего я не видел, и повела к своей подруге, вдове директора железных дорог Франции. Заходим в дом в районе парка Монсо. Прямо в коридоре два пятиметровых Пикассо. Этим меня, конечно, не удивишь. Но открывается дверь в гостиную, и цепенею: на стенах двенадцать полотен Джузеппе Арчимбольдо высочайшего класса и качества! Для сведения: в Уффици такого уровня работ всего две, а тут двенадцать в одной комнате!

- Достался хоть один?

Да что вы, кто же торгует Арчимбольдо налево и направо! Но я был счастлив уже тем, что увидел эти работы. А вообще-то во Франции я много чего приобрел. И покупал в основном у Бернара Стейница, который считается там собирателем номер один. Кстати, бывший рубщик мяса в Чреве Парижа...

Здесь, у нас, тоже было немало интересного. Дочери маршала Жукова продавали гобелены XV века. Я попросил их подождать две недели, у меня не было денег. Но они ждать не стали и продали Эрмитажу, а так бы получили вдвое больше. Кроме того, я знаю, где сейчас находятся несколько чудесных Кранахов, знаю, кто купил реституционного Себастьяно дель Пьомбо…

После войны вместе с разным трофейным хламом к нам было завезено немало шедевров. Например, маршалам разрешалось привозить трофеев по восемь вагонов, генералам армии - три, генерал-майорам - один. Все остальное безжалостно отцеплялось и распределялось по музеям или уходило на «Мосфильм» в качестве декораций.

Еще в 1992 году в Германии вместе с Гансом-Дитрихом Геншером я участвовал в телепередаче, посвященной реституционным ценностям. И поскольку упреков в адрес нашей страны было высказано немало, пришлось напомнить, что эти культурные ценности достались нам не просто так, что на другой чаше весов почти тридцать миллионов погибших и пол-России в руинах. Отмечаю: «Вот вы жалуетесь, что вам досталась нищая и разграбленная Германия. Тогда продайте Дрезденскую галерею, которую вы получили в целости и сохранности, да еще и отреставрированную по высшему классу. Ее цена такова, что за эти деньги обе Германии можно кормить и поить лет сто». Вот тут они и притихли. А потом звучит еще один вопрос: «Известно ли вам, что золотая коллекция Шлимана хранится в запасниках Пушкинского музея?» Я подтвердил, что это не тайна и, на мой взгляд, с самого начала нечего было скрывать, что золото Шлимана у нас. Мы же не только победители, но и главные пострадавшие в той войне, поэтому оправдываться нам не перед кем.

- Правда, что антиквариат уже сам по себе становится редкостью?

Это заблуждение. Еще в Древнем Риме считали, что антиквариата больше не осталось. Все есть, ничего не исчезло, вот только становится все дороже и дороже.

А потом, что значит не осталось антиквариата? Вот старинный шкаф итальянской работы. В Россию из Рима его привез еще дядя Петра I Лев Кириллович Нарышкин, который возглавлял Посольский приказ. И история у этого шкафа удивительная. Сначала он стоял в доме Нарышкиных в Москве, потом переехал в их дворец в Петербурге, а после революции оказался у Зинаиды Гиппиус, которая, уезжая в Париж, подарила его киностудии, и полвека в этом шкафу хранили тряпки и половые щетки. Он был черный и дышал на ладан. Я привез его домой по частям, но когда мы с реставратором его собрали, оказалось - утрат нет.

- Атмосфера квартиры-музея на психику не давит?

Наоборот. Просыпаешься, открываешь глаза и видишь на противоположной стене нидерландские примитивы… Пятнадцать минут прекрасного настроения гарантировано.

- Квартиру подбирали уже под экспозицию?

Нет, просто привел ее в первозданный вид. При советской власти здесь были коммуналки, а до революции - московский дом депутатов Госдумы, и в одной из моих квартир вроде бы жил сам Милюков.

- Сами реставрируете свои работы?

Что вы! Я даже сидящую кошку, вид сзади, не могу нарисовать. У меня вообще никаких художественных способностей нет, поэтому я и стал коллекционером. А вот из художников коллекционеры почему-то не получаются. Видимо, каждому свое.

Вениамин Гельман: «Галереи у нас нет, это частная коллекция, в которой преобладают самовары. Эту коллекцию собирала семья, и постепенно она расширилась от более простых экземпляров к редким - сейчас их в коллекции около сотни». На ярмарке представлен также и стол начала XX века по проекту Малютина мастерской Сергиева Посада, а также стулья той же мастерской; рядом стоят самовары московского и петербургского производства с накладным серебром. Еще один интересный экземпляр - начала XX века в стиле модерн производства европейской фабрики в Москве, скорее бульонка для подогрева кипятка на столе, чем настоящий самовар. Это - европейское изобретение, которое в России было не особенно в ходу».

«Турандот антик»

Евгения Деллос: «На салоне мы решили представить уникальные русские вазы 1840 года, французские буазери XIX века, итальянские парные столы XVIII века, а также парных венецианских львов XVII столетия и библиотеки “Буль”. Галерее в следующем году исполнится двадцать лет: когда-то она начиналась с магазина “Бабушкин сундук” в фойе ресторанов “Шинок” и Le Duc. Небольшому магазину было все сложнее вместить растущую коллекцию - так, в 2006 году вместе с рестораном “Турандот” состоялось открытие галереи “Tурандот Антик”. Наше главное направление - интерьеры частных домов, коттеджей и общественных помещений (банков, офисов), где антиквариат встраивается в современное пространство. А еще вместе с академией «Турандот» и Институтом арт-бизнеса и антиквариата галерея устраивает лекции по истории искусства».