Полина жеребцова муравей в стеклянной банке. Муравей в стеклянной банке
“ Inter arma silent leges. “ - “В военное время законы безмолвствуют” (Из речи Цицерона. 52-й год до нашей эры). “Кому война, а кому мать родна” (пословица)
Кто из нас в детстве не начинал писать дневника, доверяя тетрадным страницам свои маленькие горести и радости. Прятали тетрадки в самый дальний ящик письменного стола, чтобы случайно не наткнулись мамы или братья и сёстры. Обычно дневники быстро надоедали и мало кто исписал от начала до конца хотя бы одну тетрадь. Этот дневник занимает несколько тетрадей. Если бы автор этого дневника не писала слова на бумаге, а держала их в себе, то ей было бы ещё труднее. Хотя, куда уж труднее...
Дневник - личное. То, что говоришь сам себе, не скрывая от самого себя правды. И не каждый согласится на то, чтобы его дневник читали. На это нужна отвага. Такая, какая была у маленькой девочки Полины, выросшей в талантливую и смелую женщину. Думаю, что не только я, читая книгу, сделанную на основе дневников, которые вела на протяжении многих лет, девочка из города с суровым названием Грозный, во время чтения постоянно оглядывались назад во времени, сопоставляя даты и вспоминая, что они делали в тот или иной день. Сидели за школьной партой, гоняли во дворе мяч, читали книги, выходили замуж, рожали детей – занимались обычными будничными человеческими делами. Там, в Грозном, в эти же самые наши обычные дни, людям приходилось выживать. Выживать под пулями, под бомбами. Слова «поиск хлеба насущного» были там не метафорой. Однако, ребёнок есть ребёнок и его интересуют подружки и мальчишки, котята и щенки. Только котята умирают от города, а щенков убивают. До кошачьих ли жизней, когда людей не жалеют. Мы ели порции лжи, которые нам скармливал телевизор. Смотрели лживое «Чистилище» Невзорова. Генеральный продюссер Борис Березовский. Вот уж точно: кому война, а кому мать родна. Одни страдали и умирали от войны, другие богатели на войне. « на стороне боевиков воевали националисты из УНА-УНСО и снайперши из Прибалтики…» Сегодня мы знаем цену этого вранья. Сегодня, бывший врун о чеченской войне и бывший воинствующий православный христианин - журналист Александр Невзоров, борется с попами и религией, он стал оппозиционером. Умеет держать нос по ветру. Скончался Борис Абрамович Березовский, который дал денег на лживый фильм. Неясна причина его смерти. Перед кончиной он обеднел. «…концу жизни финансовое состояние Березовского сильно ухудшилось. Хотя ещё в 2008 году оно оценивалось в 1,3 млрд долларов, после нескольких проигранных судов он накопил значительные долги, ему пришлось уволить помощников, почти всю охрану, выставить на продажу несколько принадлежащих ему домов и некоторое ценное имущество…»
Чеченская женщина, сын которой Тима сошёл с ума от взрывов бомб, которым негде было жить, нечего есть, которым не помог никто, они тоже были бедны. Только их бедность и бедность господина Березовского была разных порядков. Одни радовались варёной картошке. Другой страдал от того, что пришлось продать некоторое ценное имущество. Мне неизвестна судьба Тимы и его мамы. Много жизней съели войны. Жизни молодых русских солдат, кого пушечным мясом скормили псу войне, мирных жителей государства Ичкерия, убитых, истерзанных, получивших хронические болезни. «В военное время законы безмолвствуют» Однако, кто-то нажил состояние на человеческом горе. «Деньги не пахнут»? Ещё как пахнут, господа. Только этот запах будет преследовать вас в вашем личном чистилище. Мы все туда попадём и каждый ответит за себя. Мне всё равно, как имя бога. Только, как говорила моя бабушка: «бог -не Тимошка, видит немножко»
Я читала книгу «Муравей в стеклянной банке» неделю. Хотя могла прочесть её за пару дней. Останавливалась, когда людские беды заполняли меня настолько, что казалось боль становилась физической. Это не фантазия журналиста, не фильм, снятый в псевдодокументальной манере, не выдумки про «белые колготки», о которых все слышали, но никто не видел. Это настоящая жизнь, настоящей девочки и её мамы, их друзей и недругов, их соседей и случайных знакомых – жителей военного Грозного. Девочка выжила и стала писателем. Я прочла первый рассказ из её следующей книги «Тонкая серебристая нить». Это уже не дневник. Это литература. Дитя войны, она не ожесточилась, она находила утешение в книгах. Что такое история? То, что пишут в учебниках или книги господина Мединского? Нет, нет и нет Историю пишут люди. Своими жизнями, своими судьбами. Страницу правды вписала в историю Полина Жеребцова. Эту книгу надо читать. Читать и плакать. Просить прощения за то, что мы закрывали глаза и верили лжи.
Полина Жеребцова оказалась отважнее многих. Она показала нам свою жизнь, для того, чтобы это не повторилось. Финляндия приняла Полину и получали себе ещё одну заботливую дочь. Слабаки всегда трусливы, хоть и кичатся, собираясь толпой. Сильные великодушны. Пусть книга Полины научит доброте и великодушию тех, кто позавидовал гонимым. Да пусть не будет гоним никто. И спасибо за правду, уважаемый автор – Полина Жеребцова.
Все, что есть в этой книге, увидела, запомнила и записала Полина Жеребцова, которая родилась в 1985 году в Грозном и прожила там почти до двадцати лет. Свой дневник она начала вести, когда ей было девять. Перед вами – наиболее полное на сегодняшний день издание записей, сделанных в 1994–2004 гг. Текст печатается в авторской редакции, с сокращениями, по материалам, предоставленным издательству в электронном виде в ноябре 2013 г.
Посвящается многонациональному населению Чеченской Республики, которое бомбили с неба и обстреливали с земли.
– Лятт киера, – говорит он, не пытаясь перекричать канонаду.
Я притискиваю колени к животу и стряхиваю с лица сухие комочки грунта, падающего сверху. В некоторых из них остались грязно-белые нити корней.
– Корни неба, – шепчу я, – корни неба, застрявшие в земле.
– Хвара дунея вайн дац – эта вселенная не наша, – говорит он.
– Лятт киера – полости земли, – смеется он, – мы уже ТАМ и просто не заметили перехода.
С. Божко. “Время года – война”
На потертой от времени первой странице моего Дневника написано:
“Подвергай сомнению все. Цицерон”
Привет, Дневник!
Живу я в городе Грозном на улице Заветы Ильича. Зовут меня Полина Жеребцова. Мне 9 лет.
На день рождения, 20 марта, мама купила торт с орехами. Мы были в центре. На площади много людей. Люди кричали. Были дедушки с бородами. Они бегали по кругу.
Ленин раньше стоял в калошах. Памятник. Потом его скинули, а калоши остались.
Зачем люди кричат? Чего просят? Мама сказала:
– Это митинг!
Написала стихи.
Я мечтаю, как все дети,
Плыть на корабле!
И волшебную ракушку
Отыскать на дне.
Проснулась. Помыла посуду. Подмела подъезд с четвертого до первого этажа. Стала стирать. Постирала в тазу вещи, читаю книгу.
Почему все снежинки, а я нет? Меня нарядили Красной Шапочкой на праздник. Мама из своей юбки пошила костюм. Я хочу быть снежинкой! Все девочки в классе – снежинки.
Кот Мишка сидит рядом на подушке. Я читаю “Три мушкетера”. Там есть королева, Миледи и Д’Артаньян. Мне нравится мир, где носят красивые платья королевы. Там мушкетеры и гвардейцы!
Дома скучно.
Играли в прятки. Прятались за деревьями и в садах. Я пряталась с Хавой и Аленкой. Это мои подруги. Потом каталась на велосипеде. Но он сломался.
Я потеряла мышь. Мама купила за хорошее поведение.
Мышь сидела в кармане. Наверное, она упала в траву. Мы искали с Аленкой и Сашкой. Не нашли.
Мама сказала, больше не купит такую мышку-игрушку. Сказала, что я растяпа. Поля
Меня пригласили в гости тетя Катя и ее дочка Вера. Они наши соседи с четвертого этажа. Сказали приходить утром. Я встала и пошла в шесть часов. Мама спала. Потом меня все ругали, потому что рано пошла. Сами позвали же! Я сидела на кухне. Тетя Катя меня пустила. Она готовила блины. Потом проснулась Вера, и мы играли.
У Веры есть кукла-мальчик. А у меня нет. У меня девочка. Мы решили их поженить.
Видела бабу Любу и деда Степу со второго этажа. У них смешная собака такса. Зовут Кнопка.
Сегодня христианская Пасха!
Мы ходили по городу. Дождь. Мы дошли до церкви. Все соседи поздравляли друг друга. Угощали пирогами. Дети ели крашеные яйца. Баба Зина всем давала. Больше всех съел Ислам из переулка и Магомед. А Васе и Аленке не досталось. Им дала пирожки баба Нина.
Дождь шел с утра. Мама и тетя Аня сказали: это плохо. Когда идет дождь, Бог плачет, потому что много грешников на земле.
Ураган. Деревья упали на землю. Все испугались. Потом пошли в сады – собирать абрикосы. Но они еще неспелые, зеленые.
Мне снился страшный сон: в окно рвалось чудовище. У него были клешни, и оно выбило решетку на окне.
Мы играли: Патошка, Вера, Ася, Хава, Аленка, Русик, Арби, Умар, Димка, Ислам, Сашка, Вася, Илья, Игорь, Сережа, Денис и я. Сначала в догонялки играли, потом в мяч!
Мама давала нам сок “Юпи” из пакетика. Мы мешали его в ведре с водой. Пили. Мой любимый оранжевый, а у Аленки красный. Клубничный. Потом мама дала нам по жвачке “Турба”. Там машинка есть, картинка. Все очень обрадовались.
Кот Мишка заболел.
Я помогала маме торговать печением на “Березке”. На работе маме не платят. С едой плохо. Тетя Катя говорит:
– Это времена такие. Тяжелые.
Мы варили суп из куриных лап и ели. Раньше из курицы варили, а теперь из лап. Лапы продаются на килограмм. Курица была вкуснее. Очень вкуснее.
Мама хочет перевести меня в другую школу.
Старшеклассники одну девочку ударили стулом по голове, она в больнице. Я дружила с Надей с первого класса. Говорила ей секреты.
Я собираю наклейки, и осталось только одну наклеить. Чтобы выиграть куклу Синди! Надя попросила книгу, и я дала. И забыла, что в книге альбом и наклейки! Надя вернула книгу, а альбом нет. Я и мама ходили к ним домой. Они живут в частном доме. Мама просила ее деда, чтобы отдали. Они не отдали. Я плакала. У меня теперь нет альбома и нет подруги.
У них дома я видела маленького поросенка. Он бегал, как собачка. Поля
Надя молчит. Не отдает альбом. А Хава сказала:
– Ты ей тоже не отдай что-нибудь!
И я знала, что у меня словарь Нади. И хотела не отдать, а потом отдала. Если она такая, то я не такая.
Мне нравится Елена Александровна – она играет с нами. Это наша учительница. Еще мне нравится Алексей, который сидит за одной партой с Юлькой. Я думаю, что люблю его. Он купил мне булочку в буфете. Еще он не боится прививок. А я и другие девочки прятались в туалете, но нас все равно нашли и сделали в спину уколы. Мы плакали.
…на столе стояло два стакана. Один с едой для рыб, другой с ядом для мышей. Я знала, в каком яд. Но было интересно, что будет, если покормить им рыб. Дала немножко. Они в аквариуме сдохли. Я боялась на них смотреть. Они стали мертвые, а были живые.
Мама кинулась и давай меня лупить.
– Убийца! – Мама дралась полотенцем. – Ты убийца!
Сын тети Марьям, Акбар, расстроился. Это были его рыбы. Тетя Марьям не ругала. Она дала мне бублик и сказала, что выбросит рыб в унитаз.
Мне не было стыдно. Было страшно. Убийца чувствует страх. Поля
Мама купила еды.
Купала Мишку в тазу. Аленка помогала. Потом до обеда гуляли. Лежали и смотрели в небо. Я говорила Аленке, что привидения живут в старой котельной, которая стоит во дворе. Она пугалась. Аленка младше меня на целый год.
Потом пришел Игорь и стал рассказывать, что взрослые врут и Деда Мороза нет. Я сказала, что нет Деда Мороза в красной шапке. А существует Дед Мороз, который живет во льдах. Он бродит невидимый, заглядывает в окна зимой. И только детям можно его увидеть. Аленка, Игорь и Хава поверили мне. Я подумала, что он ходит и смотрит в окна. Иначе откуда мне это знать?
Полина Жеребцова
Муравей в стеклянной банке
От издательства
Все, что есть в этой книге, увидела, запомнила и записала Полина Жеребцова, которая родилась в 1985 году в Грозном и прожила там почти до двадцати лет. Свой дневник она начала вести, когда ей было девять. Перед вами – наиболее полное на сегодняшний день издание записей, сделанных в 1994–2004 гг. Текст печатается в авторской редакции, с сокращениями, по материалам, предоставленным издательству в электронном виде в ноябре 2013 г.
Посвящается многонациональному населению Чеченской Республики, которое бомбили с неба и обстреливали с земли.
– Лятт киера, – говорит он, не пытаясь перекричать канонаду.
Я притискиваю колени к животу и стряхиваю с лица сухие комочки грунта, падающего сверху. В некоторых из них остались грязно-белые нити корней.
– Корни неба, – шепчу я, – корни неба, застрявшие в земле.
– Хвара дунея вайн дац – эта вселенная не наша, – говорит он.
– Лятт киера – полости земли, – смеется он, – мы уже ТАМ и просто не заметили перехода.
С. Божко. “Время года – война”На потертой от времени первой странице моего Дневника написано:
“Подвергай сомнению все. Цицерон”
Привет, Дневник!
Живу я в городе Грозном на улице Заветы Ильича. Зовут меня Полина Жеребцова. Мне 9 лет.
На день рождения, 20 марта, мама купила торт с орехами. Мы были в центре. На площади много людей. Люди кричали. Были дедушки с бородами. Они бегали по кругу.
Ленин раньше стоял в калошах. Памятник. Потом его скинули, а калоши остались.
Зачем люди кричат? Чего просят? Мама сказала:
– Это митинг!
Написала стихи.
Я мечтаю, как все дети,
Плыть на корабле!
И волшебную ракушку
Отыскать на дне.
Проснулась. Помыла посуду. Подмела подъезд с четвертого до первого этажа. Стала стирать. Постирала в тазу вещи, читаю книгу.
Почему все снежинки, а я нет? Меня нарядили Красной Шапочкой на праздник. Мама из своей юбки пошила костюм. Я хочу быть снежинкой! Все девочки в классе – снежинки.
Кот Мишка сидит рядом на подушке. Я читаю “Три мушкетера”. Там есть королева, Миледи и Д’Артаньян. Мне нравится мир, где носят красивые платья королевы. Там мушкетеры и гвардейцы!
Дома скучно.
Играли в прятки. Прятались за деревьями и в садах. Я пряталась с Хавой и Аленкой. Это мои подруги. Потом каталась на велосипеде. Но он сломался.
Я потеряла мышь. Мама купила за хорошее поведение.
Мышь сидела в кармане. Наверное, она упала в траву. Мы искали с Аленкой и Сашкой. Не нашли.
Мама сказала, больше не купит такую мышку-игрушку. Сказала, что я растяпа. Поля
Меня пригласили в гости тетя Катя и ее дочка Вера. Они наши соседи с четвертого этажа. Сказали приходить утром. Я встала и пошла в шесть часов. Мама спала. Потом меня все ругали, потому что рано пошла. Сами позвали же! Я сидела на кухне. Тетя Катя меня пустила. Она готовила блины. Потом проснулась Вера, и мы играли.
У Веры есть кукла-мальчик. А у меня нет. У меня девочка. Мы решили их поженить.
Видела бабу Любу и деда Степу со второго этажа. У них смешная собака такса. Зовут Кнопка.
Сегодня христианская Пасха!
Мы ходили по городу. Дождь. Мы дошли до церкви. Все соседи поздравляли друг друга. Угощали пирогами. Дети ели крашеные яйца. Баба Зина всем давала. Больше всех съел Ислам из переулка и Магомед. А Васе и Аленке не досталось. Им дала пирожки баба Нина.
Дождь шел с утра. Мама и тетя Аня сказали: это плохо. Когда идет дождь, Бог плачет, потому что много грешников на земле.
Ураган. Деревья упали на землю. Все испугались. Потом пошли в сады – собирать абрикосы. Но они еще неспелые, зеленые.
Мне снился страшный сон: в окно рвалось чудовище. У него были клешни, и оно выбило решетку на окне.
ОТЗЫВЫ ЛИТЕРАТУРНЫХ КРИТИКОВ:
LiveLib.ru Живая библиотека записала по рейтингу и голосованию книгу "Муравей в стеклянной банке. Чеченские дневники 1994-2004 гг." в "100 лучших книг за все времена"
Библиотека "Бестселлер" признала данную книгу лучшей и отдала ей первое место в проекте "Вместе с книгой к миру и согласию", посвященному презентации книг о военном времени.
"Эту книгу можно цитировать с любого места, в любом порядке. И всё будет одним нескончаемым ужасом. Пожалуй, решишь сгоряча: чтение - единственный способ заставить людей навсегда отказаться от войны. Полина вела чеченский дневник с 1994 по 2004 год: 10 лет стрельбы, смерти, голода, холода, болезней, унижений, лжи, предательств, садизма - всего того, что в совокупности обозначается двумя буквами «ад»."
Игорь Зотов Культ Просвет.
"Чеченские дневники Полины Жеребцовой - настоящий документ эпохи, безо всяких кавычек и подмигиваний, без смущения за громкость формулировки, которую вполне оправдывают события, ставшие для дневников материалом. Настоящий документ эпохи, причём в самом лучшем - художественном - смысле. И поэтому его непременно стоит прочесть."
Елена Макеенко Дневник как способ выжить Siburbia
"…Варлам Шаламов считал, что из лагеря смерти ничего хорошего нельзя вынести; из этого опыта тоже.
Однако Полина Жеребцова - нет, не извлекла «положительное», потому что это, наверное, невозможно, - но сумела, вопреки пережитому, его переосмыслить…"
Ксения Букша, Прочтение.
"Это книга вообще не о войне - она о задушенных котятах, расстрелянных щенках, бесправии, нищете, о макаронах «рожки». О людях, которые всеми силами сопротивляются, чтобы не стать хуже зверей. Полина хотела, чтобы её дневник стал свидетельством человеческих злодеяний, как блокнот Тани Савичевой в Ленинграде, а написала лучшую и самую подробную книгу о нашем времени."
Петр Силаев, Афиша
"Описания того, как люди превращаются в нелюдей, у Жеребцовой достигают невероятной литературной силы.
Иногда даже трудно поверить, что всё это не высокого качества литературная подделка, - и потому исписанные детским почерком цветными ручками, изрисованные картинками страницы оригинального дневника встали на обложку как напоминание о реальности рассказа, о том, что совсем рядом с миром «Айфонов» и слипонов существует война и снайперы, потехи ради стреляющие по маленьким девочкам."
Лиза Биргер, The Village
"Дневники Полины Жеребцовой, отрывками публиковавшиеся в разных изданиях с конца 2000-х, - ни много ни мало ключевой документ эпохи, одинаково значимый и с исторической (ближайший аналог - «Убежище» Анны Франк), и с литературной (ничуть не хуже записных книжек Сьюзан Сонтаг) точек зрения: по ним в первую очередь будут определять, о чём думали и как писали русские подростки на рубеже веков. Правы те, кто говорят, что здесь сформулирована последняя правда о современной России - от такого текста не отмахнешься"
Игорь Кириенков T&P
"Среда обитания Полины - ее семья, где все увлечены искусством, поэзией, историей, журналистикой и живописью. Изучают Восток. Одна из ее бабушек - актриса. Другая обучалась у Плятта, но впоследствии стала художницей, разрисовывала вручную покрывала и платки. Дед Полины - грозненский кинодокументалист", - рассказывает миротворец Станислав Божко.
Весь этот мир в одно мгновение был расколот ракетным ударом 21 октября 1999 года по центру Грозного. Тогда наибольшее число жертв было в трех местах: на центральном продовольственном и вещевом рынке, в республиканском родильном доме и в мечети. По разным данным погибли от 100 до 120 человек. Еще около 400 были ранены, многие из них впоследствии также умерли".
Вера Васильева, Грани.ru
"Девочка, родившаяся в 1985 году в СССР, воспринимает себя не русской или чеченкой, а гражданином мира. Ее родина – страницы книг, написаны на русском. Но в разрушенном войной Грозном слово «русский» – позорное клеймо. Русские «виноваты» во всем, хотя они сами – страдающая сторона.
За русское имя девочку бьют сверстники в школе, в каждой из пяти школ, где довелось учиться. С годами Полина научилась драться, отстаивать свое достоинство. В книге множество эпизодов, свидетельствующих о том, что храбрость и стойкость вызывают уважение, а трусу – не выжить. Враги всегда бросают вызов, присматриваются – как поведет себя жертва, сломается, или выстоит.
В России, куда мама и дочь Жеребцовы попадают в конце книги, их считают «чеченками», и они снова – бесправные изгои. Полина не раз повторяет, что она – человек мира, в ее роду сплелись множество кровей. Понятие «личность» для нее значит больше, чем «представитель какого-то народа», а культурная идентичность – больше, чем национальная."
Алиса Орлова, Милосердие.ru
"Эти листы из детской тетради ценны как удивительной силы свидетельство о страшных событиях вчерашнего дня, как рассказ человека, существовавшего внутри учебника истории, как документ, запечатлевший безжалостным глазом ребёнка безжалостную картину, как чудом уцелевшая записка современника. Но это ещё и чрезвычайно талантливое и продуманное повествование, в котором переплетаются истории взросления, любви и смерти. Можно говорить - это «документ эпохи», это «авантюрный роман», это «военная проза», это «драма взросления», это «любовная сага»… Но все эти определения не точны: эти страницы о том, что ценность отдельной человеческой жизни выше любых геополитических соображений, национальных различий и глобальных концепций, а любовь и воля к жизни сильнее зова крови и разрывов снарядов."
Филипп Дзядко
***************************
25.03.1994
Привет, Дневник!
Живу я в городе Грозном на улице Заветы Ильича. Зовут меня Полина Жеребцова. Мне 9 лет.
21.11.1994
Мы ходим с мамой и торгуем. Иначе нечего кушать. Вчера самолет летал низко над рынком, и все пригибались. Он издавал жуткий вой.
Мы торговали дедушкиными удочками и блеснами. У него их много. Никто не верит, что русские станут бомбить. Они ведь люди.
01.12.1994
Мы пошли на рынок. И тут стали стрелять. И все побежали. Все падали в лужи. Я упала.
Кто-то на кого-то напал. И стреляли. Потом убило ребенка у женщины, и она кричала. Очень кричала. Это пуля.
11.12.1994
Мы ходили на хлебозавод. Очень стреляли, и самолеты бросали бомбы. Ухало. Мы принесли хлеба. Дали тете
Вале, бабе Нине и Юрию Михайловичу, дедушке со второго этажа.
Потом я идти не хотела, а мама меня потащила. В центре дом. В него бомба попала. Там старики лежат внизу. Русские. Они с фашистами воевали. Теперь никто не может их достать. Нет подъемного крана. А дом упал. Этажи упали!
Мама меня тащила, а я не хотела. Я боялась, что услышу их крики и не буду спать никогда. Там горели свечи у дома, и была еда в мисочках. Три дня люди слышат крики, а спасти никак не могут. Просто молились. И все плакали. Очень страшно.
Поля
01.01.1995
Наступил год Свиньи! Зодиак такой.
Всю ночь стреляли по дому. Мы лежали в коридорной нише. Там нет окон. До этого сидели на санках, на полу в ванной. Дом трясся. Горел. Танки шли по трассе, стреляли. Скрежет страшный. Мансур с мальчишками бегал смотреть на танки.
Самолеты бросали бомбы. А потом так бухнули снарядом, что на кухне с окна упала решетка. И упала она на маму, бабу Нину и тетю Варю. Они на полу справляли Новый год. Теперь у них головы разбиты.
Я рисую портрет Мансура.
02.01.1995
Стреляют, но я привыкла. Не боюсь. Когда близко гремит, баба Нина поет песни или читает частушки с плохими словами. Все смеются и не страшно. Баба Нина молодец!
Мы в подъезде, на печке из кирпича готовим. Я смотрю на огонь и думаю: там живут саламандры.
Мы чумазые, грязные. Все вещи в копоти. За водой ходим за дома, на трубы. Иногда лежим на земле, чтобы не убили. Так надо.
Баба Римма болеет. Это Аленкина бабушка. Я бегаю к ним во второй подъезд. У них буржуйка! А у нас очень холодно. Мы спим в сапогах и пальто. Делаем коптилку в банке: там фитиль и керосин. Так не темно ночью, и можно шептаться, пока самолеты бросают бомбы.
09.01.1995
Все горит. Бомбы с неба.
Убило тетю в переулке, и с другого дома семью убило. Люди умирают, когда идут за водой, ищут хлеб.
К нам приходил какой-то мужик, просил керосин. Мама не дала.
Нас много. Кушать нечего. Мама и другие люди ходили на базу. База - это такое место, там мороженое в ящиках. Его все грабят. И мама принесла с тетей Валей. Мы разогрели и пили с лепешкой. Очень вкусно.
Снег топим. Только его мало. И он какой-то невкусный. Вот раньше сосульки были вкусные! А этот какой-то горелый, серый. Мама говорит, от пожаров.
10.01. 1995
На остановке «Нефтянка» видели девушку-чеченку с рыжей косой. У нее на голове зеленая лента. А в руках маленький автомат. Девушке лет шестнадцать. Она воюет за Грозный. С ней был мальчик младше нее. Наверное, брат.
Дед на остановке сказал:
- Она защищает Родину. Ты подрастешь, и ты будешь! - и показал на меня пальцем.
А мама сказала:
- Красивая девушка. Дай бог ей удачи!
«Рыжая» покраснела и ушла.
Еще я узнала, что маленький автомат называется «тюльпан». Совсем как цветок!
Еды нигде нет. Хлеба нет. Баба Нина раздобыла капусты. Мы едим капусту!
Мне скоро 10 лет.
12.01. 1995
Мансур показывал ракетницу. Это трубка. Ей подают сигнал. Он нашел ее на улице.
Дядя Султан, папа Хавы из первого подъезда, поймал где-то курицу, сварил ее в большом ведре и давал всем попить бульона. И нам дал. Мы сразу все набросились и съели. То есть попили воды от курицы. О, как здорово! Дядя Султан еще дал две картошки!!!
Хавы дома нет. Она с мамой в Ингушетии.
14.01.1995
Пришел через синие горы сын бабы Оли. Она старая.
У нас жила. Его хотели расстрелять и солдаты, и ополченцы. Он всем сказал:
- Я иду к маме!
И его не убили. Он - храбрый.
Мы были такие голодные! А он сходил на базу и принес нам пол-ящика кильки! О, как вкусно! Бабу Олю он забрал. Они будут пешком уходить из города.
18.01.1995
Еды нет. Воды нет. Холодно. Я часто сижу в ванной комнате. Стекол нет. Решеток нет. Снарядами унесло. На полу снег.
С бабкой Ниной ругаюсь. Она книги хочет жечь вместо дров! С Баширом ругаюсь. Он дергает меня за волосы. Противный второгодник! Юрочка дурачится. А я люблю Мансура. Только это страшный секрет! И чтобы никто не знал, я буду прятать тебя, Дневник, за шкаф. Если Башир найдет тебя, мне грозит пожизненный позор. Он всем разболтает.
Мансур храбрый. Он пытается найти еду и не боится обстрелов.
Еще на остановке делали ловушку ополченцы. Подпилили деревья и поймали БТРы и танки. Бросали в них “поджегушку”. Потом постреляли солдат и ушли.
А мальчишки с нашего двора туда побежали. И сказали, что один солдат был еще жив. Он попросил, чтобы его застрелили. У него не было ног. Они сгорели. Он сам попросил. Так сказал Али, который живет через квартал от нас. Али 13 лет. Это он убил.
А затем плакал, потому что убивать страшно. Он убил из пистолета. Бабка Нина крестилась, и все плакали. Али дал тетям письмо. У солдата написано так: “Береги дочек. Мы спускаемся к Грозному. Нет выбора. Мы не можем повернуть, наши танки навели на нас пушки. Если мы повернем – это предательство. Нас расстреляют. Мы идем на верную смерть. Прости”.
Тети хотели выбросить письмо, а мама положила письмо туда, где книги. Обещала отправить по адресу. Улицы и номера дома нет. Сгорели. Но написано: хххxx область. Мне жалко солдата. Я не пойду на остановку, через сады. Там лежит его труп и другие мертвецы.
Поля
26.01.1995
Соседку из нашего дома ранило в ноги. Они опухли. В доме рядом дяде оторвало руки.
А когда мы прятались в нише при обстреле, за окном попали в машину снарядом.
Машина хотела уехать из города. Там был мужчина, женщина и дети. Женщину сильно ранило, а другие сразу погибли. Женщина кричала-кричала, а потом тоже умерла.
А я уши закрыла руками и лежала на полу. Я не могла слушать, как она ужасно кричит. Потом сказали, что она была беременная. Их тела унесли. От машины почти ничего не осталось.
30.01.1995
Летом мы с Аленкой хоронили жуков и червяков. Каждому сделали могилу и поставили памятник из камушка.
Но потом не нашли мертвых. И тогда я убила парочку новых жуков и тоже прикопала. Решила - пусть кладбище будет пышнее. Дура!
Но и это еще не все. Когда я проведывала дедушку в больнице, то сделала один очень плохой поступок. Я обманула его. Обманула. Как это плохо!
И Бог покарал меня. К нам пришла война.
Во дворе были русские солдаты. Они вывели всех во двор. Парней раздели догола и смотрели. Мне было очень стыдно. Зачем они сняли с них одежду?
Тетки и бабки ругались. Солдаты сказали, что ищут след. След от ремешка вроде. От автомата. И одного парня куда-то увели. Хотя следа никто у него не видел. Этот парень просто мимо проходил.
У нас документы смотрели.
23.02.1995
Все воруют. И тетя Г, и тетя А, и тетя З, и дядя К., и Х, и М! Все с утра берут тачки. Идут. А потом приходят, приносят ковры. Посуду. Мебель. Два-три человека не воруют только. Юрий Михайлович не ворует, и еще несколько соседей не воруют. Другие соседи говорят:
- Русские солдаты воруют!
И это правда.
- И мы будем воровать! Все равно добро пропадет.
И делают так.
Из дома напротив самый неутомимый - дедуля Полоний. Он раньше в тюрьме работал. Надзирателем. Теперь по пять раз в день тачки носит.
С ним около десяти друзей. Ругаются иногда, кому чего достанется. Прямо во дворе орут.
А с нашего дома отличаются тетя Амина и тетя Рада.
Мы пошли в центр: я, мама, тетя Валя и Аленка. И тоже зашли в частный дом. Там чай был. Мы взяли по одной коробочке. Потом я увидела куклу. Это был пупсик. И я его взяла. Аленка нашла карандаши. А мама ничего не взяла.
Сказала, что ее чуть не убил снайпер. Снайпер стрелял в маму. Ведь стыдно, если убьет в чужом доме, и тебя найдут как вора.
- У нас дома куча своих вещей. Девать некуда! - сказала мама. - Идем домой!
И мы ушли.
25.02. 1995
Мы ходили в церковь. Она за мостом, где река Сунжа.
Сунжа грязная, мутная. Церковь от снарядов покосилась.
По ней не раз попадали. Вокруг дома, будто после страшного землетрясения: вроде были дома, а теперь только часть стены.
В церкви давали соленые помидоры и макароны в стаканчиках. Бабушки были русские, и тети-чеченки были. Детей много. Бабки на них ворчали.
Еще я там видела Люсю. Она живет в разрушенных подъездах. У нее убили папу, маму и бабушку. Люся красит губы. Она нашла красную помаду в разбитом доме. Люсе 14 лет.
Мама сказала, что бомба попала в зоопарк и звери погибли. А я видела собаку. У нее осколками отрезало нос. Она без носа теперь. И много убитых собак.
Еще говорили: в дом престарелых попали бомбой, и они погибли. В церкви тетя-монашка меня водила внутрь, вниз. Там, в подвале, темно, и только свечки тонкие горят у икон. Все молились, чтобы скорее война ушла. Тетя-монашка дала мне рыбу и картошку. И я ела. А мама подмела двор в церкви.
Сказали, что макароны и помидоры дали казаки. Казаки - такие люди, живут где-то далеко и сюда помогают. Потому что война.
Потом мы шли назад. Военные сильно стреляли. Мы лежали на земле. И видели мертвого русского солдата. Его при нас убило. Он лежал, а рядом оружие. Он был одет в синюю форму.
Мама пошла во двор. А там БТР. И сказала:
- Идите, там ваш парень лежит!
А солдаты что-то ели и пили из бутылки. И не пошли. Мы ушли домой.
Дали дедушке Юрию Михайловичу немного помидор и макарон. Он обрадовался!
05.03.1995
Мама и дядя Султан ушли на базу за дровами. Мне страшно одной.
Я бежала через сады на базу. Побежала одна. А снайпер стрелял по железной дороге. Пули падали рядом. Я хотела найти маму. Бегала, звала ее. Видела убитых людей, но это была не мама, и я не пошла близко. Какие-то тети и дети лежали на снегу. И одна была бабушка в сером платке.
Потом я нашла маму. Дядя Султан уже ушел в наши дворы. Мама все искала дрова. Мы зашли в домик базы, там старые стулья. Тут начали стрелять из танков. И бубубув! Снаряд разорвался. Мы упали. Волна воздуха! Нас засыпало побелкой и камнями. Но не сильно. Мы выбрались и поползли оттуда.
Мама объяснила, ей сказали, что есть такие мины “тепловые”. Они идут за человеком и разрывают его на куски. Я ползла по снегу и думала, что такая мина меня обязательно найдет, будет за мной красться, а потом разорвет на куски.
Мы долго лежали у дороги. Летели снаряды, красные и оранжевые. А потом нам удалось пробежать к домам.
Мы принесли дрова! Поля
11.03. 1995
У меня порвались сапоги. Ноги мокнут. Нет обуви. Я взяла и зашла в чужой дом. Хотя дала слово маме - не заходить в чужой дом. Но зашла - сапоги посмотреть.
Я не заметила, что крышка подвала открыта. Зашла и сапоги увидела. Они лежали на диване. Я на них посмотрела и … упала. В подвал. Но не совсем внутрь. Если б упала, то умерла. Лестницы не было, а три метра глубина и внизу бетон.
Я руками зацепилась за края. Вылезти не могла. Сил не было. Провалилась по пояс. На помощь никто не шел. Никто не знал, что я пошла сапоги искать. У меня даже пальцы побелели. И тут зашел дед-чеченец. Я решила, он меня спихнет вниз, и я там умру, а он дал мне руку. И я вылезла.
- Что ты тут ищешь? - спросил.
- Я хотела сапоги взять, - сказала я.
- Не стыдно тебе, - спросил дед, - воровать?
Я красная стала, как помидор.
- Не туда твои ноги ходят! Не тот путь нашли! - громко сказал дед. - Грех! Грех!
- Я никогда не приходила искать вещи. Один раз…
- Будет тебе и за один раз! - перебил меня дед. - Позор!
Потом он увидел, что я в рваных сапожках стою. Пошел и взял сапоги. Бросил через всю комнату.
- На! - сказал он. - Возьми. Моих бомбой убило. Дочку, внуков убило. Никто не придет в этот дом жить. Все там! - показал вверх рукой.
Я сказала:
- Извините, - и ушла.
В своих рваных сапожках ушла. А потом побежала бегом. Мне хотелось убежать.
Я наткнулась на труп. Его не было полчаса назад. А теперь лежал! Мужчина лет сорока. Русский. Житель. Он лежал и смотрел на меня синими глазами. Рядом ведро. Он за водой вышел. Наверное, его убил снайпер.
Мама нашла варенье и несла в сумке:
- Где тебя черти носят? - спросила она.
Я сказала. Мама дала подзатыльник. Прямо при покойнике. У меня в глазах просияло от подзатыльника. Очень обидно стало.
- Кроме еды, ничего брать нельзя! - строго сказала мама.
Мама нашла одеяло, которое валялось на улице. Накрыла покойника, и мы пошли домой.
******************************************
Эл. версия книги продается здесь:
"Муравей в стеклянной банке. Чеченские дневники 1994-2004" продается в магазинах Лабиринт, Амазон, Любимый книжный.