Санаев плинтусом психолог анализ семейный. Привет студент

МОСКОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ
им. М.В. ЛОМОНОСОВА
Филологический факультет
Кафедра истории русской литературы XX – XI веков

Взрослые и дети: психологический аспект проблемы взаимоотношений в контексте повести П. Санаева «Похороните меня за плинтусом»

Курсовая работа
Студентки II курса
русского отделения
Беликовой Натальи
Научный руководитель
проф. Н.М. Солнцева

Москва
2011
Оглавление

Библиография 29

Введение
Тема моей курсовой работы звучит как «Взрослые и дети: психологический аспект проблемы взаимоотношений в контексте повести П. Санаева «Похороните меня за плинтусом». Предметом проведенного анализа стал характер личных взаимоотношений между героями: в курсовой работе коротко будут рассмотрены межличностные конфликты, их причины и следствия, феномен воспитания и его роль в семье главного персонажа; важным источником для анализа оказались так называемые «вечные проблемы», поднятые в произведении, о которых будет сказано позже. Материалом для моего исследования послужила непосредственно повесть П. Санаева «Похороните меня за плинтусом» и интервью автора. В целом, исследование этого художественного произведения преимущественно опирается на психологию, что обуславливает актуальность темы – ведь в работе, как уже было сказано выше, будут рассмотрены проблемы именно психологического характера взаимоотношений в семье и их, если можно так сказать, литературное воплощение в повести – безусловно, подобные опыты в области взаимодействия литературы и психологии были актуальны и десятилетие назад, и не менее интересны и современникам в силу анализируемых ими, всегда злободневных проблем (ведь, по сути, в произведении рассматриваются отношения системы координат «отцы-дети» (в данном контексте все же корректнее будет звучать данная пара как «взрослый-ребенок») и «взрослый-взрослый»). Что касается новизны самой проблемы, то стоит заметить, что в данном случае новизна как таковая компенсируется актуальностью, потому что очевидно, что поставленная проблема не нова (она существует, грубо говоря, со времен существования семьи как концепта в литературе в принципе), но что же касается новизны степени исследования вопроса, то тут с уверенностью можно сказать, что в контексте творчества Санаева им не занимался почти никто, поэтому можно априори надеяться на нечто новое в моей работе.
Действительно, если говорить о степени исследованности данного вопроса, то, как ни странно бы это прозвучало, но им всерьез не интересовался никто – ни филологи, ни социологи, ни даже журналисты. И почти единственное, что я смогла найти в качестве литературного материала к своему анализу - это интервью собственно самого Санаева; кроме того, я использовала непосредственно научно-психологическую литературу, о характере и роли который я скажу позже. Целью моей работы я предполагаю определить значение, способы их выражения, а также место и роль психологических конфликтов и концепта «любви» в произведении и провести их сопоставительный и сравнительный анализ (опираясь также на сравнение данного текста с другими произведениями, о которых будет сказано ниже), в то время как задачами исследования являются:

анализ причин конфликтов, выявленных автором, в контексте «проблемы психологических взаимоотношений между героями»
сравнительный анализ с другими художественными произведениями русской литературы, в которых есть похожие проблемы психологических семейных взаимоотношений, а также воспитательные, конфликтные и, как следствие, даже экзистенциальные контексты
сравнительный анализ воспитательных моделей в фильме (по одноименному произведению) и книге
выявление типологии мотивов и анализ их столкновения

В курсовой работе будут представлены исследования таких психологов, как Козловых, П.В. Симонова, Жана Пиаже, Леонтьева, Горцевского, Фрейда и других; проанализированы психологические статьи, рассмотрены различные интервью не только с самим Санаевым, но и с его непосредственной аудиторией; приведены примеры сравнительных анализов с произведениями Шмелева, Мора, Л.Н.Толстого, Бунина, Фоера.
Глава первая

История книги

Предисловие

В начале хотелось бы сказать несколько слов об авторе, самой книге и автобиографических контекстах в повести. Павел Санаев родился в 1969 году в Москве. В 1992 году закончил сценарный факультет ВГИКа и в 93 написал повесть «Похороните меня за плинтусом», которая вышла в 2003 году и сразу же стала бестселлером. На сегодняшний день тираж книги приближается к полумиллиону экземпляров, и она все еще продолжает раскупаться. В 1996 ее опубликовали в журнале «Октябрь», и в том же году ей была присуждена премия журнала «Октябрь» за лучший дебют. Несколько лет повесть жила на журнальных страницах на положении «широко известной в очень узких кругах». В 2007 году изданием книги занялось крупнейшее российское издательство «АСТРЕЛЬ», и с этого момента вокруг «Плинтуса» начался настоящий ажиотаж. За три года разошлось около полумиллиона экземпляров, и книга продолжает пользоваться спросом. Интересно, что в новом издании в качестве дополнительных материалов публикуются также три неиздававшихся ранее главы: «На ленточки», «Скорост» и «Сбылась мечта идиотика».

основные проблемы: соотношение автобиографичности и литературного вымысла, концепт воспитания

Если кратко говорить о наличии элемента автобиографичности в тексте, то правильнее всего было бы привести цитату самого автора об этом: «-Вымысел на 60 процентов, там достаточно много его, и это так для вас же нужно» 1 . Важно отметить, что когда я работала над курсовой, моим главным исследовательским материалом, кроме непосредственно текста, были интервью, и если все цитаты Санаева о романе сократить до нескольких самых важных, то получится следующее: 1) «это роман о любви, я написал историю про любовь и прощение» 2 , 2) «моя повесть про правоту всех неправых и неправоту всех правых» 3 , 3) «по Фрейду я должен был вырасти клиническим идиотом с глубинным комплексом неполноценности» 4 . Собственно, уже по одним этим цитатам можно строить концепцию и структуру анализа, т.к. в них Санаев уместил всю сущность книги, а все проблемы психологических взаимоотношений между героями строятся действительно на любви (пусть и не только в прекрасной, но и в уродливой ее ипостаси), конфликтах, прощении и воспитании. Важно заметить, что причиной вообще каких-либо взаимоотношений, на первый взгляд, (по крайне мере между бабушкой и Сашенькой Савельевым) является воспитание, с которого все, собственно, начинается даже с точки зрения композиции. Автор максимально ярко делает акцент на том, что воспитание у бабушки всегда превращается в некую неразрешимую конфликтную ситуацию, но возникает оно исключительно из-за любви (сам Санаев в одном из своих интервью так отзывался о бабушке: «Моя бабушка в книге – символ уродливой но все-таки любви, она дышит этой любовью» 5 , кроме того, мы можем найти примеры в тексте: (бабушка говорит врачу о Саше) «…Такая любовь наказания хуже, одна боль от нее, а что делать, если она такая? Выла бы от этой любви, а без нее зачем мне жить») 6 , но тем не менее любая попытка коммуникации заканчивается конфликтной ситуацией. Знаменательно, что источником всех конфликтов оказывается бабушка (ведь именно из-за нее мальчик разрывается между мамой и вторым домом, именно из-за нее происходят скандалы с дедушкой), но при этом она есть и главная воспитательница. Польский психолог Ян Коменский в своей работе «Избранные педагогические сочинения» пишет, что «воспитание необходимо для того, чтобы люди были людьми, а не дикими животными, не бессмысленными зверями» 7 , и чуть ниже он же пишет, что воспитание должно быть по сути сочетанием «разумного руководства» и «легкого побуждения». Другой психолог – С.В. Ковалев – определяет воспитание как нечто среднее между «побуждением» и «убеждением» 8 . Ничего подобного мы не видим ни во взаимоотношениях между бабушкой и внуком – это затмевается максимализмом и больной удушающей любовью, не видим во взаимоотношениях между матерью и сыном – мама воплощает собой вид мягкой, безответственной, эгоцентричной и вместе с тем инфантильной любви, не видим мы этого и во взаимоотношениях между дедушкой и ребенком – здесь очевидна беспомощность перед чужой волей, невозможность собственных действий. То есть по сути воспитание как феномен отсутствует как таковое, и остается одна деспотическая любовь, порождающая конфликты между «мальчиком, который хочет как лучше» 9 и миром взрослых.

Глава вторая

Комплексный сравнительный анализ: И.А. Бунин «Жизнь Арсеньева», И.С. Шмелев «Лето Господне», П. Санаев «Похороните меня за плинтусом»

2.1. Проблема воспитания и аспект автобиографичности в контексте сопоставительного анализа романов «Жизнь Арсеньева» и «Похороните меня за плинтусом»
Если же возвращаться к проблеме автобиографичности, то нельзя не упомянуть еще одно произведение о детстве - «Жизнь Арсеньева» И.С. Бунина. «Во все времена и века, - писал Бунин,- с детства до могилы томит каждого из нас неотступное желание говорить о себе - вот бы в слове и хотя бы в малой доле запечатлеть свою жизнь - и вот первое, что должен я засвидетельствовать о своей жизни: это нерасторжимо связанную с нею и полную глубокого значения потребность выразить и продлить себя на земле... Да, Книга моей жизни - книга без всякого начала.» 10 («Устами Буниных: Дневники». В 3-х тт. / Под ред. Милицы Грин. – Frankfurt am Main: Посев, 1979-1982.) Некоторые современники рассматривали «Жизнь Арсеньева» как биографию самого автора. Однако, следует заметить, что самого Бунина это приводило в негодование. Он утверждал, что его книга автобиографична лишь постольку, поскольку автобиографично всякое вообще художественное произведение, в которое автор непременно вкладывает себя, часть своей души. Уже на данном этапе будет интересно провести параллель с Санаевым, который, утверждая, что вымысла в его книге на 60 процентов, все же считает ее автобиографичной, причем не литературно-автобиографичной (каковой является роман «Жизнь Арсеньева» в глазах своего автора), а автобиографичной в самом прямом значении слова.
Сам же Бунин именовал «Жизнь Арсеньева» «автобиографией вымышленного лица» 11 . Справедливо утверждая, что целиком «жизнь человеческую написать нельзя» 12 , писатель перед началом очередной части своей книги каждый раз останавливался перед проблемой отбора самого важного. Он писал свою книгу, сжимая время, соединяя несколько лет в один год. Это уплотнение времени писатель осуществил не только в том отношении, что соединял события, происшедшие в разное время - главное было в том, что спрессовывались, сливались внутренние, душевные переживания героя, который очень быстро взрослел. Проще же говоря: по интенсивности чувств и мыслей «арсеньевский» год - это несколько «бунинских» лет, а сам Алексей Арсеньев - как бы «сконцентрированный» автор, в главных чертах его личности. Бунин наделил Арсеньева в первую очередь чертами художника, поэта (известно, что сам Бунин считал себя всю жизнь главным образом лирическим поэтом и уже потом – прозаиком). И понятно, что замысел книги об Алексее Арсеньеве был именно замысел написать «жизнь артиста» - поэта, в чьей душе уже с детства переплавляются «все впечатленья бытия», чтобы впоследствии быть претворенными в слове. Таким образом, действительно «Жизнь Арсеньева», с одной стороны,- автобиография вымышленного лица, некоего собирательного «рожденного стихотворца», а не просто Ивана Алексеевича Бунина. С другой же стороны, эта книга - самая откровенная, лирическая и исповедальная из бунинских творений.
Начиная говорить о мотивах воспитания в одном и другом романе, будет уместно провести небольшой анализ автобиографического аспекта: у Бунина огромный интерес представляют собой образ и характер отца Арсеньева. Известно, что его прототипом послужил отец писателя, Алексей Николаевич Бунин 13 . В книге это - человек, неотразимый в своем обаянии, хотя и «грешный», вспыльчивый и отходчивый, беспечный и жизнелюбивый, распространяющий вокруг себя ощущение радости жизни, талантливая артистическая натура. Бунин очень сдержанно показывает так называемую обратную сторону медали: распущенность, безответственность отца по отношению к семье, что привело ее к полнейшему разорению. На все это в «Жизни Арсеньева» лишь вскользь намекается; об осуждении, даже о суждении и речи нет; в книге царит яркий и праздничный человек, - тот, кому обязан сын многими светлыми чертами своего характера, - отец поэта.
Интересно, что в чем-то Бунин придерживается почти что стопроцентной автобиографической точности. Так, например, переживания мальчика Арсеньева, связанные со смертью его сестры Нади, близки тому, что испытывал маленький Ваня Бунин после кончины младшей сестры Саши. Или когда Бунин описывает влюбленность юного Арсеньева «на поэтический старинный лад» в Лизу Бибикову и решает не спать по ночам, то это опять-таки тесно связано с воспоминаниями Ивана Алексеевича о своей юношеской поре: о влюбленности в родственницу соседей, красивую девочку с голубыми «волоокими» глазами.
Продолжая сравнительное исследование воспитательно-психологических поведенческих моделей главных героев двух романов, нужно вспомнить, помимо отца Арсеньева, еще одного персонажа – Баскакова. Он, домашний учитель Баскаков, вольнолюбивый чудак и романтик, превыше всего в жизни ставивший свою независимость, в ранние годы сильно повлиял на формирование характера Арсеньева. В Баскакове Бунин вывел своего домашнего догимназического учителя Н. О. Ромашкова 14 . Алеша Арсеньев был, что называется, воском в руках Баскакова, который «для своих рассказов... чаще всего избирал... все, кажется, наиболее горькое и едкое из пережитого им, свидетельствующее о людской низости и жестокости, а для чтения - что-нибудь героическое, возвышенное, говорящее о прекрасных и благородных страстях человеческой души» 15 . Баскаков «заразил» мальчика этим неравнодушием к бытию. Страницы «Жизни Арсеньева», в которых говорится о воздействии Баскакова на ум и сердце юного героя, предельно автобиографичны.
Все окружение, начиная с родных и близких, вплоть до «беспутных» соседей, проматывающих свои последние доходы, - оставляло след в душе Алеши Арсеньева, так или иначе влияло на его внутреннее развитие. Но люди были лишь частью огромного мира, который входил в ум и сердце героя, и в первую очередь, конечно, природой. Бунин наделил Арсеньева своей страстной влюбленностью в природу, сверхчувствительностью к ней. Философско-созерцательное отношение к природе и размышления над ее загадками побуждали Арсеньева к раздумьям (следует заметить, не по возрасту зрелым) о загадках и смысле самого бытия. Знаменательно, что главный герой романа Санаева – Сашенька – тоже задумывается о смысле жизни, не-бытии, и тоже в довольно раннем возрасте: «…тот свет виделся мне чем-то вроде кухонного мусоропровода, который был границей, где прекращалось существование вещей. Что было дальше? <…> Я попрошу маму похоронить меня за плинтусом дома, - придумал я однажды. Там не будет червей, не будет темноты» 16 . Получается, что уже в само название романа автором вынесена очень сложная и важная проблема человеческого существования и потустороннего мира. Таким образом, мы видим, как два совершенно разных писателя – Бунин и Санаев – в маленьких произведениях о детстве ставят экзистенциальные вопросы перед героями-детьми.

2.2. Мировоззрение (миросозерцание) главных героев трех произведений И.А. Бунина, И.С. Шмелева, П. Санаева соответственно как итог системы взаимоотношений «взрослый-ребенок» в романах
Очень уместным был бы полный сопоставительный анализ романа «Лета Господня» Шмелева и повести «Похороните меня за плинтусом», который будет представлен ниже, сейчас же я затрону только некоторые ключевые моменты: 1) система воспитания (собственно, для Вани примером для подражания являются сами взрослые, - ср. отсутствие воспитания) 2) идеалы педагогики воспитателей (Михаил Панкратьевич и бабушка) 3) концепт жизнелюбия 4) сравнительный анализ лексики («милок», «Мураша», «голубок», «милый», «котик» - интересно, что порой лексика совпадает: «котик», «ноженьки», «милок») 5) религиозные мотивы. Но при этом возникает ощущение, что любовь, ласка и красота есть только у Шмелева, однако же это не так: в «Лете Господнем» присутствует некая идеализация, в «Похороните меня за плинтусом» же тоже есть любовь - просто она другая - грубая, сумасшедшая, не одухотворенная. Интересно было бы провести сравнительный анализ отношений «воспитатель-ребенок» (читай «взрослый-ребенок») в двух произведениях Бунина и Шмелева соответственно. Основной созидающей силой духовного формирования личности в романе Бунина «Жизнь Арсеньева» и в повести И. Шмелева «Лето Господне» является семья и ее глава – отец. Важнейшую роль в развитии и формировании личности играет среда, в которой воспитываются главные герои Шмелева и Бунина. Автор повести «Лето Господне» передал быт купеческой семьи, одухотворенной, наполненной православным светом. Жизнь маленького Вани естественным образом строится по православным заповедям, которые являются основой его духовного формирования, определяют смысл его существования. Такое воспитание для героя - единственно возможное. В его сознании не встает вопрос о поиске Бога, т. к. он воспринимает веру в Него как нечто естественно данное от рождения. Показателен пример отца Вани. Он - натура вспыльчивая и горячая, но в то же время отходчивая и чрезвычайно совестливая. Об этом свидетельствует эпизод в первое утро Великого поста, когда отец выбегает на мороз в одном пиджаке и просит прощения у Василь Василича за вчерашний нечаянный гнев, в котором крепко обругал управляющего. «Так и поступай, с папашеньки пример бери… Не обижай никогда людей. А особливо когда о душе надо… пещи», - наставляет Ваню Горкин 17 .
В отличие от шмелевского Вани бунинский Алексей Арсеньев живет в мире, отношения с которым не совсем просты и далеки от гармонии. И хотя герой ощущает себя частицей этого бесконечного и вечно существующего мира, одновременно в душе его преобладает постоянное чувство одиночества, а не соборное начало в отношениях с окружающими его людьми. И если для шмелевского Вани все в мире было гармонично устроено и имело свой смысл, то для бунинского Алексея «все в мире было бесцельно, неизвестно зачем существовало» 18 . Здесь снова будет уместно вспомнить Сашеньку Савельева, для которого его жизнь была далеко не примером идеального гармоничного существования (ежедневные ссоры с бабушкой, неудовольствие внутреннее («…я был очень завистлив и страшно завидовал тем, кто умеет то, чего не умею я. Так как не умел я ничего, поводо для зависти было много…» 19).
При рассмотрении же произведений Шмелева и Санаева, наиболее плодотворным будет сравнительный анализ уже другого характера – более внешнего, лексического, синтаксического, композиционного. «Лето Господне» является практически мемуарами, в отличие от «Плинтуса», в котором вымысла все же на 60 процентов. «Лето Господне» строится как объединение ряда рассказов, посвященных детству писателя, и состоит из трех композиционных частей: «Праздники», «Радости», «Скорби». Интересно, что повествование от первого лица характерно для большинства полностью автобиографических произведений ХIХ-ХХ вв. Анализируя два типа повествования и непосредственно лексику авторов, можно найти некие общие элементы при внешней абсолютной разнице языка и стиля. Так, например исследовательница Н.А. Николина в своей книге «Филологический анализ текста» пишет, что «своеобразие повествования И. С. Шмелева состоит в сочетании элементов двух типов сказа: «детского» сказа и сказа взрослого повествователя» 20 . Повествование, таким образом, получается неоднородным. При доминирующей точке зрения маленького героя в некоторых контекстах прослеживается «голос» взрослого рассказчика. Это, прежде всего, зачины глав, лирические отступления, концовки. Кроме того, Николина говорит о том, что роман И. С. Шмелева «Лето Господне» строится как «возможный» рассказ ребенка, в которого перевоплощается взрослый повествователь. Подобное перевоплощение мотивировано идейно-эстетическим содержанием повести: «Автору важен чистый детский голос, раскрывающий целостную душу в свободном и радостном чувстве любви и веры» 21 . На наш взгляд, то же самое можно сказать и о манере повествования Санаева: неком синтезе детского и взрослого голосов (причем, не только в очевидных сравнениях диалогов бабушки и Саши, мамы и Саши, но и в непосредственно самой речи мальчика («…я был очень завистлив и страшно завидовал тем, кто умеет то, чего не умею я. Так как не умел я ничего, поводов для зависти было много. Я не умел лазить по деревьям, играть в футбол, драться и плавать…» 22 – на примере этого отрывка мы видим, как герой переживает по поводу сложных, как ему кажется, проблем, перед ним стоят общечеловеческие вопросы зависти, злобы, но при этом, рефлексируя, он говорит о них с такой детской непосредственностью и так наивно просто, что читателю невольно не верится уже в серьезность самого вопроса).

Глава третья

Религиозная проблематика и ее место в произведениях И. А. Бунина, И.С. Шмелева и П. Санаева

3.1. Характер взаимоотношений «мать-сын» в произведениях И.А. Бунина и П. Санаева
Интересны различные аспекты сравнения произведений Санаева, Бунина и Шмелева в свете моей исследовательской работы. Так, например, если анализировать поведенческие модели героев и воспитательный характер их взаимоотношений только у Санаева и Бунина, то нужно акцентировать внимание не на неких внешних феноменах, но сравнивать именно взаимоотношения между персонажами. В этом смысле чрезвычайно важна для анализа фигура матери в одном произведении и в другом. Ярким примером воплощения идеала «нищих духом», по контрасту с отцом Алексея, представлена фигура матери у Бунина. Поражает способность матери, обладающей глубоким христианским сознанием, оставаться выше мирской суетности, «переплавлять» в душе все внешнее, обретая еще большую силу и гармонию, в то время как отец лишь «тщетно старался грустить и говеть», «стал запивать все чаще и чаще». Истоки этого сознания - в подчинении Божьему Промыслу, в уповании на него: «Среди моих родных и близких еще можно было понять одну нашу мать с ее слезами, грустью, постами и молитвами, с ее жаждой отрешения от жизни: душа ее была в непрестанном и высоком напряжении, Царство Божие она полагала не от мира сего и верила всем существом своим, что милая, недолгая и печальная земная жизнь есть только приуготовленье к иной, вечной и блаженной» 23 . Образ нищей духом во всей полноте явлен в матери - в отчужденности от мира здешнего. Единственное, в чем явлена ее связь с миром, - это неиссякаемая любовь к ближним. В том числе, и к сыну. Здесь можно провести параллель в отношениях «мать-сын» у Санаева, где тоже наблюдается абсолютная любовь матери к ребенку, полная самоотдача, но при этом для нее это чувство - любовь детская, она не самостоятельная и безответственная (вспомним поведении мамы по отношению к Сашеньке: мать боится бабушки ребенка, она не способна принимать решения, боится даже забрать ребенка жить к себе).

3.2. Религиозные подтексты в произведениях И.С. Шмелева и П. Санаева
Вне сомнений остается, что Сашенька является главной ценностью семьи и вся любовь и забота направлены на него, и в данном контексте нельзя не вспомнить И.С. Шмелева, который видел вообще универсальную функцию человека в заботе старшего поколения о младшем. У Шмелева божественный мотив играет огромную роль - начиная с композиции и заканчивая церковной лексикой, каждая глава пропитана религиозными нотками, обилие православных праздников, фольклорные пословицы религиозной тематики («поет монашек, а в нем сто чашек» 24), даже само название произведения; кажется, что буквально в каждой строчке есть христианские ценности, и каждые взаимоотношения являются примером именно православных братских связей. «Лето Господне» - церковный календарь, прочитанный глазами ребенка. «Похороните меня за плинтусом» же как будто зеркально отражает буквально каждый положительный пункт предыдущего анализа, однако же, так кажется только на первый взгляд. Очевидно, что повесть Санаева является тоже направленной на религиозную тематику (название повести, библейский лейтмотив «за грехи родителей будут расплачиваться дети» 25 , частые мотивы «правды и святой лжи», обращение к Господу не всуе «Пошли мне, Господи, часть его мук» 26 и так далее), итак, оказывается, что различается главным образом характер любви и, как следствие, атмосферы и воспитания в домах и семьях с ребенком примерно одного возраста.
Очевидно, что «Похороните меня за плинтусом» стал первым и чуть ли не единственным романом не о счастливом детстве. Миф прекрасного и безоблачного инфантильного исчез, а остались только настоящие воспоминания, от которых можно избавиться лишь в 25 лет. Опять же сравнивая «Лето Господне» и «Плинтус» нельзя не заметить, как сильно отличается весь пафос произведения – пропитанная христианской любовью каждая строчка у Шмелева и грубая, пронзительно безнадежная реальность Санаева – реальность без Бога. Выражение «счастливое детство» стало практически фразеологизмом и некой традицией в русской литературе. Даже если детство не воспринималось как полностью счастливое («Том Сойер» Твена, «Убить пересмешника…» Ли, «Детство» Толстого), все равно оно было светлое и радостное – прямо противоположное концепту детства в «Плинтусе». На наш взгляд, феномен «счастливого» или «несчастливого» детства прямо зависит от взаимоотношений ребенка и родителей (или же взрослых, окружающих его в тот момент), от любого взаимодействия ребенка и взрослых. Здесь было бы уместно снова вспомнить Томаса Мора с его «Утопией», где он говорит, как взрослые к детям относятся с уважением и доверием, и что они рассматриваются как младшие члены общества утопийцев. Они подготовляются к жизни не только путем учения и наблюдений за трудом взрослых, но и путем участия в их труде. Земледелию «учатся все с детства, отчасти в школе путем усвоения теории, отчасти же на ближайших к городу полях, куда детей выводят как бы для игры.» 27 . Путем непосредственного общения со взрослыми усваиваются и другие добродетели, которые в своей совокупности и составляют моральные устои данного общества. Это – стремление каждого служить на благо другим людям, это – ненависть к войне, к которой прибегают лишь в случае необходимости охранять свою страну или если хотят оказать помощь народам, угнетенным тиранией, это – любовь к науке. Все эти черты и начинают воспитываться самой средой и воспитателями с детства. И в данном случае можно говорить о «счастливом детстве» - когда есть правильное воспитание и взаимодействие между взрослыми и детьми. Когда феномен воспитания вообще присутствует как таковой.
На мой взгляд, уместным было бы сделать акцент на религиозном мотиве во всех трех произведениях - интересно, что отец Вани сделал центром бытия не свою личность и не земное богатство, но Бога и ближнего, воплощая тем самым высокий христианский идеал «нищего духом». Совершенно другим предстает перед нами отец главного героя у Бунина. Истоки формирования характера главного героя Бунина связаны с отцом Арсеньева. Во многом он был натурой привлекательной, «не темный, не косный и уж далеко не робкий во всех отношениях» 28 , хотя и вспыльчивый, но необыкновенно отходчивый и великодушный. Однако отец очень скоро на все махнул рукой: «Я стал интересоваться им и вот уже кое-что узнал о нем: то, что он никогда ничего не делает…» 29 . Праздный образ жизни он пытается оправдать дворянским происхождением: «У отца все зависело от его барского настроения» 30 . У Санаева же мотив религии звучит очень сухо и однобоко, с одной стороны (автор не раскрывает его прямо), а с другой, мотив Бога является лейтмотивом всего романа. Как уже говорилось выше, уже в самом названии произведения звучит тема религии, более того, лейтмотивом повести является постоянно повторяющаяся в разных контекстах фраза «за грехи родителей расплачиваются дети» 31 , а также автором представлены размышления самого мальчика о существовании Бога («Я спросил, как железная дорога выглядит, мама описала ее, а потом я сказал, чтоб боюсь Бога. Что же ты трусишка такой, всего боишься? – спросила мама, глядя на меня с веселым удивлением. Бога теперь выдумал. Бабушка, что ли, настрашала опять? Ребенка Бог карать ни за что не станет» 32). Формально, все беды главных героев трех произведений происходят из-за отсутствии света и религии в их жизни. Идеальная гармония с собой, с людьми и с внешним миром у ребенка есть только в «Лете Господнем», где главного героя окружает именно христианская любовь (а не нездоровая любовь-опека, представленная у Санаева), воспитание которого основано уже на заложенных ценностях (в произведении практически нет нарушений 10 заповедей (ср. «Плинтус»: блуд, убийство по сути, ложь), где разум преобладает над чувством и эмоциями (ср. с бабушкой Сашеньки, неспособной сдерживать даже гнев). Таким образом, мы можем сделать вывод, что в романе «Похороните меня за плинтусом» одной из причин постоянных конфликтов, коммуникативных и воспитательных неудач в отношениях между взрослыми и ребенком является отсутствие веры в Бога, и, как следствие, правильного мировоззрения и правильного воспитания.
Глава четвертая

Сопоставительный анализ фильма С. Снежкина, романа П. Санаева «Похороните меня за плинтусом» и романа Дж. С. Фоера «Жутко громко и запредельно близко»
Нельзя не упомянуть о фильме по книге Павла Санаева «Похороните меня за плинтусом» Сергея Снежкина, вышедшем в 2008 году, который вызывал очень разную реакцию и который приравнивался кем-то даже к «чернухе». Наиболее острой в данном контексте является проблема этики, так или иначе возникающая в кино и книге – и абсолютно ясно, что если фильм воспринимается массовым зрителем как «чернуха», то об этике вообще в нем не может быть и речи. Более того, в фильме не поймана самая главная мысль и идея книги – любовь бабушки к внуку. В книге бабушка умирала от того, что у нее забрали мальчика, в самом конце был ее монолог под дверью со словами «Оставь его, пусть воздух будет мне» 33 , в фильме же бабушка просто стала носиться вокруг стола и умерла. Павел Санаев так отзывался о киноленте: «Фильм получился про тиранию и отсутствие хороших людей, а не про любовь и прощение, как я хотел бы» 34 . Кроме того, Санаев предъявлял некие конкретные претензии, которые, выделяя главные, условно можно свести к следующим: 1) «фильм дух моей книги не передал. Во-первых, бабушка в книге - более многогранный персонаж. Она - символ уродливой, но все-таки любви. И мы должны увидеть эту любовь. В книге есть сцены, где она лечит мальчика во время болезни, где она совершенно искренне называет его «котик», «любонька», обращается «дай я тебе ноженьки вытру», «кашки поешь». В этот момент она его действительно любит, она дышит этой любовью. В фильме мы видим сплошную тиранию, а любовь показана несколькими ласковыми словами, которые все равно звучат неискренне. Бабушка там реальный монстр, чудовище без других граней.» 35 2) «Бабушка окончательно все искупала своей смертью, потому что забрали мальчика, забрали воздух, забрали возможность любить. В фильме она просто начала бегать вокруг стола, ее хватил удар, она умерла.» 36 3)Толя – «захмурыжный персонаж» 37 4) «…в конце книги происходило воссоединение. Ценой жизни бабушки мальчик и мама обретали счастье быть вместе. А в фильме выходит так, что главное для мальчика - деньги, спрятанные у бабушки в книгах. Моя повесть была про правоту всех неправых и неправоту всех правых. В фильме моральными уродами получились все.» 38 . Таким образом, мы видим, что режиссерские отступления, продиктованные необходимостью провести литературный текст действие, не сохранили литературный смысл. Интересно, что Санаев приводит в пример питерский спектакль (постановка «Балтийского дома»), где есть свои вольности, там мальчика вообще играет взрослый мужчина. Но там сохранен дух книги и бабушка, которую играет Эра Зиганшина, получилась такой, как было написано, - и трагичной, и комичной, и светлой, и мрачной, и тираном, и любящим человеком. В красноярском спектакле (постановка Красноярского драматического театра имени А.С. Пушкина) сцена ссоры бабушки с матерью, сделана актерски и режиссерски настолько точно, что я сам при всем желании не сумел бы сделать точнее.» 39 Действительно, фильм получился про тиранию и отсутствие хороших людей. Интересно, что режиссер в фильме как раз целеноправленно пытался показать концепт воспитания – утрированно, гротескно и в корне неправильно. Все попытки взаимоотношений между героями сводятся к воспитанию, причем в худших его проявлениях, когда моральные уроды учат жить морального урода.

Интересно, что то, что не прослеживается в фильме, абсолютно идеально вписывается в фабулу романа, о котором будет сказано чуть ниже. Анализируя фильм, нельзя не вспомнить блистательное произведение американского писателя Фоера «Жутко громко и запредельно близко», где главный герой – девятилетний мальчик Оскар, у которого 11 сентября в одной из башен погиб отец, - пытается жить, пытается любить дедушку, бабушку, маму. Композиция: из одной точки во времени и пространстве (Нью-Йорк, ~2002 г.) параллельно разворачиваются судьбы двух поколений. Первое – поколение бабушки и дедушки главного героя, чьи жизни поломаны бомбежкой Дрездена, где они жили в молодости. В форме писем к нерожденному/рожденному/ умершему сыну или внуку они рассказывают о своих попытка
и т.д.................

Уже бабушкой, она разыгрывает ежедневный спектакль дома, невольными участниками которого становятся члены её семьи и просто знакомые. Если к этому еще добавить анальный вербальный садизм, слегка приукрашенный шутками и некой театральностью, и тотальный кожный контроль, то мы получим полную картину атмосферы дома

Повесть написана Павлом Санаевым с юмором, но на самом деле перед нами разыгрывается жизненная драма. Отзывы от читателей после выхода книги Похороните меня за плинтусом говорят об удивительной жизненности книги. Павел Санаев рассказывает об утраченных мечтах, несбывшихся надеждах... Как часто, обладая в потенциале большими возможностями, мы не умеем ими воспользоваться. Причина кроется в нашей недостаточной развитости, которая приводит к полной неспособности сделать свою жизнь счастливой. Самое печальное, когда средством и способом решения внутренних психологических проблем и противоречий взрослых становится ребенок. Именно так происходит в повести Павла Санаева. Повествование в повести Похороните меня за плинтусом Павел Санаев ведет от лица мальчика Саши Савельева, но все пространство повести занимает собой фигура бабушки.

Поговорим о семье бабушки и дедушки, в которой с четырех лет живет Саша. Этот брак (теперь уже немолодых людей) не был результатом вдруг вспыхнувшей страсти или романтической влюбленности. Дедушка, в то время актер МХАТа, приехал с театром в Киев на гастроли и женился «назло», на спор. Причиной столь странного поступка послужила обида на женщину, с которой у него были отношения: «вот она еще пожалеет, прибежит...» . Эта сыграла свою роковую роль. Скоропостижный брак, как мы увидим далее в Похороните меня за плинтусом , так и не стал счастливым.

Бабушка, в свою очередь, увлеклась симпатичным на «мордашку» актером, тоже не испытывая глубокого чувства. Анально-кожно-зрительная с опорой на кожу и малоразвитым зрительным вектором, способным наполняться лишь через непосредственную смену зрительных впечатлений. Поэтому и хотела наша юная бабушка в большой город, где ее влекли выставки, театры, возможность покрасоваться в новом обществе. Кожное желание новизны и больших возможностей также сыграло свою роль.

Однако ее надежды не оправдались. В Похороните меня за плинтусом Санаев показывает трагедию Нины Антоновны:

«Ненавижу я эту Москву! Сорок лет ничего здесь, кроме горя и слез, не вижу. Жила в Киеве, была в любой компании заводилой, запевалой. Как я Шевченко читала!..»

«…Хотела актрисой быть, отец запретил, стала работать в прокуратуре. Так тут этот появился. Артист из МХАТа, с гастролями в Киев приехал. Сказал: женится, в Москву увезет. Я и размечталась, дура двадцатилетняя! Думала, людей увижу, МХАТ, буду общаться... Как же!..»

«...И привез меня, Вера Петровна, в девятиметровую комнату, - жалуется бабушка. - Четырнадцать лет мы там жили, пока квартиру не получили. Мука, Вера Петровна, с тугодумом жить! Я пытливая была, все хотела узнать, все мне было интересно. Сколько просила его: "Давай в музей сходим, на выставку". Нет. То времени у него нет, то устал, а одна куда я пойду - чужой город. Только на спектакли его мхатовские и ходила. Правда, было что посмотреть, МХАТ тогда славился, но скоро и туда отходилась - Алешенька родился».

В этих условиях Нина Антоновна, женщина немалого темперамента, так и не сумела реализовать свой кожно-зрительный сценарий. Не было светских вечеров, где бы она блистала в центре внимания, не было спектаклей, где она играла бы и выплескивала свои эмоции, не было признания, аплодисментов публики, внимания к ее персоне.

Так и не реализовав себя, уже бабушкой, она разыгрывает ежедневный спектакль дома, невольными участниками которого становится ее семья и просто знакомые. Если к этому еще добавить анальный , слегка приукрашенный шутками и некой театральностью, и тотальный кожный контроль, то мы получим полную картину атмосферы дома.

Очень точно Павел Санаев показывает такие проявления анального вектора. В Похороните меня за плинтусом показано, что обвинения и проклятия в адрес Саши и дедушки - нередкое явление в этой семье.

«Вонючая, смердячая, проклятущая, ненавистная сволочь!» - наиболее частая характеристика внука, когда бабушка в гневе.

«Гицель проклятый, татарин ненавистный! Будь ты проклят небом, Богом, землей, птицами, рыбами, людьми, морями, воздухом!» - это пожелание дедушке.

Имея огромный нереализованный зрительный темперамент, бабушка постоянно эмоционально раскачивает себя, вовлекая в эти сцены Сашу и дедушку. Поводом может стать даже разбитый чайник:

- Оставьте меня. Дайте мне умереть спокойно.

- Нина, ну что ты вообще?.. - сказал дедушка и помянул бабушкину мать. - Из-за чайника... Разве можно так?

- Оставь меня, Сенечка... Оставь, я же тебя не трогаю... У меня жизнь разбита, при чем тут чайник... Иди. Возьми сегодняшнюю газетку. Саша, пойди, положи себе кашки... Ну ничего! - бабушкин голос начал вдруг набирать силу. - Ничего! - тут он совсем окреп, и я попятился. - Вас судьба разобьет так же, как и этот чайник. Вы еще поплачете!

События в повести Похороните меня за плинтусом развиваются драматически. Санаев раскрывает характер героини через череду событий. На характер Нины Антоновны наложила отпечаток и потеря первого ребенка Алеши во время войны.

«…И тут Алешенька заболел... Какой мальчик был! Вера Петровна, какое дите! Чуть больше года - разговаривал уже! Светленький, личико кукольное, глаза громадные, серо-голубые. Любила его так, что дыхание замирало. И вот он в этом подвале заболел дифтеритом с корью, и в легком нарыв - абсцесс. Врач сразу сказал: он не выживет. Обливалась слезами над ним, а он говорит мне: "Не плачь, мама, я не умру. Не плачь". Кашляет, задыхается и меня утешает. Бывают разве такие дети на свете?! На следующий день умер... Сама несла на кладбище на руках, сама хоронила».

Этот стресс только усугубил различные зрительные страхи и фобии Нины Антоновны.

Оказавшись в четырех стенах, Нина Антоновна чувствует себя плохо. Как ей тесно дома.

Она работает. Все время с ребенком, по хозяйству... - объясняет дедушка врачу-психиатру.

Нет. Ей надо с людьми работать. Библиотекарем, продавцом, кем угодно. Она общительный человек, ей нельзя быть одной, - отвечает врач.

Не имея возможности применить себя вне дома, она мечется. В Похороните меня за плинтусом очень наглядно показано, как ее нереализованная эмоциональная амплитуда прорывается истериками и бесконечными страхами. В итоге Нина Антоновна оказывается в психиатрической больнице:

«Никакой у меня мании не было, была депрессия, которая усугубилась. Я пыталась объяснить, но сумасшедшую кто слушать станет! Положили меня обманом в больницу - сказали, что положат в санаторное отделение, а положили к буйным. Я стала плакать, меня стали как буйную колоть. Я волдырями покрылась, плакала день и ночь, а соседи по палате говорили: "Ишь, сволочь, боится, что посадят, ненормальной прикидывается". Сеня приходил, я его умоляла: "Забери меня, я погибаю". Забрал, но уж поздно - превратили меня в калеку психически ненормальную. Вот этого предательства, больницы, того, что при моем уме и характере ничтожеством искалеченным стала, - этого я ему забыть не могу. Он в актерах, в гастролях, с аплодисментами, я в болезнях, в страхах, в унижении всю жизнь. А я книг прочла за свою жизнь столько, что ему и во сне не увидеть!»

Дедушка с бабушкой так и жили, по сути, чужими друг другу людьми - по привычке, потому, что так сложилось. И если бы дедушка обладал чуть большим темпераментом, то, возможно, брак давно распался. Но он смирился, плыл по течению. Его опора на , и, как следствие, привязанность ко всему старому, нежелание изменений здесь тоже сыграли свою роль. В Похороните меня за плинтусом очень системно можно наблюдать и тапочки, и рыбалку, и гараж.

Но и дедушкиному терпению иногда приходил конец, и возникали ссоры. После очередной ссоры дедушка рассказывает приятелю:

«Концерты, фестивали, жюри какие-нибудь нахожу себе - только бы уйти. Сейчас в Ирак полечу на неделю нашего кино. Ну на кой мне это в семьдесят лет надо?! Она думает, я престиж какой ищу, а мне голову преклонить негде. Сорок лет одно и то же, и никуда от этого не деться. - В глазах у дедушки появились слезы. - Самому на себя руки наложить сил нет, так вот курить опять начал - может, само как-нибудь. Не могу больше, задыхаюсь! Тяну эту жизнь, как дождь пережидаю. Не могу! Не хочу...

…Первое время думал - привыкну, потом понял, что нет, а что делать, не везти же ее в Киев обратно? Потом Алеша родился, тут уж что раздумывать? Пара мы, не пара - ребенок на руках, жить надо. Я и смирился, что так будет».

Рожденная в конце войны дочка Оля, мама Саши, так и не стала любимой для Нины Антоновны. В Похороните меня за плинтусом системно прослеживается совершенно разное отношение к первому и второму ребенку, предпочтение сына дочери. Автор хорошо показал, как мать ведет себя по отношению к подрастающей дочери: как настоящая кожно-зрительная самка она испытывает чувство соперничества и ревности. Анальное ощущение «недодали», сдобренное зашкаливающей эмоциональной амплитудой, лишь подливает масла в огонь. Она винит дочь, что та лишила ее жизни, не оправдала ее надежд. Не выбирая слов, она выплескивает на нее всю свою боль.

- Что за язык у тебя, мам? Что ни слово, то, как жаба, изо рта выпадает. Чем же я тебя обидела так?

- Обидела тем, что всю жизнь я тебе отдала, надеялась, ты человеком станешь. Нитку последнюю снимала с себя: «Надень, доченька, пусть на тебя люди посмотрят!» Все надежды мои псу под хвост!

- А что ж, когда люди на меня смотрели, ты говорила, что они на тебя, а не на меня смотрят?

- Когда такое было?

- Когда девушкой я была. А потом еще говорила, что у тебя про меня спрашивают: «Кто эта старушка высохшая? Это ваша мама?» Не помнишь такого? Я не знаю, что с Мариной Влади было бы, если б ей с детства твердили, что она уродка.

- Я тебе не говорила, что ты уродка! Я хотела, чтоб ты ела лучше, и говорила: «Не будешь есть, будешь уродяга».

- Всякое ты мне говорила... Не буду при Саше. Ногу ты мне тоже сломала, чтобы я ела лучше?

- Я тебе не ломала ноги! Я тебя стукнула, потому что ты изводить начала! Идем с ней по улице Горького, - стала рассказывать мне бабушка, смешно показывая, какая капризная была мама, - проходим мимо витрин, манекены какие-то стоят. Так эта как затянет на всю улицу: «Ку-упи! Ку-упи!» Я ей говорю: «Оленька, у нас сейчас мало денежек. Приедет папочка, мы тебе купим и куклу, и платье, и все что хочешь...» - «Ку-упи!» Тогда я и стукнула ее по ноге. И не стукнула, а пихнула только, чтоб она замолчала.

- Так пихнула, что мне гипс накладывали.

В результате такого отношения со стороны матери в детстве Ольга приобрела много негативных якорей, запускающих негативные сценарии. Первый брак Оли распался. Ее замужество также не было «по любви»: Ольга вышла замуж, чтобы вырваться из-под жесткого кожного контроля матери. Она так и говорит:

«Не знала, за чьей спиной от тебя спрятаться».

Анально-кожно-зрительная Оля имела опору на анальность и была небольшого темперамента. Она боялась матери. Ей всегда сложно было противостоять материнскому давлению, и ее развод также не обошелся без вмешательства матери.

Со стороны же Нины Антоновны в деле развода было замешано много всего: кожное желание контролировать всех и вся, женская зависть, анальная месть.

«Бабка к ним на квартиру почти каждый день ходила, помогала. Пеленки стирала, готовила. Весь дом на ней был», - рассказывает дедушка: он всячески старается оправдать жену.

После развода, по словам бабушки, «тяжкой крестягой» повесила дочь ей на шею внука. На самом деле Нина Антоновна сделала все, чтобы Саша жил с ней. Рождение внука стало в каком-то смысле для нее спасательным кругом. Она, по словам дедушки, даже «вроде успокоилась». Во внуке она увидела, наконец, цель, применение своим силам и желаниям, свою реализацию.

«Да ты и не курва даже, ты вообще не женщина. Чтоб твои органы собакам выбросили за то, что ты ребенка родить посмела», - кричит она в ссоре своей дочери. Рационализируя тем, что ребенок часто болеет, ему нужен особый уход, который дочь не может обеспечить, Сашу практически силой забирают у мамы.

Автор Похороните меня за плинтусом рисует глубину привязанности бабушки ко внуку. Нина Антоновна обрушивает на него весь свой темперамент. Большая доля страха в зрении дополняется сверхзаботой в анальности. Любовь ее принимает уродливые формы:

«По любви - нет на свете человека, который бы любил его, как я люблю. Кровью прикипело ко мне дитя это. Я когда ножки эти тоненькие в колготках вижу, они мне словно по сердцу ступают. Целовала бы эти ножки, упивалась! Я его, Вера Петровна, выкупаю, потом воду менять сил нет, сама в той же воде моюсь. Вода грязная, его чаще, чем раз в две недели, нельзя купать, а я не брезгую. Знаю, что после него вода, так мне она как ручей на душу. Пила бы эту воду! Никого, как его, не люблю и не любила! Он, дурачок, думает, его мать больше любит, а как она больше любить может, если не выстрадала за него столько? Раз в месяц игрушку принести, разве это любовь? А я дышу им, чувствами его чувствую!

Кричу на него - так от страха и сама себя за это кляну потом. Страх за него как нить тянется, где бы ни был, все чувствую. Упал - у меня душа камнем падает. Порезался - мне кровь по нервам открытым струится. Он по двору один бегает, так это словно сердце мое там бегает, одно, беспризорное, об землю топчется. Такая любовь наказания хуже, одна боль от нее, а что делать, если она такая? Выла бы от этой любви, а без нее - зачем мне жить?»

Это - настоящий эмоциональный вампиризм. На самом деле, кроме отторжения, такая любовь ничего не вызывает. Своим «воспитанием» бабушка взращивает страхи Саши, не дает ему окрепнуть, тормозит его развитие. Стараясь привязать мальчика к себе, она манипулирует его болезнями, вынуждает его чувствовать себя больным, испытывать страх смерти, страх потери мамы...

В повести Похороните меня за плинтусом отношения бабушки и Саши сложны. Павел Санаев показывает, какой отклик такая нездоровая любовь вызывает в мальчике. Неудивительно, что Саша не любит бабушку.

«От бабушкиных поцелуев внутри у меня все вздрагивало, и, еле сдерживаясь, чтобы не вырваться, я всеми силами ждал, когда мокрый холод перестанет елозить по моей шее. Этот холод как будто отнимал у меня что-то, и я судорожно сжимался, стараясь это "что-то" не отдать. Совсем иначе было, когда меня целовала мама».

С бабушкой Саша не чувствует себя в безопасности, что так важно для ребенка, особенно зрительного. Напротив, она постоянно внушает ему, что он очень болен и все с ним очень плохо:

«…Ты же смердишь уже. Чувствуешь?»

«...Хотя ты и вырасти-то не успеешь, сгниешь годам к шестнадцати».

Саша говорит:

«Я всегда знал, что я самый больной и хуже меня не бывает, но иногда позволял себе думать, что все наоборот и я как раз самый лучший, самый сильный, и дай только волю, я всем покажу. Воли мне никто не давал, и я сам брал ее в играх, разворачивавшихся, когда никого не было дома, и в фантазиях, посещавших меня перед сном.

Как-то бабушка показала пальцем в телевизор, где показывали юношеские мотогонки, и восторженно сказала:

- Есть же дети!

Эту фразу я слышал уже по поводу детского хора, юных техников и ансамбля детского танца, и каждый раз она выводила меня из себя.

- А я их обгоню! - заявил я, при том, что даже на маленьком велосипеде «Бабочка» ездил с колесиками по бокам заднего колеса и только по квартире. Разумеется, я не думал, что могу обогнать мотоциклистов, но мне очень хотелось сказать, что я обгоню, и услышать в ответ: "Конечно, обгонишь!"

- Ты?! - презрительно удивилась в ответ бабушка. - Да ты посмотри на себя! Они здоровые лбы, ездят на мотоциклах, тебя, срань, плевком перешибут!»

Оказывая на Сашу такое колоссальное негативное давление, Нина Антоновна уверена, что всю жизнь посвящает ему и любит только его. Рационализация и самообман бабушки в Похороните меня за плинтусом - пример того, как можно жить в собственной иллюзии и не видеть страданий, причиной которых становишься. Павел Санаев ярко показывает это в своей повести.

Царивший в семье жесткий кожный контроль Нины Антоновны дополняет картину семейного уклада. Все подчинялось ее распорядку и указаниям. То, как выражает себя стрессующая нереализованная кожа, доходит до абсурда. Подозрительность, страсть к накопительству, припрятывание и перепрятывание на черный день.

«Все деньги, которые приносил дедушка, бабушка распихивала по одной ей ведомым тайникам и часто потом забывала, сколько и куда положила. Она прятала деньги под холодильник, под шкаф, засовывала в бочонок деревянному медведю с дедушкиного буфета, клала в банки с крупой. В книгах были какие-то облигации, поэтому бабушка запрещала их трогать, а если я просил почитать, то сперва перетряхивала книжку, проверяя, не завалялось ли что. Как-то она спрятала в мешок с моей сменной обувью кошелек с восемьюстами рублями и искала его потом, утверждая, что в пропаже повинна приходившая накануне мама. Кошелек мирно провисел неделю в школьном гардеробе, а гардеробщицы не знали, что под носом у них куда более ценная пожива, чем украденная однажды с моего пальто меховая подстежка.

Забывая свои тайники, бабушка находила сто рублей там, где ожидала найти пятьсот, и доставала тысячу оттуда, куда, по собственному мнению, клала только двести. Иногда тайники пропадали. Тогда бабушка говорила, что в доме были воры. Кроме мамы, она подозревала в воровстве всех врачей, включая Галину Сергеевну, всех изредка бывавших знакомых, а больше всего - слесаря из бойлерной Рудика. Бабушка уверяла, что у него есть ключи от всех квартир и, когда никого нет, он приходит и всюду шарит. Дедушка пытался объяснить, что такого не может быть, но бабушка отвечала, что знает жизнь лучше и видит то, чего не видят другие.

- Я видела, он в паре с лифтершей работает. Мы вышли, он с ней перемигнулся - и в подъезд. А потом у меня три топаза пропало. Было десять, стало семь, вот так-то!

На вопрос дедушки, почему же Рудик не взял все десять, бабушка ответила, что он хитер и тащит понемногу, чтобы она не заметила. Оставшиеся топазы бабушка решила перепрятать, достала их из старого чайника, зашила в марлю и приколола ко внутренней стороне своего матраца, приговаривая, что туда Рудик заглянуть не додумается. Потом она забыла про это, вытряхнула матрац на балконе, а когда хватилась, мешочка с привезенными дедушкой из Индии топазами простыл под нашими окнами и след».

Бабушка всегда следовала кожному правилу «слово - серебро, а молчание - золото» и учила этому Сашу. Лгала по-кожному легко, будучи уверена, что иначе нельзя:

«Бабушка часто объясняла мне, что и когда надо говорить. Учила, что слово - серебро, а молчание - золото, что есть святая ложь и лучше иногда соврать, что надо быть всегда любезным, даже если не хочется. Правилу святой лжи бабушка следовала неукоснительно. Если опаздывала, говорила, что села не в тот автобус или попалась контролеру; если спрашивали, куда уехал с концертами дедушка, отвечала, что он не на концерте, а на рыбалке, чтобы знакомые не подумали, будто он много зарабатывает, и, позавидовав, не сглазили».

Вся жизнь Саши ограничена запретами на развлечения и игры, обычные для других детей. Бесконечной чередой проходят приемы лекарств, сдача анализов и походы по врачам. Несколько раз уже мама пыталась забрать Сашу, но каждый раз его возвращали обратно. Только встречи с мамой становятся для него настоящим праздником.

«Редкие встречи с мамой были самыми радостными событиями в моей жизни. Только с мамой было мне весело и хорошо. Только она рассказывала то, что действительно было интересно слушать, и одна она дарила мне то, что действительно нравилось иметь. Бабушка с дедушкой покупали ненавистные колготки и фланелевые рубашки. Все игрушки, которые у меня были, подарила мама. Бабушка ругала ее за это и говорила, что все выбросит.

Мама ничего не запрещала. Когда мы гуляли с ней, я рассказал, как пытался залезть на дерево, испугался и не смог. Я знал, что маме это будет интересно, но не думал, что она предложит попробовать еще раз и даже будет смотреть, как я лезу, подбадривая снизу и советуя, за какую ветку лучше взяться. Лезть при маме было не страшно, и я забрался на ту же высоту, на какую забирались обычно Борька и другие ребята.

Мама всегда смеялась над моими страхами, не разделяя ни одного. А боялся я многого. Я боялся примет; боялся, что, когда я корчу рожу, кто-нибудь меня напугает и я так останусь; боялся спичек, потому что на них ядовитая сера. Один раз я прошелся задом наперед и боялся потом целую неделю, потому что бабушка сказала: "Кто ходит задом, у того мать умрет". По этой же причине я боялся перепутать тапочки и надеть на левую ногу правый. Еще я как-то увидел в подвале незакрытый кран, из которого текла вода, и стал бояться скорого наводнения. О наводнении я говорил лифтершам, убеждал их, что кран надо немедленно закрыть, но они не понимали и только глупо переглядывались.

Мама объясняла, что все мои страхи напрасны. Она говорила, что вода в подвале утечет по трубам, что задом наперед я могу ходить сколько угодно, что приметы сбываются только хорошие. Она даже специально грызла спичку, показывая, что головка ее не так уж ядовита».

Но Саша вынужден жить с бабушкой: она никогда не отпустит его, свое единственное наполнение и отдушину. Его зрение наполняется страхами, не имея возможности развиваться. Он сопротивляется как может, но он еще мал, ему сложно противостоять давлению. Фантазии зрительного ребенка начинают вращаться вокруг смерти.

«Никогда - было самым страшным в моем представлении о смерти. Я хорошо представлял, как придется лежать одному в земле на кладбище под крестом, никогда не вставать, видеть только темноту и слышать шуршание червей, которые ели бы меня, а я не мог бы их отогнать. Это было так страшно, что я все время думал, как этого избежать».

«Я попрошу маму похоронить меня дома за плинтусом, - придумал я однажды. - Там не будет червей, не будет темноты. Мама будет ходить мимо, я буду смотреть на нее из щели, и мне не будет так страшно, как если бы меня похоронили на кладбище».

«Когда мне пришла в голову такая прекрасная мысль - быть похороненным за маминым плинтусом, то единственным сомнением было то, что бабушка могла меня маме не отдать. А видеть из-под плинтуса бабушку мне не хотелось. Я так прямо у бабушки и спросил: "Когда я умру, можно меня похоронят у мамы за плинтусом?" Бабушка ответила, что я безнадежный кретин и могу быть похоронен только на задворках психиатрической клиники. Кроме того, оказалось, что бабушка ждет не дождется, когда за плинтусом похоронят мою маму, и чем скорее это случится, тем лучше. Я испугался задворок психиатрической клиники и решил к вопросу похорон пока не возвращаться, а годам к шестнадцати, когда совсем сгнию, поставить его ребром: последняя воля усыпающего - и все тут. Бабушка не открутится, а мама будет только рада, что меня похоронят совсем рядом».

«Мысли о скорой смерти беспокоили меня часто. Я боялся рисовать кресты, класть крест-накрест карандаши, даже писать букву "х". Встречая в читаемой книге слово "смерть", старался не видеть его, но, пропустив строчку с этим словом, возвращался к ней вновь и вновь и все-таки видел».

Общение с мамой, как тоненькая ниточка, выводит Сашу из страха в любовь, дает ему возможность развиваться. Саша любит маму, она единственная дает ему жизненно необходимое чувство безопасности, с ней у него настоящая, спасительная для мальчика, эмоциональная связь.

«Чумочкой мы с бабушкой называли мою маму. Вернее, бабушка называла ее бубонной чумой, но я переделал это прозвище по-своему, и получилась Чумочка».

«Я любил Чумочку, любил ее одну и никого, кроме нее. Если бы ее не стало, я безвозвратно расстался бы с этим чувством, а если бы ее не было, то я вовсе не знал бы, что это такое, и думал бы, что жизнь нужна только затем, чтобы делать уроки, ходить к врачам и пригибаться от бабушкиных криков. Как это было бы ужасно и как здорово, что это было не так. Жизнь нужна была, чтобы переждать врачей, переждать уроки и крики и дождаться Чумочки».

«Прикосновение ее губ возвращало все отнятое и добавляло в придачу. И этого было так много, что я терялся, не зная, как отдать что-нибудь взамен. Я обнимал маму за шею и, уткнувшись лицом ей в щеку, чувствовал тепло, навстречу которому из груди моей словно тянулись тысячи невидимых рук. И если настоящими руками я не мог обнимать маму слишком сильно, чтобы не сделать ей больно, невидимыми я сжимал ее изо всех сил. Я сжимал ее, прижимал к себе и хотел одного - чтобы так было всегда».

«Я начинал ждать ее с самого утра и, дождавшись, хотел получить как можно больше от каждой минуты, что ее видел. Если я говорил с ней, мне казалось, что слова отвлекают меня от объятий; если обнимал, волновался, что мало смотрю на нее; если отстранялся, чтобы смотреть, переживал, что не могу обнимать. Я чувствовал, что вот-вот найду положение, при котором можно будет делать все сразу, но никак не мог его отыскать и суетился, ужасаясь, как быстро уходит время, которого у меня и так было мало».

Только благодаря своему большому темпераменту Саша не сломался. Несмотря на негативное давление бабушки, он смог выдержать и преодолеть ее влияние. Да, он боялся, но сумел выстоять и научился любви благодаря маме, ее поддержка давала ему силы.

Нина Антоновна при огромном потенциале всю жизнь бьется в рамках собственной неразвитости... Имея от природы большие возможности, она не сумела воспользоваться ими, не сумела прожить счастливую жизнь. Сжигаемая собственными нереализованными желаниями, она страдала сама и была причиной страданий других - печальный итог...

Заключительная сцена повести Похороните меня за плинтусом описывает похороны бабушки. Саша останется жить с мамой и ее новым мужем Анатолием, анально-зрительным театральным художником. По портрету, представленному в повести, видно, что он сможет стать мальчику хорошим отчимом. Мама счастлива с ним, и в этой семье совсем другая атмосфера. Отсутствует страх, и есть любовь, родство душ и взаимопонимание. Саше только семь лет, еще есть время для его развития, и мы надеемся, что пережитые негативные моменты оставят в его жизни минимальный след.

Повесть «Похороните меня за плинтусом» - почти полностью системное произведение. И отзывы реальных людей перекликаются с жизнью, описанной Павлом Санаевым в книге Похороните меня за плинтусом. Павел Санаев описывает жизнь, такую, какая она есть, порой точнейшим образом отражая системность характеров и формирование жизненных сценариев. Глубокое осмысление происходящего с каждым из нас и всеми в целом можно получить на тренинге по системно-векторной психологии Юрия Бурлана - новой науке о человеке. Зарегистрироваться на бесплатные онлайн-лекции можно .

Статья написана по материалам тренинга «Системно-векторная психология »

Предмет исследования - повесть П. Санаева "Похороните меня за плинтусом". Объект - трагическое и комическое в повести. Цель - в ходе анализа произведения выявить специфику звучания этой повести на фоне других художественных текстов о детстве.

Скачать:

Предварительный просмотр:

Трагическое и комическое в повести П. Санаева «Похороните меня за плинтусом»

Введение. Книга П. Санаева в контексте повестей о детстве………………3 - 7

Глава 1………………………………………………………………………...8 - 19

1. Об авторе повести «Похороните меня за плинтусом»……………..8
2. Особенности сюжета и композиции повести «Похороните меня за плинтусом»…………………………………………………………..11

Глава 2………………………………………………………………………..20 -36

2.1. Понятие «трагическое» в литературоведении……………………..20

2.2. Понятие «комическое» в литературоведении……………………...30

Глава 3………………………………………………………………………37 – 61

3.1. Комическое и трагическое в образе Саши Савельева…………….37

3.2. Антитеза образов матери и бабушки в повести «Похороните меня

За плинтусом»……………………………………………………….45

3.3. Своеобразие финала повести «Похороните меня за плинтусом»...56

Заключение………………………………………………………………….62 - 68

Библиография……………………………………………………………….69 - 73

Введение. Книга П. Санаева в контексте повестей о детстве

Повесть П. Санаева «Похороните меня за плинтусом» появилась в 2003 году и сразу привлекла к себе внимание. Во-первых, т.к. повести о детстве давно не появлялись в нашей печати. Во-вторых, тем, что очень необычно соединились в ней трагическое и комическое.

Повесть о детстве традиционна для русской, и в меньшей степени, советской литературы. Она неизбежно связана с процессом самопознания человека и с завоеваниями психологизма. Поэтому первооткрывателем этой темы мы можем считать Л. Н. Толстого с его «Детством», «Отрочеством» и «Юностью». Романное мышление Льва Николаевича, его диалектика души, психология героев берут свое начало в этой повести о Николеньке Иртеньеве. В «Детстве» Толстой выделяет две главные черты, которыми отмечено детское восприятие: потребность любви и веры. В драматических коллизиях произведения оба эти стремления оказываются не удовлетворены и повесть заканчивается в «Отрочестве» и «Юности» утратой первоначально гармоничного существа, каким сначала был Николенька. В своих взглядах на детство Лев Николаевич исходил из представлений Руссо, который полагал, что в каждом ребенке заложен зародыш гармоничного существа, и цель воспитания заключается в том, чтобы помочь ему развиться по мере возможностей. Крушение Николеньки свидетельствовало о несовершенстве мира, в котором он жил, и породило в нем стремление к самосовершенствованию, которое стало ведущей идеей для Л. Н. Толстого.

Следом за Толстым с той же темой детства в литературу пришли А. П. Чехов «Степь», С. Т. Аксаков «Детские годы Багрова внука», Н. Гарин – Михайловский «Детство Темы», «Гимназисты», «Студенты», А. Толстой «Детство Никиты», И. Шмелев «Лето Господне»…

При всем различии этих произведений детство воспринимается в них как некая райская пора в жизни человека. Поэтому взросление воспринимается как утрата рая, прощание с ним. В итоге, обычным становится для этой литературы драматическое звучание финалов в произведениях. Вплотную овладевает мысль о побеге или самоубийстве героем Гарина –Михайловского Тему Карташева. Тоскует по деревне увезенный в город Никита из повести А. Толстого «Детство Никиты». Ностальгическими интонациями навсегда утраченного рая прежней, праведной жизни исполнена повесть Шмелева «Лето Господне». Лишь «Степь» Чехова составляет на этом фоне исключение. В этой повести-завещании, свободной от привычной чеховской грусти, автор открывает ширь России, красоту ее людей, непостижимость их судеб и делает это глазами маленького мальчика Егорушки. Он впитывает в себя новые жизненные впечатления, откликается на них всей душой, поэтому становится воплощением авторского «я» в повести. Именно ему дарит Чехов свое открытие России, именно образ ребенка сделал эту повесть столь светлой и праздничной.

В произведениях о детстве представителей русского зарубежья (Шмелев) детские воспоминания неразрывно связаны с темой оставленной родины, поэтому в них соседствуют два мотива: родины и детства как гармонического рая и связанного с этим мотива невозможности обретения гармонии.

За редким исключением, как мы видим, детство в дореволюционной литературе однозначно воспринимается как мир гармонии, утрачиваемой по мере взросления. Поэтому детство – особая пора в классической литературе: пора ярких впечатлений и предельной отзывчивости, искренности, пронзительной потребности в любви окружающих, способности любить всех безгранично.

В советскую эпоху тема детства была продолжена Горьким, Пастернаком, Платоновым, Пановой, Зощенко и другими авторами. Принципиальное отличие литературы о детстве данного этапа от литературы классической заключалось в том, что между взрослостью и детскостью исчезала непроходимая черта. Уже Житков писал о детстве: «Золотое детство, золотое детство – не больно-то в этом детстве хочется золотиться».

По словам Платонова, детство – это «нервный узел эпохи», поэтому все болевые точки времени отражаются в нем необычайно сильно и ярко. Отсюда, в трагическом мире Платонова дети так мало похожи на восторженных ангелов классики. Они суровы, озабочены, безжалостны и пугают своей ранней взрослостью и серьезностью. А детство отняли у них взрослые, поэтому все произведения о детях у Платонова проникнуты сознанием вины взрослых перед детьми за несовершенство мира. Такова его Настя из «Котлована» и дети из многочисленных рассказов.

20 век явно прибавил трагизма в звучание темы детства. Вспомним ту же повесть «Сережа» В. Пановой. Ее маленький герой решает для себя непростые вопросы, связанные с новым папой, появлением братика. Он открывает для себя вещи, которые не в состоянии для себя понять. Так неразрешимой загадкой для него становится появление в их доме бывшего зека. Он впервые видит перед собой униженного человека, который не тяготится этой униженностью, он несет ее добровольно как свой крест. Только благодаря близости могущественного добрейшего взрослого человека (идеального взрослого героя) оказывается возможна гармонизация отношений Сережи со все более усложняющимся миром.

Повесть Санаева «Похороните меня за плинтусом» обращает на себя внимание уже заглавием. Это рассказ о детстве, опаленном двумя неистовыми любовями: бабушки и матери. Все было бы прекрасно, если бы они иначе относились друг к другу. Дело в том, что бабка ненавидит свою дочь и не скрывает этой ненависти от своего внука, воспитанием и здоровьем которого занимается. Поэтому герой изначально поставлен в ситуацию, когда, с одной стороны, он находится под опекой бабушки, он объект ее ежеминутных хлопот, а с другой стороны, мальчик всей душой стремится к матери, которая становится для него воплощением недостижимого рая. Он готов умереть, лишь бы быть похороненным за плинтусом той комнаты, в которой она живет: «Я попрошу маму похоронить меня дома за плинтусом… Там не будет червей, не будет темноты. Мама будет ходить мимо, я буду смотреть на нее из щели, и мне не будет так страшно, как если бы меня похоронили на кладбище» .

Предмет нашего исследования – повесть П. Санаева «Похороните меня за плинтусом». Объект – комическое и трагическое в повести. В ходе анализа мы стремились выявить специфику звучания этой повести на фоне прочитанных нами художественных произведениях о детстве. Для достижения этой цели нам необходимо было решить следующие задачи :

• Познакомиться с текстом повести Санаева.
• Выявить своеобразие повести на фоне исторически сложившейся традиции повести о детстве. Эта задача требовала знакомства с обширным контекстом, произведениями Л. Н. и А. Н. Толстого, А. Платонова, В. Пановой, Н. Г.Гарина-Михайловского и других авторов. Мы позволили себе ограничиться в контексте сопоставления самыми общими положениями, не вдаваясь в детали. Нас оправдывает также то, что тема детства практически достаточно разработана в истории русской литературы. Этой теме посвящены работы Б. Бегака, В. А. Рогачева, С. Я. Маршака, Н. М. Демуровой, В. Х. Разумневича, А. Ивича, Ст. Рассадина, Е. Е. Зубаревой, И. Г. Минераловой, И. Лупановой, Н. А. Николиной и других.
• Разобраться в особенностях сюжетно-композиционной структуры повести «Похороните меня за плинтусом».
• Выявить смысл понятий «трагическое» и «комическое» в литературе.
• Выявить специфичность соединения этих начал в повести Санаева.

В работе использованы следующие методы :

1. Сравнительный.
2. Типологический.
3. Историко-эстетический.
4. Аналитический.

В работе использованы труды по теории комического и трагического Ю. Борева («О трагическом», «Комическое»), Ю. Стенника («Жанр трагедии в русской литературе»), М. Бахтина («Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса») и др.

Научная новизна – обратившись к повести Санаева, мы обнаружили, что она практически не освоена критикой и литературоведением. Это можно объяснить спецификой содержания повести о детстве. В нашей стране они всегда находились на обочине литературного процесса, так как не обращались к общезначимой проблематике, потому что сам адресат ее был недостаточно выявлен: то ли это произведение для детей, то ли для взрослых. Поэтому наша скромная попытка литературоведческого комментария повести в свете фундаментальных понятий «трагическое» и «комическое» является, безусловно, единственной в своем роде.

Практическая ценность заключается в том, что материал работы может быть использован в спецкурсах по современной литературе в старших классах школ и гимназий, а также на уроках внеклассного чтения.

Глава 1

Павел Владимирович Санаев родился 16 августа 1969 года в Москве, и первые четыре года прожил в безоблачном счастье. Дальше началась сплошная драма, длившаяся до двенадцати лет и описанная в повести «Похороните меня за плинтусом» (предмет нашего разговора). В двенадцать лет драма детства закончилась, и в жизнь вошло «самое знаменательное событие первых двадцати лет жизни – съемки в кинокартине «Чучело», где Санаев сыграл Васильева – небольшую роль очкарика, который заступался за Лену Бессольцеву. Задача Павла была, пожалуй, самой непростой – ему пришлось работать практически в семейном кругу: рядом, в роли учительницы, выступала его мама Елена Санаева, а руководил всем парадом его отчим – режиссер Ролан Быков. Как признается сам Павел, тогда же он влюбился, умудрившись выбрать для этого девочку, игравшую Шмакову. «Девочка была на два года старше меня, на голову выше, но нельзя сказать, чтобы любовь была совсем уж безответной, и помнится, мы очень мило общались. Разумеется, настолько мило, насколько позволял детский возраст» . После «Чучело» Павел Владимирович снимался еще в трех фильмах, но учиться во ВГИК пошел не на актера, а на сценариста. На то были свои причины. Вот что об этом рассказывает Санаев: «В пятнадцать лет я написал школьное сочинение «Один день нашей Родины», которое случайно прочел мой отчим... Он пришел в ужас и громко кричал, что я или полный идиот или жертва образовательной системы. Чтобы выяснить наверняка, он поставил передо мной маленькую черепашку склеенную из ракушек и потребовал написать про нее рассказ…» . Написанный в стиле фельетона рассказ понравился отчиму, «и так выяснилось, что я не идиот, а жертва» . В последствии Павел использовал свой «дар» писать, освобождая себя там самым от воспитательных бесед отчима, «который то и дело усаживал меня перед собой и объяснял, что я должен учиться и думать, кем хочу стать, а не прожигать жизнь… Полтора десятка написанных за три года рассказов подарили мне относительную свободу, а по оканчании школы сыграли решающую роль при выборе института» . Так в 1987 году Санаев стал студентом сценарного факультета ВГИКа. Обучение было не каторжным, мастер курса хотел от студентов одного – чтоб те писали, и не важно что. Поэтому Санаеву удалось приобрести привычку к слову, но уберечься штампов и обязаловки. На третьем курсе Павлу повезло получить главную роль в фильме немецкого режиссера Максима Дессау «Первая утрата», и четыре месяца он провел в Германии, изображая русского военнопленного. В 1992 году Санаев окончил институт и понял, что его дипломный сценарий вполне может стать неплохой повестью, с творческими муками, но эту повесть он все-таки написал – повесть «Похороните меня за плинтусом» вышла лишь в 2003 году отдельным изданием и сразу стала бестселлером (впервые повесть была опубликована в журнале «Октябрь» 1996, № 5). По данному произведению уже имеется и театральная постановка, автором сценария и режиссером которой является Игорь Коняев.

Еще обучаясь в институте, Павел приобщился к нелегальному тогда кассеточному бизнесу. Ему не хотелось зависеть от знаменитых родителей, поэтому он зарабатывал, переписывая и продавая, кассеты – сначала аудио, потом видео. Однако, пока Санаев заканчивал институт и писал книгу, его партнер по бизнесу встал на ноги и в его помощи не нуждался. И Павлу ничего не оставалось, как искать что-то свое – он попробовал заниматься переводом зарубежных фильмов – не сразу легко, но дело пошло. Довольно длительный период Санаев только этим и занимался. Таким образом Павел стал автором официальных переводов для многих известных фильмов: «Властелин колец», «Остин Пауэрс», «Очень страшное кино», «Джей и Молчаливый Боб наносят ответный удар» и других.

В 2002 году Павел Санаев решил вернуться к творчеству – написал сценарий фильма «Последний Уик-Энд», который стал его режиссерским дебютом (Премьера фильма прошла 2 июня 2005 года в рамках 27 Московского кинофестиваля).

В 2004 году состоялся дебют режиссера в короткометражном кино – в Литве для Литовского телевидения был снят получасовой художественный фильм «Каунасский Блюз», в котором сыграли знаменитые актеры Донатас Банионис, Альгимантас Масюлис, Любомирас Лауцевичус и Екатерина Редникова.

Таким образом, сейчас Павел Владимирович - преуспевающий режиссер. Но очень жаль, что в литературе он автор одной повести. Возможно, в дальнейшем Санаев порадует нас новыми произведениями.

1.2.Особенности сюжета и композиции

Внешне сюжет «Похороните меня за плинтусом» схож с сюжетами многих автобиографических повестей о детстве: с «Детством» Л. Н. Толстого, с «Детством Никиты» А. Толстого и т.д. Повествование ведется от первого лица, от лица второклассника Саши Савельева. Обращение к образу ребенка в литературе Г.Г. Елизаветина связывает «… с усовершенствованием методов психологического анализа в искусстве и с возможностью показа всего того уродливого, бесчеловечного, социально несправедливого, что было в окружающей ребенка действительности и особенно контрастировало с миром детства» . Справедливость данного утверждения мы можем оценить несколько позднее. А пока вернемся к сюжету. Вот что говорит о биографическом моменте своей повести П. Санаев: «Первый вопрос, который возникает у всех, кто прочел «Похороните меня за плинтусом»: «Неужели это все правда?!». Разумеется, повесть автобиографична, и это сразу становится понятным. С другой стороны, в ней много… художественной манипуляции с реальными событиями. Представьте, что у вас было несколько вязаных шапочек. Вы распустили их на нитки и связали свитер. Примерно так же я обошелся с реальными событиями своей жизни. Повесть – это не мемуары, и важен эмоциональный накал событий, а не точное воспроизведение фактов. Теперь повесть живет самостоятельной жизнью, и невозможно расчленять ее на части, разбирая где факт, а где «художественная манипуляция». Все, что написано в повести – чистая правда о жизни Саши Савельева, и считайте, что этот восьмилетний мальчик не имеет к Павлу Санаеву никакого отношения» . Примерно то же самое говорит Г. Г. Елизаветина только о другой повести, «Детство Никиты» А. Н. Толстого: «События не всегда принадлежат биографии автора; они могут быть привнесены из чужих судеб или созданы творческим воображением, но в «Детстве Никиты» всегда принадлежит самому автору духовная история героя, подлинные события его душевной жизни; психология ребенка воссоздается и анализируется с помощью воспоминаний писателя прежде всего о самом себе» . А М. Г. Минералова пришла к следующему выводу: «В круг произведений, адресованных детям, входят художественные автобиографии, в которых писатель ставит своей задачей запечатлеть детство как источник и зеркало грядущей взрослой жизни. В произведениях такого рода выражен документальный компонент. Автор предполагает полное доверие читателя, который воспринимает описываемые в рассказе, повести, романе события без сомнений, как подлинные факты жизни повествователя» .Эти выводы очевидны, так как автор не может быть тождественен продукту своей деятельности, т.е. автор не равен своему герою. Но в тоже время, без биографического момента создание таких повестей было бы невозможно, читатель не верил бы в их подлинность.

На этом сходство повестей исчерпывается, поэтому обратимся к различиям. Вот как пишет о детстве Л. Н. Толстой. «В радостных, светлых красках рисует Толстой картины детства, пронизывая их теплотой и обаянием этих чудеснейших лет человеческой жизни. «Счастливая, счастливая невозвратимая пора детства! Как не любить, не лелеять воспоминания о ней? Воспоминания эти освежают, возвышают мою душу и служат для меня источником лучших наслаждений…»» . Примерно такова же тональность и в «Детстве Никиты» А. Толстого. У П. Санаева же все не так, все наоборот. Саша Савельев рассказывает о своем детстве, об особенностях своего детства. Каждая глава представляет собой законченный рассказ о каком-либо случае из жизни героя: в первой – о том, как мальчика купали, в главе «Цемент» - об уличных «похождениях» ребенка, в «Железноводске» - об отдыхе на юге и т.п. На все в жизни у Саши Савельева собственный взгляд, как это обычно бывает у детей, все происходящие события с ним и вокруг него он растолковывает по-своему, по-детски непосредственно (Пожалуй, это сближает Сашу с Николенькой Иртеньевым, Никитой Рощиным и другими. Так, не хроникально, построено большинство произведений о детстве. Может быть, исключение составляют «Детские годы Багрова внука». Фрагментарность повестей о детстве обусловлена спецификой детской памяти. Они «выхватывают» из прошлого самое яркое, запоминающееся, либо грустное, горькое. Несмотря ни на что, их детство – счастливая, райская пора. А каково же детство Саши?).

Уже с первых строчек задается трагическое звучание повести. Мальчик сообщает, что живет у бабушки с дедушкой, потому что «мама променяла меня на карлика-кровопийцу… и повесила на бабушкину шею тяжкой крестягой». Трагическое потому, что при живой-то матери ребенок оказался сиротой, так как бабушке он в тягость раз висит у нее на шее. Но не все так просто в жизни Саши. Его нелегкое детство (как выясняется впоследствии) объясняется двумя любовями: маминой и бабушкиной. Таким образом мальчик оказывается меж двух огней, в ситуации непростого выбора. Порой и взрослому человеку нелегко сделать выбор, а что уж говорить про ребенка. Тем более, что у каждой из любящих своя правда. Бабушка всю себя посвятила внуку, всю свою любовь обрушила на него. Саша был болезненным мальчиком, от этого забота бабушки увеличилась вдвое. Она и по докторам его возила, и деда всегда за свежими продуктами для внука посылала, и готовила ему отдельно. Казалось бы, что может быть лучше такой заботы и опеки. Мама же не менее сильно любила своего сына и очень хотела, чтобы Саша жил с ней. Но нелады с Ниной Антоновной (бабушкой) не позволили материализоваться ее мечтам. Мать не простила дочери «измены», второй брак.

Разумеется, ситуация не из самых приятных, когда ребенок становится жертвой взрослых отношений. Но можно подумать, что в жизни Саши не все так плохо, ведь он же не обделен вниманием, заботой, лаской, нежностью. Пусть даже и только с бабушкиной стороны. Но любовь Нины Антоновны очень специфична, противоречива до парадоксальности: до безумия любя своего внука, она сделала его жизнь просто невыносимой. Об этом свидетельствует ряд ее обращений к мальчику: «проклятая сволочь», «водоросль», «смердящая сволочь», «идиот», «калека», «тварь гнилая», «гад», «болван» и т.д. Список можно продолжить. За самую малую «провинность» Саша слышал от бабушки: «Чтоб ты больше никогда не проснулся!», «Чтоб ты заживо в больнице сгнил!», «Если вспотеешь опять… выну и удавлю…», «Чтоб тебя переехал паровоз…», «Я тебя бритвой на куски порежу…» и т.д. и т.п. Вот как это комментирует Саша: «Я очень боялся бабушкиных проклятий, когда был их причиной. Они обрушивались на меня, я чувствовал их всем телом – хотелось закрыть голову руками и бежать как от страшной стихии» (65). После всего этого, о каком счастливом детстве может идти речь!? Бабушкиной парадоксальной любви есть объяснение. Любит она Сашу за двоих: за то, что он ее внук, и за дочь, которой она недодала свою любовь. И проклинает, обижает она мальчика тоже из-за дочери, не простив ей измену.

Но это не самое главное отличие повести «Похороните меня за плинтусом» от ряда других повестей о детстве. Если в последних на первый план выходит образ ребенка, то здесь Саша - лишь лакмусовая бумажка отношений взрослых, несмотря на то что обо всем мы узнаем из его уст. Но от этого мальчику не становится легче, а даже наоборот, страдания его безграничны.

Таким образом, в повести намечен конфликт: Саша как объект «двух любовей», причем бабушкина любовь парадоксальная.

Мы уже говорили о том, что каждая глава представляет собой самостоятельный рассказ. Проследим, как реализуются обозначенный нами конфликт в каждом из них. Уже в первой главе «Купание» намечены оба противоречия. Но на первый план здесь выходит «любовь» бабушки. Собственно говоря, отношения Нины Андреевны с внуком, ее обращения к мальчику любовью-то сложно назвать.

Казалось бы, бабушка купает внука. Он ей задает обычные детские вопросы, как и большинство его сверстников делает неуклюжие движения. Типичная бытовая ситуация. Но реакция бабушки не типичная. Например, на вопрос Саши о том, почему никого так не купают, как его, Нина Антоновна отвечает: «Так никто же не гниет так, как ты. Ты же смердишь уже». Или другой пример, когда бабушка на стуле одевала мальчика после купания, а Саша засмотрелся на свое отражение в зеркале и, потеряв равновесие полетел в ванну, то Нина Антоновна откомментировала это одним, но очень выразительным словом: «Сво-о-оло-очь!!!». Какая уж тут любовь?!

И все-таки она здесь выражается. В первых строках своего повествования Саша говорит, что учится во втором классе. Уже большой мальчик: мог бы сам мыться или с дедом. Но бабушка не доверяет ни тому ни другому это ответственное дело. Более того, к купанию внука она подходит с особой тщательностью, ответственностью, даже скрупулезностью: следит за тем, чтобы температура воды была постоянной (37,5), одевает мальчика после купания, причем делает это на двух стульях, чтобы у ребенка не остудились ноги и т.д. и т. п. Также из Сашиного рассказа мы узнаем, что колготки у него новые, дорого стоят и нигде не достать. А Нина Антоновна достала. Таким образом, налицо бабушкина забота, любовь. Ненависть Нины Антоновны к дочери в этой главе выражается лишь одной, как бы невзначай брошенной фразой: «Твоя мать тебе ничего не покупает! Я таскаю все на больных ногах!» (8).

Далее противоречия человеческих отношений раскрываются и усиливаются, увеличиваются с геометрической прогрессией. Уже в следующей главе «Утро» бабушка выдает новую порцию проклятий и ругательств в адрес внука и дочери: «Одну сволочь вырастили, теперь другую тянем на горбу». После очередных таких выпадов у Саши появляется мечта о двойнике: «… Один из меня мог бы тогда отдыхать от бабушки, а потом бы они с тем, другим, менялись…» (13). Само возникновение этой мечты приводит в ужас. Да разве может бабушка так относиться к любимому внуку! Оказывается, что может, не только так.

В главе «Цемент» Саша рассказывает, как проходили его прогулки на улице, после которых следовали традиционные бабушкины вопросы: «Где ты, скотина?», «Где ты шлялся?». А после того, как мальчик утонул в цементе, Нина Антоновна набросилась на него с новой силой: «Чтоб у тебя этот цемент лился из ушей и из носа!», «Месяц из дому не выйдешь!», «Жаль, он совсем в этом цементе не утонул, отмучились бы все». Но одновременно с этим проявляется безграничная бабушкина любовь. Саша гуляет, а Нина Антоновна в определенные часы выносит ему таблетки, которые мальчик должен был принимать шесть раз в день, и бабушка за этим тщательно следила.

Из следующего рассказа «Лосося» мы более подробно узнаем, как Нина Антоновна заботится о здоровье внука. Мало того, что водит его по разным докторам, так и вызывает медсестер на дом. Они приходят еженедельно и берут на анализ кровь из пальца. А как бабушка следит за питанием внука! Котлеты – только паровые, «потому что жареные – это яд». Продукты – только свежие, потому что «ребенку щи варить». «Я скорее сама землю есть буду, чем тебе несвежее дам» (36) - говорит Нина Антоновна. Яблоки – только тертые и т.д.

В «Парке культуры» бабушкина забота проявилась следующим образом: не разрешив внуку покататься на аттракционах, она загладила свою вину, купила Саше мороженное. Мальчик был поражен бабушкиным поступком, ведь он никогда не ел холодного лакомства. Максимум, что ему позволялось, так это «… лизнуть… и… попробовать ломкую шоколадку глазури» с эскимо Нины Антоновны. Поэтому счастью Саши не было границ: «Неужели я сейчас, как все, сяду на скамейку, закину ногу на ногу и съем целое мороженое? Не может быть! Я съем его, вытру губы и брошу бумажку в урну. Как здорово!» (51). Но не тут-то было. Сашино мороженное бабушка положила в сумку, пообещав дать его дома с чаем. Мальчик не расстроился: до дома можно и потерпеть. Но случилось то, что случилось. Естественно «Лакомка» растаяла, а Саша оказался еще в этом и виноват: «Будь ты проклят со своим мороженым, сволочь ненавистная…» (53).Таким образом, бабушкина забота обернулась очередным проклятьем. Но, впрочем, мальчику не привыкать.

В рассказе «День рождения» парадоксальная любовь Нины Антоновны выглядит так. Это самый любимый день всех маленьких, они его ждут, тщательно к нему готовятся. Да и как же иначе, ведь это праздник! Так думал и Саша, когда жил с мамой. А с бабушкой все было иначе: «… я знал уже, что день рождения – это не праздник…» (60). В этот день Нина Антоновна не разрешила внуку даже съесть шоколадку. Ее позиция была такова: «Что отмечать? Жизнь уходит, что хорошего?» (60). Но бабушка была бы не бабушкой, если бы не сжалилась над внуком, не приласкала бы его, не приголубила. Именинник все-таки съел положенную ему (так думал Саша) шоколадку «Сказки Пушкина».

В главе «Железноводск» мы снова становимся очевидцами бабушкиных забот о внуке. Нина Антоновна с Сашей отправились на юг, отдыхать: мальчик – в детский санаторий, а бабушка – во взрослый. Прежде, чем оставить внука одного (учитывая, что каждый вечер она его навещала), Нина Антоновна дала ценные указания и главному врачу, и воспитательнице: какие таблетки и во сколько принимать, как купать Сашу, как его кормить и т.п. В общем, проявила себя как самая настоящая любящая бабушка. Но несмотря на свою любовь, она не учла одного, что внук в компании сверстников оказался впервые, он совсем не таким представлял себе отдых, какой навязала ему бабушка. Нину Антоновну это и не волновало, ей не было дела до чувств и надежд мальчика. Ей же лучше известно, что Саше надо делать, а что – нет. И снова налицо эгоистическая любовь бабушки.

В «Похороните меня за плинтусом» бабушкина любовь выражена особенно ярко. Решив закалиться, Саша вышел на балкон в разгар январских морозов. Разумеется, ребенок простудился. Бабушка потеряла покой, ею руководило только одно желание: поставить внука на ноги. Нина Антоновна обращалась к Саше исключительно следующим образом: «заинька», «детонька», «лапочка» и т.п. Она плакала над кроватью мальчика, и слезы, капавшие на лицо Саши, были ему дороже всякого бальзама. Значит, и о нем заботятся, и его любят: «Мне нравилось, как бабушка суетится около меня с каплями и полосканьями, называет Сашенькой, а не проклятой сволочью, просит дедушку говорить тише и сама старается ходить не слышно» (102). И, что уж было совсем невероятным, читала внуку: «Мне было не важно. Какую она взяла книгу. Смысла слов я не улавливал, но было приятно слушать голос тихо читавшей бабушки… Хотелось слушать как можно дольше, и я слушал, слушал и слушал…» (108). Представляешь такую картину и умиляешься… Но даже во время болезни Саши Нина Антоновна не забывала обзывать мальчика отпускать в его адрес проклятья: «Даже не знаю, где этот урод простудиться успел…», «Тебя бы на барабан натянули, как ты мне надоел! Сил нет терпеть, как ты гниешь.», «Сенечка, этот сволочной идиот снова заболел» и т.п.(На последних двух рассказах мы остановимся подробнее в следующей главе). Примеров для подтверждения парадоксальной бабушкиной любви более чем достаточно. Сама же она вот что говорит об этом: «У меня теперь одна забота, отрада в жизни – дитя это несчастное… По любви – нет на свете человека, который любил бы его, как я люблю… Кричу на него – так от страха, и сама себя за это кляну потом… Такая любовь наказания хуже, одна боль от нее, а что делать, если она такая?» (124) (В причинах «такой» любви мы постараемся разобраться в следующей главе).

Что касается конфликта между бабушкой и мамой, как мы уже отмечали выше, он заявлен на самых первых страницах повести. По сути, вокруг него строится все повествование. Сначала он выражается в отдельных репликах Нины Антоновны, с которыми она обращается к Саше: «Я пять лет с тобой маюсь, а она только раз в месяц припрется, ляжет на диван и жрать просит», «Мать твоя не вышивает, чтоб ей саван могильный вышили!», «Ты, Сашенька, страдаешь за свою мать, которая только и делала, что таскалась», дочь свою называла «бубонной чумой». Встречи мамы и дочери были крайне редки: в повести описаны всего две. Инициатором этого была Нина Антоновна. Родной дочери она не разрешала видеться с единственным сыном, настраивала последнего против матери. Больше всего бабушка боялась, что ее разлучат с любимым внуком. Неужели всему виной второй брак дочери, неужели Нина Антоновна не могла простить этой «измены»?

Таким образом, сюжет и композиция «Похороните меня за плинтусом» схожи с сюжетом и композицией автобиографических повестей о детстве: повествование ведется от первого лица, от лица ребенка; каждая глава – яркий, запоминающийся случай из жизни мальчика (фрагментарность объясняется спецификой детской памяти). Самое главное отличие книги П. Санаева от других повестей о детстве – в последних на первый план выходит образ ребенка, в «Похороните меня за плинтусом» - Саша – лакмусовая бумажка в отношениях взрослых: бабушки и матери. Отсюда и конфликт: мальчик как объект «двух любовей». Непростое положение ребенка осложняется и тем, что бабушкина любовь, направленная на внука, особого рода, парадоксальная. Нина Антоновна любит и ненавидит внука одновременно.

Глава 2

2.1. Понятие «трагическое» в литературоведении

В литературоведении нет однозначных трактовок трагического и комического. Мы, вслед за такими исследователями, как Ю. Борев, В. Хализев, А. Есин и др., рассмотрим данные понятия как эстетические категории, виды пафоса. В теории литературы употребляются синонимы термина: «душа произведения» (В. Белинский), «доминирующее художественное чувство» (Ухтомский), «тип авторской эмоциональности» (Хализев). Белинский под пафосом понимал «идею-страсть», которую поэт «созерцает… не разумом, не рассудком, не чувством…, но всего полнотою и целостью своего нравственного бытия» . Хализев под «типом авторской эмоциональности» подразумевает следующее: «устойчивые «сплавы» обобщений и эмоций, определенные типы освещения жизни, воплощающие авторскую концепцию личности и характеризующие произведение как целое» . Есин трактует пафос как «основной эмоциональный тон произведения, а также эмоционально-оценочное освещение того или иного персонажа» . Общим местом всех определений является то, что исследователи рассматривают пафос как один из компонентов идейного мира: «… является существенным моментом авторской позиции и должен рассматриваться в тесной связи с идеей, авторским идеалом, а также с характером конфликта» .

Практически все исследователи выделяют следующие разновидности (типы) пафоса: героический, трагический, романтический, идиллический, сентиментальный. Но не все едины в выделении такого вида, как комический. В частности, Есин говорит не о комическом, а выделяет такие типы: ирония, юмор, сатира, инвектива. Хализев же рассматривает их как разновидности комического. Причины разночтения в следующем: Есин утверждает, что инвектива не вызывает комизма и смеха, в то время как в иронии, сатире и юморе он доминанта. Таким образом, А. Б. Есин под комическим подразумевает «явление действительности, возбуждающее смех присущими ему нелепостями, несообразностями, несоответствием между сущностью и формой ее обнаружения» . Хализев же в основе комического выделяет смех, который имеет разный характер: «шутка, ироническая насмешливость, философский юмор, романтическая ирония» и т.д. Мы же в дальнейшем будем придерживаться той точки зрения, согласно которой комическое рассматривается как вид пафоса.

Проследим, что вкладывалось в понятия трагическое и комическое на разных этапах развития искусства.

Каждая эпоха вносит свои черты в трагическое и наиболее выпукло подчеркивает определенные стороны его природы.

Трагедия в своем происхождении восходит к культу бога Диониса. Это бог плодородия, виноделия, вина, опьянения и владыка душ умерших. Для нас представляет особый интерес противоречивость его культовых функций, в которых встречаются и соединяются воедино два противоположных процесса – рождения и смерти.

Поклонники бога совершали при свете факелов и под звуки флейт поклонения Дионису. Они одевались в звериные шкуры и выступали в качестве его свиты. В пляске доводя себя до исступления, они разрывали на части животное, воплощавшее бога, и ели в сыром виде его куски. Это символизировало и выражало приобщение к божеству. Мужчины, вошедшие в состояние «богоодержимости», становились «вакхами», женщины – «вакханками». Умертвив и растерзав бога, поклонники Диониса вновь воскрешали его и лелеяли, как ребенка . Таким образом, в культе бога соединились воедино скорбь и веселье. Отсюда берт свое начало и развивается трагедия.

Итак, Ю. Борев выделяет существенную и необходимую черту трагического, обозначенную еще Аристотелем, - «гибель и порождаемые ею печаль и скорбь и возрождение и порождаемые им радость и веселье» . По мнению исследователя, трагедия говорит о жизни, о бессмертии даже гибнущего, а трагическое – сфера выяснения взаимоотношения жизни и смерти, смерти и бессмертия .

В Античности Платон и Аристотель впервые выделили и обозначили в теоретическую проблему трагическое. Они не расчленяют, не разграничивают трагедию и трагическое .

Как отмечает Борев, герой античной трагедии сама активность, сама действенность. Весь смысл трагедии заключался не в необходимой и роковой развязке, а в характере поведения героя. Здесь важно то, что происходит, и особенно то, как происходит. Герой в русле необходимости. Он не в силах предотвратить неотвратимое, но он борется, действует, и только через его свободу, через его действия и реализуется то, что должно произойти. Не необходимость влечет античного героя к развязке, а он сам приближает ее, осуществляя свою трагическую судьбу.

Исследователь отмечает важную черту трагического образа в искусстве: героический характер. Цель античной трагедии – катарсис, очищение.

В средние века трагическое выступает не как героическое, а как мученическое. Его цель – утешение.

Для средневековой трагедии утешения характерна логика: «тебе плохо, но они (герои, а вернее, мученики трагедии) лучше тебя, и им хуже, чем тебе, поэтому утешайся в своих страданиях тем, что бывают страдания горше, а муки тяжелее у людей, еще меньше, чем ты, заслуживающих этого» . Утешение земное (не ты один страдаешь) усиливается утешением потусторонним (там ты не будешь страдать и тебе воздастся по заслугам).

Важной чертой является сверхъестественность, фантастика происходящего.

На рубеже средневековья и эпохи Возрождения возвышается величественная фигура Данте. Его трактовка трагического совмещает средневековый мотив мученичества, но сверхъестественность, волшебство отсутствуют.

С именем Шекспира связывают начало нового времени. Средневековый человек объяснял мир богом. Человек нового времени стремился показать, что мир есть причина самого себя. Для Шекспира «весь мир, в том числе сфера человеческих страстей и трагедий, не нуждается ни в каком потустороннем объяснении, в его основе лежит не злой рок, не бог, не волшебство или злые чары… Причина мира, причины его трагедий - в нем самом» .

По мнению Ю. Борева, трагический герой эпохи Возрождения – гражданин человечества не в «космополитическом, а в высокогуманистическом смысле этих слов» .

Новаторством Шекспира является сочетание лично и всеобщего в характере героя. А также вводит в трагедию «тот реальный контекст, который отражает общее состояние мира, в котором живут и действуют его герои» .

В искусстве барокко трагический герой – «это снова мученик, но мученик экзальтированный, находящийся в экстатическом состоянии, это самоубийца, изверившийся в возможностях человеческой жизни и добровольно принимающий мучительную смерть» .

Вслед за Ю. Боревым, мы придерживаемся той точки зрения, согласно которой основным конфликтом искусства классицизма является конфликт чувства и долга. «Классицистическому трагическому образу абстрактно-нормативный характер, известная дидактичность, назидательность. Этот образ ориентируется на абстрактные нормы человеческого поведения» . Далее исследователь говорит, что «классицистическая трагедия выделила… как самостоятельные начала общественное и индивидуальное в характере героя» . Но оба эти пласта трудно соединимы, поэтому подлинное счастье практически недосягаемо. Отсюда, трагический разлад чувства и долга. По Бореву, бессмертие классического героя проявляется через торжество общественного начала. Чаша весов всегда склоняется в сторону общественного, но окончательно не перевешивает.

Романтики источник трагедии видят внутри характера. Они сосредоточили все внимание на характере, на его индивидуальном своеобразии и абстрагировались от реальных обстоятельств жизни. В неповторимости личности Байрон увидел ее общественную ценность. Гибель такой личности он осознавал как трагедию.

Для Байрона «герой бессмертен… ибо высокие общественные начала, заключенные в человеке не умирают вместе с ним» .

Таким образом, романтическая концепция трагического говорит: «мир не совершенен, зло не может быть изгнано из мира окончательно, но активность героя, вступающего с ним в схватку, не позволит злу захватить господство в мире. И сам герой в этой грозной и вечной борьбе раскрывает многие силы своей натуры и обретает бессмертие» .

Следующий этап в развитии искусства Ю. Борев выделяет критический реализм, в рамках которого «трагическое зиждется на конфликтах, отражающих национальную жизнь» .

Исследователь эстетической доминантой модернизма считает «атрагическое» и объясняет это тем, что «алитература» рисует жизнь в распадающемся мире, мир без будущего. А без этого невозможно выполнение основного положения в теории трагического: идеи бессмертия человека. Далее Ю. Борев выделяет основные признаки «атрагического», среди которых можно обозначить следующие: смертность человека, герой одинок, жизнь бессмысленна, будущего нет, «атрагедия» безгероична и безыдеальна и т. п.

На наш взгляд, в понимании так называемого «атрагического» исследователем не совсем верно расставлены акценты. В эстетике экзистенциалистов свое видение трагического. Да, оно выбивается из традиционного понимания, но именно этой нетрадиционностью и привлекает. Хализев называет это «трагизмом без берегов» (подробнее см. ниже).

Ценность труда Ю. Борева нам представляется в следующем: исследователь пришел к выводу, что в искусстве 19 века, а мы можем добавить – 20 и 21 вв., «на смену трагедии как одному из ведущих жанров пришло трагическое как элемент всех жанров, в том числе и комедийных» . Есть еще одна причина, почему мы обратились к работе «О трагическом»: здесь достаточно детально анализируется трагическое в историческом аспекте. Систематизировав данный материал, можно выделить основные признаки трагического, а далее посмотреть, как они проявляются в повести П. Санаева «Похороните меня за плинтусом».

Но прежде чем делать выводы, мы обратимся к литературоведческим словарям и учебникам по теории литературы с той целью, чтобы выяснить, как в них освещена проблема трагического.

Ю. Стенник дает следующее определение трагического: «эстетическая категория, характеризующая неразрешимый конфликт (коллизию), развертывающийся страданием и гибелью героя или его жизненных ценностей. Причем катастрофичность трагического вызывается не гибельной прихотью случая, но определяется внутренней природой того, что гибнет, и его несогласуемостью с наличным миропорядком» .

В энциклопедическом словаре юного литературоведа трагическое тесно связывается «с проблемой жизни и смерти, цели и смысла жизни, активности и резиньянции, свободы и власти обстоятельств, взаимоотношений личности и общества…» . Данное определение с предыдущим сближает указание на конфликт, причем не просто конфликт, а «острое противоречие… противоборство различных сил – как между человеком и миром, так и внутри самого человека… которое сопровождается человеческим страданием и… гибелью» .

Кормилов А. Н. говорит о трагическом герое и утверждает, что в каждую эпоху было свое представление о нем: в античности и в эпоху классицизма – высокий герой, у Лессинга Г. Э. – обыкновенные люди и т.п. Источником трагического, по мнению исследователя становятся трагическая вина, трагическая ошибка героя или непреодолимые внешние обстоятельства .

Что же такое трагическая вина? Гегель определяет ее «как следствие нарушенного равновесия, причем трагические герои виновны и в то же время невиновны» . У Есина А. мы находим следующее толкование трагической вины героя: «поступок героя, последствий которого он не предвидит и который становится причиной его несчастий» .

Трагическое Есин трактует как вид пафоса, «страдание и скорбь по каким-то возвышенным и безвозвратно утраченным ценностям. Трагической называют безвыходную ситуацию, порождающую у героя отчаяние, осознание невозможности жизни… Трагическое часто опирается на трагический конфликт, который не может быть благополучно разрешен, а часто и вовсе не имеет решения. Различают две разновидности трагических конфликтов: внешний, когда личность противостоит неблагоприятным внешним условиям, и внутренний, когда в душе героя противоборствуют одинаково важные для него, но несовместимые ценности» .

В. Е. Хализев под трагическим понимает форму «эмоционального постижения и освоения жизненных противоречий. В качестве умонастроения – это скорбь и сострадание» . Далее, как и ряд других исследователей, Валентин Евгеньевич в основе трагического видит «конфликты (коллизии) в жизни человека (или группы людей), которые не могут быть разрешены, но с которыми нельзя и примириться» . На наш взгляд, в работе Хализева наиболее важным является тот факт, что исследователь выделяет несколько типов трагического:

Таким образом, проанализированный нами материал позволяет сделать некоторые выводы о трагическом как виде пафоса:

2.2. Понятие «комическое» в литературоведении

Как и трагическое, комическое в искусстве зародилось в древности, на заре цивилизации. В индийских ведах «сохранились комические сценки, разыгрывавшиеся народными актерами» . Все исследователи в основе комического выделяют смех. Но не смех как физиологическое явление, а как нечто иное. Что под этим подразумевается - мы и попытаемся выяснить. «Комическое – смешно, но не всегда смешное комично… Смех не всегда признак комического… смешное шире комического. Комическое – прекрасная сестра смешного» . В работе Борева «Комическое» мы находим, что «поступок лишь тогда глубоко комичен, когда совершается «на полном серьезе» и сам человек не замечает своего комизма» .

С. Кормилов считает смех проявлением в литературе «весьма различных сфер человеческого бытия и сознания. Вообще смех – форма эмоциональной разрядки, вызываемой столкновением ожидаемого… с неожиданным…» .

В. Хализев говорит о смехе в двух значениях: с одной стороны, это «выражение жизнерадостности, душевной веселости, жизненных сил и энергии, неотъемлемое звено доброжелательного общения»; а с другой – форма неприятия и осуждения людьми того, что их окружает, насмешка над чем-либо, непосредственно-эмоциональное постижение неких противоречий; отчуждение человека от того, что им воспринимается» . Во втором значении смех связан с комическим. Валентин Евгеньевич комическое определяет как «отклонение от нормы, нелепость, несообразность, промах и уродство, не причиняющее страданий; внутренняя пустота и ничтожность, которые прикрываются притязанием на содержательность и значимость; косность и автоматизм, где нужны поворотливость и гибкость» . Во всех определениях, с которыми мы работали, это положение так или иначе освещено. Кормилов говорит, что в комическом «присутствует несообразность формы и содержания явления, контраст противоположных начал в сопоставлении с нормой и эстетическим идеалом» . Борев – что «комическое характеризуется как результат контраста, «разлада», противоречия: безобразного – прекрасному (Аристотель), ничтожного – возвышенному (И. Кант), нелепого – рассудительному (Жан-Поль, А. Шопенгауер)…» .

Рассмотри, какие свойства комического обнаружил Ю. Борев у его истоков? «Во время празднеств в честь Диониса обычные представления о благопристойности временно теряли силу. Устанавливалась атмосфера полной раскованности, отвлечения от привычных норм. Возникал условный мир безудержного веселья, насмешки, откровенного слова и действия» . Это было чествование созидательных сил природы, торжество плотского начала в человеке, получавшее комическое воплощение. Смех здесь способствовал основной цели обряда - обеспечению победы производительных сил жизни: в смехе и сквернословии видели жизнетворящую силу. Народный смех, утверждающий радость бытия, оттеняя официальное мировосприятие, звучал в Риме в ритуалах, сочетавших одновременно и прославление и осмеяние победителя, оплакивание, возвеличение и осмеяние покойника.

В средние века народный смех, противостоящий строгой идеологии церкви, «звучал на карнавалах, в комедийных действах и процессиях, на праздниках «дураков», «ослов», в пародийных произведениях, в стихии фривольно - площадной речи, в остротах и выходках шутов и «дураков», в быту, на пирушках, с их «бобовыми» королями и королевами «для смеха» . В книге Бахтина о Рабле карнавальный смех охарактеризован как всенародный, универсальный: «материально-телесное начало (образы самого тела, еды, питья, испражнений, половой жизни)… дано в своем всенародном, праздничном и утопическом аспекте… Материально-телесное начало.. воспринимается как универсальное и всенародное… Носителем материально-телесного начала является… не обособленная биологическая особь, а народ… Ведущий момент во всех этих образах… плодородие, рост, бьющий через край избыток…» . М. Бахтин выделил еще одну характеристику смеха – амбивалентность, двумирность, противопоставление обрядово-зрелищных форм серьезным официально-церковным и феодально-государственным культовым формам и церемониалам .

Таким образом, мы рассмотрели комическое как противоречие, как утверждение радости бытия. Многие ученые подчеркивают в комическом роль неожиданности, внезапности. Значение неожиданности в комическом раскрывает античный миф о Пармениске, который, однажды испугавшись, потерял способность смеяться и очень страдал от этого. Он обратился за помощью к Дельфийскому оракулу. Тот посоветовал ему поискать изображение Латоны, матери Аполлона. Пармениск ожидал увидеть статую прекрасной женщины, но вместо этого ему был показан… чурбан. И Пармениск рассмеялся!

Этот миф наполнен богатым теоретико-эстетическим содержанием. Смех Пармениска был вызван несоответствием между тем, что он ожидал, и тем, что неожиданно увидел в действительности. При этом удивление имеет критический характер. Если бы Пармениск вдруг увидел еще более прекрасную женщину, чем он предполагал, то, само собой разумеется, он не рассмеялся бы. Неожиданность здесь помогает Пармениску активно противопоставить в своем сознании высокий эстетический идеал (представление о красоте матери Аполлона - Латоны) явлению, которое, претендуя на идеальность, далеко не соответствует идеалу .

Как и трагическое, комическое имеет свои типы, разновидности. Это связано с тем, что смех имеет разный характер. Об этом говорят все исследователи. Но в выделении этих типов среди ученых есть расхождения. Бореев определил полюсами смеха юмор и сатиру, «а между ними – целый мир оттенков комического» : ирония, у которой есть свои разновидности, например, юмористическая ирония, комический намек, комедийный намек; насмешка, сарказм . Хализев так определил спектр смеха: шутка, ироническая насмешливость, философский юмор, ирония, романтическая ирония . Кормилов говорит о юморе, сарказме, сатире, иронии .

Говоря о комическом, следует отметить формы и способы достижения комического эффекта. Прежде всего, они чрезвычайно разнообразны. Еще Бахтин выделял различные формы и жанры фамильярно-площадной речи: «ругательства, божба, клятва, народные блазоны и др.» Бореев отмечает комедийный характер, обстоятельства, деталь, сатирическое преувеличение и заострение, пародирование, окарикатуривание, гротеск, овеществление, оживотнивание, саморазоблачение, взаиморазоблачение, острота, каламбур, иносказание, комедийный контраст и т. п. Есин выделяет поведение героя, несоответствующие ситуации, наивное обнаружение героем своих недостатков, всякого рода недоразумения, высокопарная речь по пустому поводу, нелогичность и парадоксы . Бочкарева Е. в своей диссертации сгруппировала перечисленные выше формы и способы достижения комического эффекта. Она говорит о трех основных приемах комического: «комизме характеров», «комизме положений» и «комизме речи». Рассматривая «комизм характеров», Бочкарева выделяет три типа персонажей:

«Комизм положений» Бочкарева характеризует наличием двух ситуаций:

«Языковой комизм», по мнению исследователя, посвящен речевой характеристике персонажей. Бочкарева делает акцент на двух моментах:

Следует отметить, что Е. В. Бочкарева говорит о комических приемах, характерных для рассказов Н. А. Тэффи. На наш взгляд, предложенная классификация является универсальной для ряда комических произведений. Другое дело, что она может дополняться новыми элементами: так например «языковой комизм» в анализируемой нами повести «Похороните меня за плинтусом» не исчерпывается моментами, отмеченными Бочкаревой; сюда же можно отнести и бранную, нецензурную лексику и т. п. (подробнее см. ниже).

Таким образом, мы пришли к следующим выводам:

1. Комическое воплощено в разных типах: юмор, ирония, сарказм, сатира, инвектива. Основанием для выделения типов комического служит разный характер смеха.

Глава 3

3.1.Комическое и трагическое в образе Саши Савельева

Мы решили сначала обратиться к образу Саши, рассматривая его с комической точки зрения. И вот почему. Во-первых, большую часть произведения мы, читатели, воспринимаем как комедию, фарс: смеемся над поступками героев, их речью. Во-вторых, и это самое важное, может показаться, что образ мальчика – пример классического комического образа. Попытаемся это доказать.

Говоря о «комизме характеров» в повести П. Санаева «Похороните меня за плинтусом» совершенно точно можно говорить о героях (точнее герое – Саше), которых Бочкарева Е. В. объединила в особую группу: «персонажи, вызывающие симпатию, благодаря присущим им индивидуальным чертам, хотя и воспринятые автором в комическом ключе…» Разумеется, речь идет о детях (в нашем случае – ребенке). Гриценко З. А. – методист по детской литературе – вот что говорит о юмористических рассказах, героями которых являются дети: «Он [ребенок] – невольный создатель, творец комического. Художественные средства, избранные авторами, органично связаны с природой детства, способами понимания мира и его словесным выражением. Главным из них является речь героев… старающийся казаться взрослым, умным маленький герой придает своей речи весомость, основательность, его рассуждения значимы, парадоксально аргументированы. Герои юмористических рассказов наделены способностью фантазировать, превращать обычное в необычное. Детская фантазия в юмористических произведениях – это и художественный прием, и особенность возраста, типа мышления… создатели юмористических произведений не только понимают ход мыслей и действий ребенка, но и умеют встать на его позицию, увидеть происходящее его глазами и выразить детским языком» . Сказанное Гриценко о детях-героях юмористических произведений и их создателях находит подтверждение в анализируемой нами повести.

На наш взгляд, то, что П. Санаев так правдоподобно, убедительно говорит от лица восьмилетнего мальчика и достигает этим определенных целей (которые мы и попытаемся выяснить), объясняется его личной детской драмой, которая оставила неизгладимый след в его душе и способствовала рождению повести.

Но сейчас нас интересует Саша Савельев как комический персонаж, точнее, как создатель комического. Если уж мы заговорили о «комизме характера» как приеме, то следует заметить, что с другими комическими приемами («комизм положений», «языковой комизм») он находится в неразрывном единстве. В этом мы и постараемся убедиться.

Итак, читатель улыбается (смеется, хохочет в зависимости от описываемой ситуации) всякий раз, когда проявляется детская непосредственность Саши, в результате которой мальчик оказывается создателем комической ситуации. Так, на приеме у гомеопата на вопрос, отчего худой такой, Саша ответил (обижаясь на доктора): «А чего у вас такие большие уши?» (45). А оглядывая обстановку кабинета врача, мальчик заметил: «Да – а … У вас есть что пограбить» (45). Стены кабинета были увешаны старинными часами. А этим замечанием мальчик хотел высказать свое восхищение, но вместо этого смутил доктора.

В другой, подобной ситуации сконфузилась уже бабушка. На слова Нины Антоновны о том, что отблагодарить медсестру, кроме как банкой шпротов, нечем, Саша возразил и при этом отворил дверцу холодильника: «Как нету?!... А лосося?! Вон икры еще сколько!» (41). Для себя же эту ситуацию ребенок объяснил так: «Бабушкина забывчивость меня удивила. Я прекрасно знал содержимое холодильника и решил напомнить, чем еще можно отблагодарить Тонечку [медсестру]» (41). Это не единичный случай.

Не раз Нина Антоновна оказывалась «заложницей» Сашиной непосредственности, внук «подставлял» ее. Вызвав в очередной раз доктора на дом, бабушка хотела в знак благодарности подарить ей губную помаду. Но Саша невольно стал этому препятствием: ему показалась баночка знакомой, и он удивленно сказал: «Баб, ты ж этим вчера наконечник клизмы смазывала» (107). Разумеется, Галина Сергеевна (доктор) осталась без презента.

Но не только детская непосредственность Саши вызывает смех у читателей. Иногда он намеренно «разыгрывает» бабушку. Как сам мальчик замечает, одним из его любимых развлечений было заставить бабушку кричать, «а потом сразу показать ей, что кричит она напрасно» (59). Однажды мальчик многозначительно произнес: «Ем кость». На что бабушка моментально отреагировала: «Плюнь! Плюнь скорее, сволочь! Плюнь» (59) (Она же тщательно следила за питанием внука и не могла допустить, чтобы он, не дай бог, проглотил косточку). На что Саша ответил, что он просто читает: «Ем кость один литр» (59) (ëмкость). В результате и Саша, и читатель в восторге от этой проделки.

Еще одной формой комического, связанной с образом Саши, на страницах повести являются «действия бабушки в Сашином пересказе». (Разумеется, данное определение приема весьма условно, так как вся повесть рассказана ребенком. Но, на наш взгляд, данная формулировка отражает суть понятия.) Так Саша, рассказывая о том, как провалился в цемент и как мама Борьки (Борька – друг Саши) переодела его в колготки своего сына (а Борька был крупнее Саши), сообщает, что реакция Нины Антоновны на это приключение была следующей: «Бабушка нашла меня, намотала колготки на руку и потащила домой» (24). В результате: у мальчика – очередная драма, а читатели смеются.

Все приведенные примеры подтверждают положение о том, что все комические приемы представляют собой органическое единство: мы уже говорили, что Саша – персонаж третьего типа (по классификации Бочкаревой Е.); он попадает в комические ситуации «по причине особенностей своего мировосприятия, своей особой логики рассуждения» (детского мировосприятия, детской логики). И, наконец, все это дополняется речевым оформлением. А речь Саши, как и любого ребенка, имеет ряд особенностей (парадоксальная аргументированность, отсутствие логических связей при построении высказывания и т. п.), которые позволили Бочкаревой объединить их в комический прием «языковой комизм». Таким образом, перед нами классический комический персонаж. Но это было бы слишком просто. Одной из основных особенностей данной повести является следующая: соединение комического и трагического. В чем же заключается трагическое, а в большей степени драматическое в образе ребенка?

Мы уже отмечали, что мальчик является центром трагического конфликта (объект двух любовей). Его душа – поле брани. Как известно, не бывает войны без потерь. Есть «потери» и у Саши. Чтобы не сгореть меж двух огней, мальчику приходится идти на компромисс, на уступки, поддакивания бабушке. Когда она ругает свою дочь, ребенок с этим соглашается, а иногда даже, в угоду бабке, подливает масла в огонь: «Выгнав маму, бабушка захлопывала дверь, плакала и говорила, что ее довели. Я молча соглашался… и вел себя так, словно был на ее стороне. Иногда я даже со смехом вспоминал какой-нибудь момент ссоры» (151 - 152). А однажды после очередных «разборок» Оли и Нины Антоновны мама просит Сашу пойти с ней. Мальчик же, понимая невозможность того, о чем говорит мама (понимает, что жить придется и дальше с бабушкой), «отказывается» от нее, заявляет бабке: «… Да я бы и не пошел с ней. Я сам хочу с тобой жить. Мне тут лучше» (152). Оборотная сторона этой медали – предательство матери. Оля в слезах убегает со словами, обращенными к матери: «Все отняла!» Что же получается? А получается развращение натуры мальчика, появляется двойственность в его поведении: подыгрывает бабушке, тем самым предает мать – это с одной стороны, с другой – безумно любит маму и ассоциирует ее с праздником. В результате сложившейся ситуации герой часто думает о смерти как единственном способе разрешения дилеммы: «Мысли о скорой смерти беспокоили меня часто…» (95). Саша не рисовал кресты, не клал карандаши крест-накрест, боялся спичек, боялся ходить задом наперед, перепутать тапочки, боялся встретить в книге слово «смерть». Получается, что любящие люди могут «залюбить» до смерти. Практически об этом же говорит Гительман Л. По поводу образа Саши, но только его комментарии относятся к спектаклю по повести «Похороните меня за плинтусом»: «Саша предстает… трудно складывающейся личностью» . (Далее Гительман говорит, что мальчик находится «между трех огней», а мы отметили только два – маму и бабушку, – под третьим он имеет в виду деда. Мы же его не рассматриваем как непосредственную угрозу для Саши. В спектакле дедушка отличается от дедушки в повести). Осипов И. об этом развращении натуры говорит резче: он характеризует героев произведений, написанных приблизительно в одно время, распадом. «Тут же лезут в глаза… недочеловеки, недоделки… везде недостаточность, телесная нехватка, воспитанные… человеческой слабостью, подчинением обстоятельствам и страстям… Саша растет, а тело не делается его телом, оно принадлежит другим, остается набором предметов, объектом для изучения и истязания…»

Таким образом, мальчик рано узнал, что такое чувство вины: вина перед мамой. Возможно, именно поэтому образ матери возникает как идеальный, бесплотный. Взрослый мог бы обвинить Олю в ее нерешительности. В том, что позволяла сыну жить не с ней, а с бабушкой, но у героя к матери нет претензий. Получается, что, пытаясь искупить свою вину, Саша идеализирует ее образ. Отсюда, и получается он самым неразработанным. Но об этом речь впереди. Сейчас для нас важна драма-трагедия мальчика.

Отмечали мы и парадоксальность бабкиной любви: любит, но в то же время каждым своим словом готова уничтожить внука. Для Нины Антоновны Саша никто и зовут его никак. Гительман вот что об этом говорит: «Вот и внук у нее ничем не примечательный, не отличается способностью к чему-либо особенному, чтобы она им могла похвастаться, потешить свое самолюбие. Другие дети, например, играют на скрипке!» (одноклассница Саши – Светочка). Свое отношение к внуку, что о нем думает, Нина Антоновна не скрывает от Саши, а наоборот, всячески старается подчеркнуть его «ущербность». Бабка приписывает мальчику не только действительные, но и мнимые болезни: «золотистый патогенный стафилококк», «пристеночный гайморит», «синусит», «фронтит», «панкреатит», «колит», «астма», «тонзиллит», «почечная и ферментативная недостаточность», «повышенное внутричерепное давление» и т. п. Нина Антоновна делится «семейными секретами» со всеми соседями. Так например, она поведала лифтерше о том, что мальчик – «полный идиот», потому что страшный микроб «… давно уже весь мозг ему выел» (23). Об умственных способностях внука бабушка столь же невысокого мнения, как и о физических. Однажды, когда Нина Антоновна и Саша смотрели фильм, она вдруг спросила мальчика: «Что ты смотришь? Что ты можешь тут понять?» Несмотря на то что он предельно точно определил идею фильма, бабушка от своего мнения о внуке не отказалась. Подобных примеров бабушкиного отношения на страницах повести можно найти бесчисленное множество, но результат всего этого один: развитие раннего комплекса неполноценности у Саши.

Мы знаем, что прототипом главного героя является автор. Такое уничижительное отношение к нему со стороны бабки в реальной жизни достигло обратного эффекта: он не замкнулся в себе, а наоборот, всю жизнь доказывал и доказывает, что он кто-то есть и что-то значит. Может быть, если бы не бабкино отношение, то он не стал бы тем, кем стал: актером, известным режиссером, автором замечательной книги. Но, впрочем, мы отвлеклись от Саши Савельева.

С учетом выше сказанного мы не можем говорить об образе Саши как только о комическом. В нем синтезируются комическое, драматическое, в какой-то мере даже трагическое, начала. Комический эффект несет двойную нагрузку: с одной стороны, оттеняет трагическое в повести, а с другой – наоборот, подчеркивает его, усиливает на основе контраста. Таким образом, смех над Сашиной непосредственностью и проказами его детскую драму заставляет звучать еще более горько.

Итак, образ Саши Савельева, ребенка, позволяет нам говорить о комическом в повести П. Санаева «Похороните меня за плинтусом». Мы пришли к выводу о том, что приемы комического – «комизм характеров», «комизм положений», «языковой комизм» - связаны между собой и представляют единое целое. Как комический персонаж Саша попадает в комическую ситуацию, инициатором которой становится сам в результате игры слов, парадоксальной аргументированности и т. п., т. е. его речь – один из основных способов создания комического. Но в чистом виде нельзя считать данный образ комическим. Драматическое звучание ему придает двойственность поведения мальчика: уступает бабке, поддакивает ей, а мать предает. Вину перед последней «заглаживает» созданием идеального, практически бесплотного образа матери на страницах повести. Последствием данного положения являются мрачные мысли ребенка о смерти. Еще один трагический аспект в характере героя – внушенная бабушкой жизнебоязнь, следствием которой явился ранний комплекс неполноценности Саши.

3.2.Антитеза образов матери и бабушки в повести

О матери мы узнаем со слов Саши и бабушки. Как относится Нина Антоновна к дочери, как о ней говорит, мы уже выяснили (обвиняет ее во всех своих несчастьях и несчастьях Саши, обзывает «бубонной чумой», «страхолюдиной» и т. п.) и еще вернемся к этому. А вот, какой видит ее Саша, нам предстоит узнать. Первый раз на страницах повести мальчик говорит о маме в главе «День рождения». И первое, что мы узнаем: «Мама оставила меня больного у бабушки, а когда я поправился, мне сказали, что теперь я буду жить с ней всегда. С тех пор мне казалось, что другой жизни не было, не могло быть и никогда не будет. Центром этой жизни была бабушка, и очень редко появлялась в ней с бабушкиного согласия мама» (57). Чуть ниже мы снова находим: «С мамой я виделся редко» (60). Так или иначе, смысл этой фразы постоянно угадывается в повести. Таким образом, основное, главное чувство, которое сопровождает воспоминания о маме, - тоска. Мальчик скучает о ней, а редкие встречи приравнивает к празднику: «Редкие встречи с мамой были самыми радостными событиями в моей жизни. Только с мамой мне было весело и хорошо. Только она рассказывала то, что действительно было интересно слушать…» (61). А дождаться этих встреч – цель Сашиной жизни, ради которой можно выдержать любые испытания: «Жизнь нужна была, чтобы переждать врачей, перетерпеть уроки и крики и дождаться Чумочки, которую я так любил» (137). Вы спросите, почему Чумочка? Да потому что бабушка называла свою дочь «бубонной чумой», а Саша переделал это прозвище по-своему, вкладывая в него всю свою детскую любовь. Да и мама часто баловала этим сына, и для него это было вроде подарка: «Я запоминал каждое сказанное мамой ласковое слово… Произнесенное однажды мамой слово «кисеныш» я долго повторял про себя перед сном» (139). Часто Сашины «думы» о маме сопровождались боязнью за нее: «Я все время боялся, что с мамой случится что-то плохое. Ведь она ходила где-то одна, а я не могу уследить за ней и предостеречь от опасности… глядя ночью в окно на темную улицу… я представлял, как пробирается к себе домой мама, и невидимые руки из моей груди отчаянно простирались в темноту, чтобы укрыть ее, уберечь, прижать к себе, где бы она ни была» (98). Таким образом, очевидно, что мальчику не просто не хватало общения с мамой, встреч с ней, он страдал от этого, поэтому в детских фантазиях, мечтах мама с сыном не расставались. Но, к сожалению, мальчик понимал, что реализоваться, материализоваться его мысли не могут: «Мама не могла меня забрать, счастье не могло стать жизнью, и жизнь никогда не позволила бы счастью заводить свои правила» (164).

Итак, облик матери наделен чертами идеальности. У нее почти нет плотского начала. И это понятно, потому что мы воспринимаем ее глазами Саши, любящего сына.

Если сравнивать маму и бабушку (так как о бабушке мы тоже узнаем со слов мальчика), то вторая явно «проигрывает», уступает первой. Основная причина такой ситуации была следующая: бабушку Саша воспринимал как источник препятствий встреч с мамой. «Обычно мама приходила часа на два, но лишь несколько минут удавалось мне провести так, как я хотел. Остальное время проходило, как хотела бабушка» (105). Если от Нины Антоновны мальчик хотел спрятаться, раздвоиться, то с Олей (мамой) все обстояло иначе: «Если я говорил с ней, мне казалось, что слова отвлекают меня от объятий; если обнимал, волновался, что мало смотрю на нее; если отстранялся, чтобы смотреть, переживал, что не могу обнимать» (150). Таким образом, время, проведенное с бабушкой, тянулось мучительно долго, а редкие встречи с мамой очень быстро заканчивались.

Мы уже отмечали, что маму Саша любил называть ласковыми словами, а « бабонькой я звал бабушку редко и только если мне нужно было что-нибудь выпросить» (137). И снова сравнение не в пользу бабушки.

Также из уст Саши мы узнаем, какие чувства он испытывает, когда его целуют две любящие женщины: «От бабушкиных поцелуев внутри у меня все вздрагивало, и, еле, сдерживаясь, чтобы не вырваться, я всеми силами ждал, когда мокрый холод перестанет елозить по моей шее. Этот холод как будто отнимал у меня что-то… Совсем иначе было, когда меня целовала мама. Прикосновение ее губ возвращало все отнятое и добавляло в придачу…» (137). Здесь же мы узнаем ответную реакцию со стороны мальчика: «обнять же ее мне казалось чем-то невоможным… Я обнял бабушку один-единственный раз после ее ссоры с дедушкой и чувствовал, как это глупо, как ненужо и как неприятно…» (137). И совершенно полярное данному отношение Саши к маме: «Я обнимал маму за шею и, уткнувшись лицом ей в щеку, чувствовал тепло, навстречу которому из груди моей тянулись словно тысячи невидимых рук… Я сжимал ее, прижимал к себе, чтобы никогда не отпустить, и хотел одного – чтобы так было всегда» (138). Казалось бы, две самые родные, близкие на свете Сашины женщины, которые любят его, заботятся о нем, а отношение к ним со стороны мальчика прямо противоположное, контрастное. В подтверждение сказанного на страницах повести мы обнаруживаем следующее: если бабушка запрещала внуку все, вплоть до игр, то «мама ничего не запрещала» (61); если бабушку Саша боялся, то «мама всегда смеялась над моими страхами, не разделяя ни одного» (61). В результате мальчик приходит к малоутешительному, точнее совсем не утешительному выводу: «… бабушка – жизнь, а мама – редкое счастье, которое кончается раньше, чем успеешь почувствовать себя счастливым…» (152).

Таким образом, по всем параметрам, по всем положениям сравнение мамы и бабушки не в пользу последней. Безумно любя своего внука, Нина Антоновна не может рассчитывать на ответное чувство. Причина Сашиной «нелюбви» кроется в парадоксальной любви бабушки: Нина Антоновна любит и ненавидит внука одновременно. Что же касается мамы, то ее образ – воплощение идеальности. Для Саши она – праздник, счастье; самые дорогие для него вещи – ее подарки. На наш взгляд, то, что Саша наделил маму ореолом исключительности, объясняется их редкими и короткими встречами, встречами под надзором бабушки (иначе это и не назовешь), а также чувством вины перед мамой: таким образом мальчик пытается оправдаться за свое предательство (ведь он не раз «поддакивал» бабке, тем самым обижал мать). Элементарная нехватка общения с родной матерью и привела к антитезе «жизнь – счастье» (редкое счастье). Страшно не то, что данная антитеза вообще появилась, а то, что она возникла в жизни восьмилетнего ребенка и то, что виноваты в этом взрослые: бабушка – потому что сделала жизнь внука невыносимой, мама – потому что, если выражаться словами Саши, не могла долго решиться на то, чтобы сделать жизнь своего сына не редким, а постоянным счастьем, т. е. всегда находиться с ним рядом, чтобы мальчик, да и она сама, любили друг друга не потихоньку от бабушки, не скрывали от нее своей любви, а открыто выражали свои чувства.

Вслед за Гительманом мы считаем, что в повести «Похороните меня за плинтусом» центральным образом является образ бабушки: «Главный герой – бабушка» . И вот почему. Во-первых, с формальной точки зрения он находится в центре событий: весь сюжет произведения «держится» на бабушке. Мы уже определили, что рассказчик – Саша Савельев, который повествует о своей драме. А кто источник драмы? Бабушка. Именно ее отношение к внуку – основной предмет изображения. Более того, со временем мы понимаем, что парадоксальная любовь Нины Антоновны к Саше – это только одна сторона конфликта. Другая сторона – отношение бабки к мужу, к дочери. Таким образом, на одном полюсе оказывается Нина Антоновна, а на другом – ее близкие. Иное дело, что детская драма прописана детальнее. И это не случайно. Если бы мы о сложившейся ситуации узнали не от ребенка, а от взрослого, то сила воздействия повести на читателя была бы иной. То-то и ужасно, что противоречие взрослых отношений дано глазами ребенка. Но что еще страшнее – мальчик оказывается жертвой, заложником ситуации. Именно поэтому акцент сделан на драме восьмилетнего мальчика. Это своего рода урок для взрослых, который предупреждает, чтобы они не забывали: дети, ни в чем не виноватые, часто больше всех страдают от проблем взрослых. Но это совсем не значит, что другая сторона конфликта (бабушка – муж, бабушка – дочь) менее значима, второстепенна, дополнительна. Нет, все работает в одну точку: наиболее полно раскрыть основное противоречие.

Из всего сказанного следует, что образ бабушки является центром не только на формальном, но и идейно-содержательном уровне.

Итак, мы постараемся разобраться в противоречивом характере бабушки. Кое-что мы о ней уже выяснили: странную любовь к внуку, частично услышали нападки в адрес дочери. Остановимся подробнее на взаимоотношениях Нины Антоновны с Олей. Буквально с первых страниц повести мы узнаем, что мать не может простить дочери второй брак. В отместку – забрала у нее сына и строит козни, чтобы их встречи были максимально редки и непродолжительны. Заочно и при встречах на голову Оли сыпятся проклятия и ругательства со стороны Нины Антоновны. Одну из встреч мамы с дочкой мы сейчас и рассмотрим. Частично к этому эпизоду мы уже обращались, когда рассматривали образ матери, и наметили дальнейший ход рассуждений. Мы имеем в виду то положение, когда Саша говорит о том, что мама появлялась в его жизни только с бабушкиного разрешения, она же определяла направление, характер этих встреч. Как это отразилось на мальчике, мы уже выяснили, а вот, что происходило между Ниной Антоновной и Олей, – еще предстоит. На приветствие дочери бабушка сразу кинулось ее обижать: шапку назвала «кастрюлей», Олю – «страхолюдиной». Но правда, сразу предложила поесть. А дальше начались нападки на «карлика-кровопийцу»: «Подсыпает тебе твой «гений» чего-нибудь» (155). В итоге дочь задает очень важный вопрос: «Чем же я тебя обидела так?» (160). Ответ прозвучал незамедлительно: «Обидела тем, что всю жизнь я тебе отдала, надеялась – ты человеком станешь. Нитку последнюю снимала с себя… Все надежды мои псу под хвост!» (160). Уже здесь бабушка формулирует причину трагической ситуации. Но эта линия пока не получает дальнейшего развития, так как Оля в ответ вспоминает детские обиды: мать называла ее «уродиной», «высохшей старушкой», а однажды так ударила, что сломала девочке ногу. «Я не таскалась, но то, что всю жизнь думала про себя, что такая ученая, а не нужна никому – это так. И то, что не о ролях думала, а не знала, за чьей спиной от тебя спрятаться, - тоже так… (162). Таким образом, читателям становится очевидно, что Сашина история – повторение маминой драмы. Разница лишь в том, что тогда страдала девочка, а сейчас – мальчик.

Чем же закончилась встреча двух самых близких людей: мамы и дочери? Ответ легко предугадать – ссорой. Нина Антоновна стала настраивать Сашу против матери, Оля это услышала. И бабушка в очередной раз начала проклинать дочь, но не просто проклинать, а желать ей той же участи, которая настигла ее: «Будешь одна, никому не нужная, без мужа, без детей – поймешь, каково мне пришлось всю жизнь в одиночестве задыхаться» (165). Снова Нина Антоновна формулирует причину своего несчастья, но дочь «не слышит» ее, «не понимает». Возможно, в этом кроется причина всех неудач героев повести «Похороните меня за плинтусом»: когда один говорит, другой не слышит, и наоборот; каждый занят своими проблемами и считает другого виноватым в своих несчастьях.

Итак, отношения с дочерью так же противоречивы, как и отношения с внуком: с одной стороны, бабушка обзывает, проклинает дочь, считает ее виновной в своем одиночестве, ненавидит Олю, с другой – мы понимаем, что она любили дочь и любит, а иначе зачем бы ей выставлять претензии, что она отдавала все, а в ответ – измена, предательство. И дело здесь не в муже Оли, точнее, не конкретно в этом человеке. Даже если бы на его месте оказался другой, третий, десятый, история бы повторилась.

Кроме Саши и Оли в жизни Нины Антоновны есть еще один близкий ей человек – ее муж, Сеня, дедушка. Как же развивались их отношения? С точки зрения обращений, бабушка не баловала его, не делала исключений из общего списка: «гицель», «татарин ненавистный», «вонючий старик», «боров» - вот частичный перечень обращений. Так же, как дочь и внука, Нина Антоновна считает мужа виновником своих страданий, несчастий, говорит, что жизнь с ним невыносима: «отличницей была, острословкой, заводилой в любой компании… парни обожали… Во все походы брали, на все слеты… встретила тугодума – за что, Господи? Превратилась в идиотку» (120). Не раз и в адрес дедушки сыпались проклятия: «Вас судьба разобьет так же, как и этот чайник. Вы еще поплачете!» (13). Упреки тоже были постоянно: «С дочерью я маялась – ты таскался, внук подыхает – ты таскаешься… тебе твои интересы превыше всего!» (37). Не стал дедушка исключением и в том плане, что недостаточно уделяет внимания Нине Антоновне: «… Если бы хоть часть времени, что ты уделяешь своей машине и своей рыбалке, ты уделял мне, я была бы Ширли Маклейн!» (38). И на мужа была Нина Антоновна обижена: «… Кровью за мои слезы ответишь! Всю жизнь я одна! Все радости тебе, а я давись заботами!..» (39). Но помимо такого отношения было и другое: мы узнаем, что бабушка любила деда (да и сейчас любит), уехала с ним из Киева в Москву, несмотря на запрет родителей, пожертвовала карьерой ради семейного счастья. Но стал ли кто-нибудь из них по-настоящему счастлив? Ответом на этот вопрос является драма дедушки: «Тяжело… сил больше нет… Раза три уже думал в гараже запереться. Пустить мотор, и ну его все… она меня клянет, что я по концертам езжу, на рыбалку, а мне деваться некуда… дома несколько дней проведу, чувствую – сердце останавливается. Заедает насмерть…» (142). Получается, что и в этом случае бабушкины жертвы были никому не нужны.

Таким образом, во всех трех типах отношений: бабушка – внук, бабушка – мама, бабушка – дедушка – Нина Антоновна ведет себя по одной и той же модели. Схема эта выглядит следующим образом: всех своих близких, родных людей бабушка не балует нежными, добрыми, ласковыми обращениями; в адрес всех посылает многочисленные проклятия, угрозы, высказывает упреки; всех обвиняет в своем несчастье – одиночестве; и несмотря ни на что, любит всех безумно, страстно, хотя и пытается убедить в обратном. По мнению Гительмана, бабушка – пожилая женщина, «когда-то мечтавшая о сцене, о жизни, наполненной цветами, радостью. Но все выстроилось иначе… Мечты обернулись жестокими буднями… словно весь мир виноват в том, что у нее не сложилась судьба…» . Налицо парадоксальная любовь Нины Антоновны не только по отношению к внуку, но и к дочери, и к мужу. Самое страшное, что от этого чувства все несчастны, в первую очередь сама бабушка. По словам героини повести «Город света» Л. Петрушевской, бабушки Лены, счастье может принести иная любовь: «человек – это тот… ну… который живет для других! И не надо ждать, никто спасибо не скажет! Такая жизнь сама по себе, без спасибо, уже награда! Все домашние хозяйки, все матери и бабушки, работницы, которые живут без спасибо, всем привет и поклон! Среди попреков! Как герои!» Иными словами, секрет успеха заключается в жизни для других, без требования за это благодарности. Наша героиня, Нина Антоновна, так этого и не поняла.

Говоря о жизни, судьбе бабушки, мы не можем обойти тот факт, что на ее долю выпала нелегкая участь – пережить смерть маленького сына: «Какой мальчик был… какое дитя! Чуть больше года – разговаривал уже! Светленький, личико кукольное, глаза громадные серо-голубые. Любила его так, что дыхание замирало… в подвале заболел дифтеритом с корью… кашляет, задыхается и меня утешает… На следующий день умер… сама несла на кладбище на руках, сама хоронила…» (121) Возможно, именно эта потеря близкого, дорогого, любимого человечка и стала причиной бабушкиной парадоксальной любви: потеряв одного, она боялась потерять остальных, поэтому обрушивала на них свою любовь, очень тяжело переживала расставания с ними, считая это предательством по отношению к ней. Это не оправдание странного чувства Нины Антоновны. Мы лишь пытаемся разобраться в природе ее характера.

Уже неоднократно отмечалось, что бабушка всех считает виновниками ее несложившейся судьбы. Ее претензии говорят о корысти: я тебя люблю, я – тебе, а ты, в свою очередь, должен мне вернуть сторицей, т. е. по представлениям бабушки, она должна быть в жизни своих близких номером один. Но этого не произошло. Так как муж, дочь, внук считались помехой в жизни жены, матери, бабушки, то родные стали искать другой реализации: мама, например, посвятила себя мужу, дед – карьере. Да и не могло быть так, чтобы все и вся крутились вокруг Нины Антоновны. В конце концов, она ведь тоже могла бы реализоваться в жизни, но ей удобно считать свою жизнь несостоявшейся, жалеть себя и обвинять в этом других. Вот и Гительман говорит, что бабка боится, что дочь отберет у нее внука, «необходимо ей ради самоутверждения. Ради того, чтобы снова и снова говорить о своей загубленной жизни» . Это корысть особого рода, нравственно-эстетическая, психологическая.

Итак, мы выяснили, что характер бабушки не однозначен. Более того, можно с уверенностью сказать, что и образ героини противоречив: представляет собой синтез комического и трагического.

Читатель хохочет, когда бабушка ругается, обзывается, проклинает и т. п. И это объяснимо, потому что все перечисленное – это способы достижения комического эффекта, которые М. Бахтин определил как формы и жанры фамильярно-площадной речи. Вся та брань, что сыпется с бабушкиных уст, - тоже выражение ее чувств к окружающим. Практически во всех случаях ее надо понимать наоборот. Если бабушка проклинает свою дочь, это не значит, что она ее только ненавидит, но она и любит. Если на Сашу обрушиваются горы ругательств, это не значит, что он не нужен бабке, нужен и еще как!

Вызывают смех и действия Нины Антоновны, направленные на своих близких, так называемые «действия бабушки в Сашином пересказе», «разборки» с дочерью и мужем (Нина Антоновна могла без особых на то причин закидать Сеню и Олю какими-то предметами). В данном случае проявляется основная функция смеха – постижение неких противоречий, отчуждение человека (в нашем случае читателя) от того, что им воспринимается. То, что мы имеем дело с комическим, свидетельствует об отклонение от нормы, контраст противоположных начал в сопоставлении с нормой (Хализев, Кормилов). Бабушкино поведение – отклонение от нормы. Так как бабушка является одним из полюсов основного противоречия, то именно с ее образом связан комизм конфликта: несоответствие между намерениями и реальностью. Нина Антоновна хочет всех построить в ряды благодарных родственников, а получает? А попадает в комические ситуации. Мы уже неоднократно приводили примеры бабушкиных поступков, действий, которые вызывают смех у читателей. Но думаем, что не будет лишним рассмотреть еще одну подобную ситуацию. Это самая первая история, с которой Саша начинает свой рассказ, - «Купание». Вся эта кропотливая, тщательно спланированная со стороны бабушки процедура купания вызывает сначала смех, а потом – хохот. С мальчиком она сюсюкается как с младенцем: моет его сама, старается быть заботливой бабушкой. Но при этом отпускает отборную порцию брани в адрес внука; после купания сама его одевает, хотя Саша с этим уже в состоянии справиться самостоятельно. Но вот несчастье: колготина догорает на рефлекторе. Бабушку этим не смутить: она одевает колготки на мальчика, а отсутствующую часть заменяет полотенцем, наматывает его в виде портянки. Вдруг Саша неожиданно падает – тут подключается дед. Он-то думает, что это прозвучал сигнал от бабушки, и побежал выносить рефлектор. Впопыхах схватил его за горячее место – пришлось отпустить… прямо бабушке на юбку. О!.. Что тут началось, можно себе представить. Нина Антоновна начала выдавать одну за другой комбинации, воспроизводить которые мягко говоря неприлично. Таким образом, очередное построение родственников не венчалось успехом для бабушки, а послужило приемом создания комического.

Не остается читатель равнодушным и к темпераменту героини. Вот что о нем мы находим на страницах повести: «бабушка кричала», «истошный крик», «сетовала бабушка», «заорала бабушка», «взревела бабушка», «воскликнула», «крикнула», «грозила она», «бабушка подскочила на табурете» и т. п.

Несмотря на то что практически все, что делает бабушка, вызывает смех, мы не можем говорить о ее образе как комическом. Функция этого смеха призвана обличить, выявить, раскрыть трагическое. Бабушка – инициатор трагической ситуации, она является одним из полюсов трагического конфликта. Ее трагедия аккумулируется в последнем монологе, о котором речь впереди. В результате мы пришли к следующему выводу: в чистом виде мы не можем говорить об образе главной героини как о комическом или трагическом. Мы имеем дело с синтезом этих начал. Поэтому образ бабушки можно определить как трагикомический.

3.3.Своеобразие финала

Финал любого произведения – важная с точки зрения структуры и идейного замысла часть текста. Именно на него приходится развязка конфликта, благополучная или неблагополучная, либо его неразрешение, как в случае с повестью «Похороните меня за плинтусом». У финала произведения Санаева двойная функциональная значимость: это одновременно и кульминация и развязка, финал трагического конфликта. Мы имеем ввиду последний монолог Нины Антоновны, поднимающий ее на трагическую высоту: в нем соединяются покаяние и проклятье. Здесь находят свое выражение последствия трагической вины героини. Здесь и классический исход трагической ситуации – гибель бабушки. Но, впрочем, обо всем по порядку.

На протяжении всей повести основное, главное противоречие, отношения бабушки и мамы, изображено автором не подробно, детально, а отдельными штрихами. О нем мы находим упоминание практически в каждой главе, но это не является центром изображения. Однако так может показаться лишь на первый взгляд. Это своего рода авторский трюк: прежде всего, читатель узнает и сочувствует детской драме восьмилетнего мальчика, поставленного между бабушкой и мамой. Но когда заканчиваешь читать книгу, понимаешь, что главное в ней – трагедия бабушки. И это ощущение продиктовано финалом-кульминацией.

Мама наконец-то решилась забрать сына от своих родителей, в этом ей помог ее муж. Но, зная характер бабушки, понимаешь, что так просто от внука она не откажется. Так и случилось. Нина Антоновна оказывается под дверью квартиры своей дочери и всеми силами пытается уговорить Олю отдать ей Сашу. Начинается все с угроз: «Ну, сволочь, будет тебе… отец за топором пошел, сейчас дверь будем ломать. Выломаем, я тебе этим же топором голову раскрою. Открой лучше сама по-хорошему!» (176). Далее бабушка запугивает дочь знакомыми в милиции и в прокуратуре, которые помогут выселить ее мужа. Следующая угроза – Нина Антоновна заберет ребенка через суд. Но это только начало. Бабушке показалось, что эти аргументы не способны убедить Олю, поэтому она пугает дочь тем, что проклянет ее. Казалось бы, все угрозы высказаны. Чего еще ждать? Но происходит неожиданный поворот: бабушка теперь уговорами пытается вернуть внука. «Тебе все равно лечить его, а у меня все анализы, все выписки… не буду зла на тебя держать… но раз такая обуза на наших плечах, давай вместе тянуть… Денег нет у тебя, а у отца пенсия большая и работает он… Во что ты его одевать будешь? И учебники его у меня, и игрушки. Давай по-хорошему…» (177). Но и это еще не все, отчаявшись, бабушка якобы соглашается на то, что не будет забирать Сашу, лишь только посмотрит на него. Но и это не помогло: дочь не открыла дверь. Тогда Нина Антоновна начинает «давить на жалость»: «Не вижу ничего. Так и инсульт шарахнет. Где же нитроглицерин мой?.. Ах… Погибаю! Врача… «Скорую» вызови… Мать погибает, выйди хоть попрощаться с ней». А дочь не открывает, все без толку. Что еще в запасе у бабушки? На что она решится в этот раз? Она просит у дочери прощения: «Ну прости меня… Покажи. Что величие есть в тебе… Простишь, буду знать, что не достойна голос на тебя повысить. Ноги тебе целовать буду за такое прощение!» (177). Казалось бы, вот сказаны главные слова. Мама с дочкой помирятся. Саша будет жить с мамой. Бабушка станет их навещать. Вот и благополучное разрешение конфликта! Но ничего этого не случилось и не могло случиться. Бабушка проклинает свою дочь, отказывается от ее прощения.

Таким образом, чтобы вернуть внука, бабушка идет на все: от угроз до проклятий. Схематично этот диапазон можно изобразить следующим образом: угрозы – уговоры – согласие не забирать внука – «давить на жалость» - просит прощение. И как следствие всего этого – проклятие дочери. Глядя на эту схему, мы уже точно можем сказать, что ни о каком благополучном разрешении конфликта и речи быть не может, если после покаяния следуют проклятия.

Самое главное, на наш взгляд, в этом монологе бабушка формулирует причину трагического конфликта, трагической ситуации: «… лучше б мне в детстве умереть, чем всю жизнь без любви прожить. Всю жизнь другим себя отдавала, заслужить надеялась! Сама любила как исступленная, от меня как от чумной бежали, плевками отплевывались…» (179). Получается, что всему виной является любовь, если быть точнее, то с одной стороны, исступленная любовь Нины Антоновны ко всем своим близким, а с другой – нехватка того же самого чувства у Нины Антоновны от этих же самых близких. Действительно, никто не оценил ее любви: ни муж, ради которого она отказалась от собственной карьеры, ни дочь, для которой ничего не жалела, даже внук – «последняя любовь», самая сильная, – отказался от нее. В чем же дело? Ведь это замечательное, прекрасное чувство, имеющее созидательный характер. Повесть же «Похороните меня за плинтусом» убеждает нас в обратном. А дело в том, что любовь Нины Антоновны, неважно к кому обращенная: к мужу, к дочери, к внуку – гипертрофирована, уродлива, как и все ее чувства. Если она любит, то любит «до обморока», да что там до обморока, до смерти, всю себя отдает любимому, вся отдается чувству. Для нее существует только объект ее обожания, которого она ни с кем не собирается делить, которому она готова служить во всем, даже в ущерб себе, своим интересам. Но, как выясняется, такая жертвенная любовь не может сделать счастливыми ни любимых, ни любящих. Она не создает, а разрушает. От этой любви все страдают, все несчастны. Бабушка – потому что, неистово любя, хочет, чтобы и ей взамен давали то же; близкие – потому что не могут отплатить тем же, а на меньшее Нина Антоновна не согласится, хотя и пытается убедить в обратном: «Он скажет «бабонька», у меня внутри так и оборвется что-то слезой горячей, радостной. Грудь ему от порошка моего отпустит, он посмотрит с облегчением, я и рада за любовь принять это. Пусть хоть так, другого все равно не будет». Говоря дочери, что готова питаться крохами любви, в то же время Нина Антоновна мечтает о любви иного рода: «А чтоб так, как тебя, за всю жизнь не было! Думаешь не вижу, кого он из нас любит? Хоть бы раз взглянул на меня, как на тебя смотрит. Хоть бы раз меня так обнял. Не будет мне такого, не суждено. А как смириться с этим, когда сама люблю его до обморока!» (179). Состояние бабушки объяснимо: сколько ты отдаешь, неважно чего (сил, любви и т.п.), столько же и должен получить взамен. Только в этом случае и можно чувствовать свою полноценность. И мы в очередной раз соглашаемся с ее же словами: « Такая любовь наказания хуже» (111).

В большей части произведения Нина Антоновна выглядит комическим персонажем. Но в этом последнем монологе аккумулируется трагедия бабушки. Об этом говорят и ее эмоциональная лексика, и экспрессивный синтаксис. Большую часть предложений она произносит с восклицательной интонацией, либо задает риторические вопросы. А по-другому и не могло быть, ведь именно так и должна вести себя такая страстная героиня, как Нина Антоновна.

По-настоящему, трагедия бабушки заключается в том, что она никак не может вырваться из порочного, замкнутого круга: любящая, но не достаточно любимая. И виноватой она себя тоже не чувствует, так как не знает и не понимает, что можно любить по-другому, не так, как она. Нина Антоновна не может смириться с тем, что, всю жизнь любя, в ответ получала лишь крохи, которые ей были не нужны. Поэтому в итоге, как истинная трагическая героиня, бабушка умирает. Гибель ее была неизбежна. У нее отобрали внука, последнюю любовь, надежду на ответное чувство. После этого, зачем, ради кого ей стало жить? Если представить, что Нина Антоновна осталась жива, то какой была бы ее жизнь? Любить некого, заботиться не о ком. А по-другому она не умеет. Таким образом, гибель героини закономерна. Гительман о финале произведения говорит следующее: здесь «повержена жизненная философия бабушки… раскрывает духовный крах своей героини» .

О смерти бабушки мы узнаем из финальных строчек произведения: «Снег падал на кресты старого кладбища. Могильщики привычно валили лопатами землю, и было удивительно, как быстро зарастает казавшаяся такой глубокой яма. Плакала мама, плакал дедушка, испуганно жался к маме я – хоронили бабушку» (181). Если бы не эти строки, мы бы остались с чувством сострадания к бабке, а дочь и внука обвиняли бы за то, что они ее погубили. Но это было бы слишком просто.

Последняя часть текста отличается от предыдущей: после оглушительных звуков бабушкиного монолога наступает тишина. Иная здесь и интонация: печальная, скорбная. Даже на формальном уровне последние строки отделены от основного текста графическим промежутком. О чем же это говорит? Читатель понимает, что злобы на бабушку не осталось ни у кого. А слезы – результат любви, доведенной до крайности. Для рассказчика – это не выраженное в слове чувство вины. И то, что он обратился к ее образу через столько лет, свидетельствует о его благодарности бабушке.

Таким образом, трагедия бабушки не в том, что в конце она умирает. Эта смерть говорит, что ее слова о любви не просто слова, эта любовь не прошла мимо тех, с кем она осталась. Как не была понята Нина Антоновна при жизни близкими, так и ты не понял ее после прочтения. Но это непонимание содержит момент нравственно-этический. Нельзя всех обвинять, всех считать виноватыми. И такой бывает любовь…

Подводя итог, мы приходим к следующим выводам: в повести «Похороните меня за плинтусом» кульминация центрального трагического конфликта приходится на финал. Самый напряженный момент – пронзительнейший монолог бабушки из-за двери. За эти несколько минут обращения Нины Антоновны к дочери представляют собой ряд от угроз до проклятий. И все это направлено на достижение одной цели: вернуть внука. Именно здесь бабушка формулирует причину своей трагедии: жизнь без любви. Эта ситуация не может благополучно разрешиться, так как неистовая любовь героини, гипертрофированность ее чувства требует взамен точно такого же чувства от близких ей людей: мужа, дочери, внука. Они ей этого дать не могут, поэтому гибель бабушки очевидна и закономерна.

Таким образом, все признаки трагического в финале повести реализованы: наличие трагической ситуации, трагического конфликта, который не может быть благополучно разрешен, но и примириться с ним нельзя, трагическая вина героя (без вины виноватого) и, как следствие, гибель трагической героини, в данном случае – бабушки.

Заключение

Главная сложность, с которой мы столкнулись в работе над повестью П. Санаева «Похороните меня за плинтусом», заключалась в том, что она так и осталась вне поле зрения критики и литературоведения. Так было после первой публикации ее в журнале «Октябрь», то же самое произошло и после издания и переиздания ее отдельной книгой. Уже есть спектакль по повести П. Санаева, уже практически снят фильм по ней, а ситуация остается прежней.

Выбрав в качестве темы соотношение и взаимоотношения трагического и комического в повести, мы отталкивались прежде всего от первоначального впечатления от повести, которое складывается у каждого ее читателя. «Это гомерически смешная, не менее жуткая и парадоксальным образом светлая книга» - так говорится в издательской аннотации к повести П. Санаева.

Поставленная задача при отсутствии какой бы то ни было критической литературы вынудила нас обратиться к двум вспомогательным средствам: во-первых, к теоретической проблеме трагического и комического в литературе и, во-вторых, к традиции отечественной повести о детстве, продолжением которой, безусловно, является повесть П. Санаева.

Рассмотрев ее в данном обширном контексте, мы пришли к следующим выводам. Так же как это было всегда, автобиографизм повести П. Санаева – понятие условное. Это не буквальное отражение фактов его жизни, а достаточно свободная импровизация на темы ее. Это во-первых. Во-вторых, аналогичен традиции принцип организации текста. Это не хроника день за днем, а цепь самых ярких эпизодов из детства, законченных и самодостаточных. Что касается формы повествования от первого лица, от имени самого героя, Саши Савельева, то традиция повести о детстве знает не так уж много аналогичных примеров. Гораздо чаще такие повести представляют собой воспоминания взрослого человека о своих детских впечатлениях. Такое совмещение двух точек зрения – взрослой и детской – неизбежно углубляет и укрупняет картину детства, поскольку позволяет выстроить причинно-следственный сюжет, где детство – причина, а зрелая жизнь – следствие. Достаточно вспомнить «Детство» Л. Н. Толстого, в контексте которого Н. Г. Чернышевский впервые сформулировал идею «диалектики души» как особой формы психологизма писателя.

Если в классике детство – безмятежное время гармонического мироощущения, райского блаженства и неведения, то в советской литературе детство исполнено страдания и забот не по возрасту, поэтому оно так напряжено и серьезно. И поэтому так часто эта литература превращалась в нравственно-философский суд над социальной и гуманистической неустроенностью времени и миром взрослых.

Столь серьезные проблемы в повести П. Санаева не ставятся. Она хороша прежде всего непритязательным воспроизведением детского восприятия жизни и близких людей, горячо его любящих.

Значительное место в работе занимает обобщение материала, связанного с понятиями «трагического» и «комического» в искусстве и литературе. Опираясь на работы Ухтомского, Хализева, Борева, Бахтина, мы пришли к выводу о подвижности, динамике, изменчивости целей и форм трагического и комического как особых видов пафоса.

1. Трагическое – одна из форм эмоционального постижения и художественного освоения жизненных противоречий.
2. Существует несколько типов трагического: традиционное понимание, мученический трагизм, «трагизм без берегов».
3. В основе трагического лежит трагическая ситуация – безвыходная ситуация, порождающая у героя отчаяние, осознание невозможности жизни.
4. Трагическое опирается на трагический конфликт, который не может быть благополучно разрешен, либо вовсе не имеет решения, но и примириться с ним нельзя.
5. В зависимости от типа трагического различны и трагические герои. Герой в традиционной трактовке – сильная и цельная личность, попавшая в ситуацию разлада с жизнью (или самим собой), не способная согнуться и отступиться, потому герой обречен на страдания и гибель.

Трагический герой бессмысленного мученичества - это обыкновенный человек, лишенный ореола исключительности. Это человек, не сумевший устоять перед лицом жестоких испытаний, поэтому происходит ломка его судьбы и души.

Герой «трагизма без берегов» одинок, его жизнь безысходна и бессмысленна. У него нет будущего.

1. Источником трагического является трагическая вина героя – поступок героя, последствий которого он не предвидит и который становится причиной его несчастий.
2. Итогом трагической ситуации, как правило, является гибель героя.
3. В основе комического лежит смех. Но смех не как физиологическое явление, а как форма неприятия и осуждения людьми того, что их окружает, насмешка над чем-либо, непосредственно-эмоциональное постижение неких противоречий.
4. Смех шире комического. Комическое – прекрасная сестра смешного.
5. Комическое строится на противоречиях, отклонениях от нормы.
6. В комическом важен аспект утверждения радости бытия.
7. Комическое обладает эффектом неожиданности, внезапности.
8. Комическое может быть воплощено в разных формах: юмор, ирония, сарказм, сатира, инвектива. Основанием для выделения типов комического служит разный характер смеха.
9. Формы и способы достижения комического эффекта чрезвычайно разнообразны (комедийный контраст, гротеск, окарикатуривание, разного рода недоразумения и т. п.).
10. К основным приемам комического относятся: «комизм характеров», «комизм положений», «комизм речи» (или «языковой комизм»).

В интересующей нас повести мы имеем дело с синтезом трагического и комического. Комическое реализуется в формах «остранения», воспроизведения особенностей восприятия персонажа, «чужой» логики мышления, речи, игре слов, отсутствии причинно-следственных отношений, логики. Это касается двух главных героев повести: Саши Савельева и его неистовой бабушки. Трагическое звучание повести придает детская драма героя: его не могут «поделить» мама и бабушка. Страстная любовь обеих производит в мальчике разрушительную работу. Его душа рвется напополам перед лицом антитезы «жизнь» (это бабушка) и «счастье» (это мама). Чтобы не сгореть меж двух огней, мальчик, движимый инстинктом самосохранения, вынужден постоянно идти на уступки, подстраиваться под обстоятельства: поддакивать бабушке, тем самым предавая мать, которую он безумно любит, взращивать в себе чувство вины перед ней. Эта вина так велика, что даже в последний момент, когда он оказывается навсегда рядом с матерью, Саша не может поверить в окончательное свое счастье: «Я проснулся среди ночи, увидел, что лежу в темной комнате, и почувствовал, что меня гладят по голове. Гладила мама. Я сразу понял это – бабушка не могла гладить так приятно. И еще я понял, что, пока спал, мое ожидание свершилось. Я был уверен, что навсегда остался у мамы и никогда не вернусь больше к бабушке. … Неужели счастье становится жизнью? Нет, чего-то недостает. Жизнь по-прежнему внутри меня, и счастье не решается занять ее место». (180)

Трагическое и в том, что герой слишком часто думает о смерти как единственном способе разрешения довлеющей над ним дилеммы. «Мысли о смерти беспокоили меня часто. Я боялся рисовать кресты, класть крест-накрест карандаши, даже писать букву «Х». встречая в книге слово «смерть», я старался не видеть его, но, пропустив строчку с этим словом, возвращался к ней вновь и вновь и все-таки видел». (95). Вспомните, что и в самом заглавии повести присутствует мотив смерти.

Еще один трагический аспект в характере героя – его жизнебоязнь, внушенная недоверчивой к жизни и людям бабушкой. «Я боялся много. Я боялся примет; боялся, что, когда я корчу рожу, меня кто-нибудь напугает и я так и останусь; боялся спичек, потому что на них ядовитая сера. Один раз я прошелся задом наперед и боялся целую неделю, потому что бабушка сказала: «Кто ходит задом, у того мать умрет». По этой же причине я боялся перепутать тапочки и надеть правую тапку на левую ногу…» (61)

Пожалуй, самым страшным последствием трагической антитезы жизни и счастья в истории Саши Савельева можно назвать его ранний комплекс неполноценности. «Я был завистлив и страшно завидовал тем, кто умеет то, что не умею я. Так как я не умел ничего, поводов для зависти было много. Я не умел лазать по деревьям, играть в футбол, драться, плавать… Больше всего я завидовал моржам. … Терпение лопнуло, когда я увидел (по телевизору – примечание наше – Л. И.) выбежавшего из бани на снег трехлетнего карапуза. Обида была страшная! Утешало лишь то, что я старше и могу хорошенько дать карапузу по мозгам. Тешиться пришлось недолго. Я вспомнил, что к шестнадцати сгнию и понял, что возраст против меня. А карапуз улыбнулся малозубым ртом и резво побежал по снегу. Гнить он не собирался. «Ух, оскалился, зараза! – подумал я. – Хоть бы ты замерз там!» Как видите, даже в этой цитате неразделимо связаны трагическое и комическое. Здесь комизм заключается во вторжении логики бабушки в размышления восьмилетнего внука.

Образ бабушки, безусловно, является центральным в повести П. Санаева. Именно она тот центр, вокруг которого строится повествование, именно она генерирует конфликт повести, именно в этом образе комическое и трагическое соединяется в нерасчленимое целое. На протяжении большей части повести бабушка выглядит комическим персонажем. Таковы по природе создаваемые ею ситуации, ее речь, представляющая собой непрерывный поток брани, проклятий и другой словесной и этической скверны.

Поведение бабушки – отклонение от нормы, житейское и клиническое. А это один из главных приемов создания комического эффекта в художественном произведении. Говоря об отклонении от нормы, мы имеем в виду следующее. Любя внука, нормальная бабушка не сделает жизнь его невыносимой, не может решительно противопоставлять себя его матери и разлучать с нею столь неукоснительно, как это делает Нина Антоновна. Как мать она не может так настойчиво говорить о ненависти и презрении к дочери. Как жена – обвинять мужа во всех своих жизненных неудачах. А между тем в повести это происходит постоянно. Глубинное противоречие между тем, что героиня думает о себе, своих нереализованных возможностях, и между тем, что она есть на самом деле, становится источником не только комического в повести, но и трагического.

Ее трагедия аккумулируется в последнем монологе, в самом финале произведения, который является одновременно и кульминацией повествования. Ее близкие мыслятся ей как злейшие враги, потому что она всю жизнь свою им отдала без остатка, а взамен не получила и малой толики ответных чувств. Так любовь Нины Антоновны оказывается не отделима от ее же ненависти к своим близким. Все они в ее восприятии предстают неблагодарными должниками. Так становится очевидна корысть ее любви, предполагающей достаточно пошлый рыночный обмен; «я – вам, вы – мне». Такие ожидания в любви не могут быть подтверждены реальностью. Поэтому центральный конфликт повести не может быть разрешен бескровно, поэтому смерть героини в финале представляется неизбежной.

Таким образом, повесть П. Санаева «Похороните меня за плинтусом», с одной стороны, является продолжением традиционной в русской литературе автобиографической повести о детстве. А с другой стороны – произведением для взрослых, сложным по своей экзистенциальной проблематике, по целому ряду вечных нравственно-этических проблем. Здесь и проблема формирования личности, и проблема разрушительных начал любви, и проблема культуры чувств и связанной с ней проблемой самодостаточности каждой человеческой личности. Воистину: как мы зависим друг от друга в нашем малом мире, мире семьи, и как много зависит в нашем общем мире от того, насколько мы вдумчивы и бережливы в мире близких своих!

В заключении не можем не сказать еще об одном литературоведческом аспекте, в котором может быть прочитана повесть П. Санаева. Это самый широкий контекст современной литературы, которая часто обращается к автобиографизму как особому приему в современной прозе. Приему, который порождает эффект исповедальности, непосредственности повествования, порой документальности его, но при этом чаще всего оказывается одной из форм мистификации, литературной игры. Понимаем, что на фоне всего сказанного о повести в данной работе это выглядит несколько кощунственно, но считаем, что мы заработали право утвердить за повестью Павла Санаева быть и оставаться предметом полноценного литературоведческого прочтения.

Библиография

1)Аксаков, С. Т. Детские годы Багрова внука. М.: Советская Россия, 1977.

2)Аникст, А. А.Теория драмы от Аристотеля до Лессинга. М.: Наука, 1967.

3)Арзамасцева, И. Н. «Век ребенка» и русская литература 1900 – 1930-х годов. М.: Академия, 2003.

4)Аристотель. Об искусстве поэзии. М. – Л.: Гослитиздат, 1957.

5)Асмус, В. Ф. Вопросы теории и истории эстетики. М.: Искусство, 1968.

6)Баранов, В. И. Революция и судьба художника. М.: Советский писатель, 1967.

7)Бахтин, М. М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. М.: Художественная литература, 1990.

8)Белецкий, А. Греческая трагедия. М.: Просвещение, 1956.

9)Большая литературная энциклопедия для школьников и студентов/ Под ред. Красовского П. Е. и др. М.: Эксмо, 2006.

10)Борев, Ю. Комическое. М.: Искусство, 1970.

11)Борев, Ю. О трагическом. М.: Советский писатель, 1961.

12)Борев, Ю. Эстетика. М.: Политиздат, 1975.

13)Борев, Ю. Эстетика. М.: Политиздат, 1988.

14) Борев, Ю. Эстетика. Теория литературы. Энциклопедический словарь терминов. М.: Астрель-АСТ, 2003.

15)Бочкарева, Е. В. Комическое в художественном мире Н. А. Тэффи: Диссертация на соискание ученой степени к. филол. н. Ульяновск, 2009.

16)Гарин-Михайловский, Н. Г. Детство Темы: повести, рассказы, очерки. М.: Эксмо,2006.

17)Гегель, Г. В. Ф. Эстетика. В 4-х т. Т. 3. М.: Искусство, 1971.

19)Гриценко, З. А. Детская литература. Методика приобщения детей к чтению. М.: Академия, 2007.

20)Введение в историю и теорию эстетики. М.: МГОПИ, 1993.

21)Глебов, А. Трагедия и трагическое/ Театр. 1937,№ 6.

22)Дивненко, О. В. Эстетика. М.: Владос, 1995.

23)Елизаветина, Г. Г. Традиции русской автобиографической повести о детстве в творчестве А. Н. Толстого.// А. Н. Толстой. Материалы и исследования. М.: Наука, 1985.

24)Есин, А. Б. Литература: краткий справочник школьника. М.: Дрофа, 1997.

25)Есин, А. Б. Принципы и приемы анализа литературного произведения: Учебное пособие. М.: Академия, 2007.

26)Зингерман, Б. И. Очерки истории драмы 20 века. М.: Наука, 1979.

27)Лессинг, Г. Э. Гамбургская драматургия. М.- Л.: Академия, 1936.

28)Литературная энциклопедия терминов и понятий./Гл. редактор и составитель А. Н. Николюкин. М.: Интелвак, 2001.

29)Литературный энциклопедический словарь/ под ред. В. М. Кожевникова и П. А. Николаева. М.: Советская энциклопедия, 1987.

30)Литературоведческие термины (материалы к словарю)/ Редактор-составитель Краснов Г. В., д. ф. н. Коломна: КПИ, 1999. 120 с.

31)Лихачев, Д.С., Панченко, А. М. «Смеховой мир» Древней Руси. Л.: Наука, 1976.

32)Луначарский, А. В. О смехе// Собр. соч. в 8 т. Т. 8. М.: Художественная литература, 1967.

33)Манн, Ю. В. О гротеске в литературе. М.: Советский писатель, 1966.

34)Минералова, И. Г. Детская литература. Учебное пособие для вузов. М.: , 2002.

35)Михальская, А. К. Педагогическая риторика: история и теория. Учебное пособие. М.: Академия, 1998.

36)Николина, Н. А. Поэтика русской автобиографической прозы: Учебное пособие. М.: Флинта: Наука, 2002.

37)Осипов, И. Разъятые на части. Критический гиньоль/ Октябрь. 1997, № 5.

38)Осоргин, М. Времена: романы и автобиографическое повествование. Екатеринбург: Средне-Уральское кн. изд-во, 1992.

39)Панова, В. Повести ленинградских писателей. Л.: Лениздат, 1978.

40)Петрушевская, Л. Город света. С. – Петербург: Амфора, 1995.

41)Пинский, Л. Е. Комедии и комическое у Шекспира// Шекспировский сборник. М.: Художественная литература, 1967.

42)Пинский, Л. Е. Шекспир. Основные начала драматургии. М.: Художественная литература, 1971.

43)Платонов, А. Роман и повести. Куйбышев: Кн. изд-во, 1990.

44)Пропп, В. Я. Проблемы комизма и смеха. М.: Наука, 1976.

45)Путилова, Е. О. Произведения о детях и для детей в творчестве писателей конца 19 – начала 20 вв.// Детская литература: Учебное пособие./ Под ред. Е. Е. Зубаревой. М.: Просвещение, 1989.

46)Санаев, П. Похороните меня за плинтусом. М.: ЗАО МК-Периодика, 2005.

47)Словарь литературоведческих терминов/Редакторы-составители А. И. Тимофеев и С. В. Тураев. М.: Просвещение, 1974.

48)Современный словарь-справочник по литературе./Составитель и научный редактор С. И. Кормилов. М.: Олимп, 1999.

49)Стенник, Ю. В. Жанр трагедии в русской литературе. Л.: Наука, 1986.

50)Толстой, А. Детство Никиты. Минск: Юнацтва, 1983.

51)Толстой, Л. Н. Детство. Отрочество. Юность. М.: Эксмо, 2006.

52)Фролов, В. В. Жанры советской драматургии. М.: Советский писатель, 1957.

53)Хализев, В. Е. Теория литературы. М.: Высшая школа, 2005.

54)Чарный, М. Б. Путь Алексея Толстого. М.: Гослитиздат, 1961.

55)Чехов, А. П. Степь. М.: Современник, 1989.

56)Шепелева, З. С. Л. Н. Толстой. М.: Советский писатель, 1960.

57)Шмелев, И. Лето Господне. Праздник. Радости. Скорби. М.: Советская Россия, 1988.

58)Штейн, А. Л. Философия комедии// Контекст. 1980. М.: Наука, 1981.

59)Энциклопедический словарь юного литературоведа./Составители Новиков В. И., Шкловский Е. А. М.: Педагогика - Пресс, 1998. 424 с.

Бочкарева Е. В. Комическое в художественном мире Н. А. Тэффи: Диссертация на соискание ученой степени к. филол. н. Ульяновск, 2009. С. 19.

Бочкарева Е.В. Комическое в художественном мире Н. А. Тэффи: Диссертация на соискание ученой степени к. филол. н. Ульяновск, 2009. С. 17.

Комическое в художественном мире Н. А. Тэффи: Диссертация на соискание ученой степени к. филол. н. Ульяновск, 2009. С. 19.

Прекрасная книга для всех родителей и тех, кто планирует ими стать.

Павел Санаев. "Похороните меня за плинтусом"

На правах человека, когда-то бывшего ребёнком (и между, прочим, совсем недавно), хочу обратиться ко всем родителям: будьте осторожны с вашими детьми. Не обижайте без особой надобности, не заставляйте их чувствовать себя ничтожными, следите за языком, не допускайте рукоприкладства. Иначе, когда ребёнок вырастет - он всё вам вернёт. А может и книгу про вас написать. И даже хорошую.

Когда читаешь повесть Павла Санаева «Похороните меня за плинтусом», в памяти невольно всплывают рассказы Юрия Сотника и Фазиля Искандера , и это несомненный комплимент человеку, написавшему свою первую книгу. Сходства много: и прекрасный язык, и юмор. Страсть главного героя, семилетнего мальчика Саши, к изобретению и конструированию невообразимых технических средств (вроде космического корабля из двух выброшенных на свалку ванн) напоминает о столь же юном персонаже Сотника, пытавшемся смастерить подводную лодку. Парадоксальные, но вместе с тем не лишённые логики размышления Саши о жизни перекликаются с философствованиями искандеровского Чика. Разница лишь в одном: «Похороните меня за плинтусом» - книга не для детей. Если только для очень взрослых детей, которые сами уже готовы стать родителями.

Повесть позволяет взрослому человеку увидеть себя глазами ребёнка. Мальчик Саша живет у бабушки с дедушкой, потому что бабушка не доверяет воспитание ребенка своей дочери. Не доверяет, потому что очень любит внука - но одновременно становится для него не только второй матерью, но и тираном. Саша много болеет, бабушка искренне заботится о его здоровье, при этом сильно, что называется, перегибает палку, заставляя живого, любознательного мальчика вести жизнь тепличного растения. Главное - за каждый самый мелкий проступок гнобит его почём зря, не стесняясь в выражениях. Не бьёт, а именно давит психологически: кричит, унижает, дразнит, но при этом продолжает искренне любить. Бабушка выжила из ума, её чувства и поступки - это чувства и поступки нормального родителя, лишь перемноженные на сто.

Каждый нормальный родитель любит своё дитя и хоть раз, но был для него тираном, поэтому в образе бабушки, как в своеобразном увеличивающем зеркале, сможет увидеть себя глазами ребёнка. Каждый родитель уверен, что ребёнок должен с благодарностью принимать хорошее, что идёт от папы и мамы, и прощать всё плохое, но правда состоит в том, что ребёнок гораздо острее воспринимает именно плохое. И вот результат: бабушка не спит ради внука ночей, бегает по советской Москве в поисках дорогих лекарств и талантливых врачей, собственноручно проводит сложные медицинские процедуры, но мальчик всё равно гораздо больше любит маму, которую видит очень редко. Любит хотя бы за то, что она не называет его сволочью и ненавистной мразью.

Это первая причина, почему «Похороните меня за плинтусом» - недетская книга. Вторая: книга злая, ближе к концу - мрачная и трагичная. Эти злость и мрачность странным образом уживаются со множеством юмористических сцен, от которых зайдётся хохотом любой читатель. Хотя за поверхностным слоем юмора прячется грустная история: мальчик действительно серьёзно болен и может не дожить до шестнадцати, бабушка многое пережила в молодости, результатом чего стало её сумасшествие. Тихий и почти бессловесный дед, ещё одна жертва бабушкиной тирании, во многом был причиной страданий бабушки - можно сказать, что теперь он отбывает заслуженное наказание. Мать Саши - несостоявшаяся в жизни неудачница, плюс ко всему связавшаяся с таким же неудачником, сильно пьющим художником. У каждого героя этой истории - своя правда. И, независимо от того, вернёт ли мама себе ребёнка или он останется у бабушки, финал будет печальным.

Повесть наделала много шума (вполне заслуженно) и была экранизирована в 2009 году. Перед режиссёром стояла непростая задача: сделать из набора законченных глав-новелл, разбросанных во времени и пространстве, нечто цельное, подогнать под какой-то единый сюжет. Для этого пришлось отказаться от побочных линий - в том числе, от всех чудесных историек о том, как Саша мастерил противогазы и затем испытывал их в боевых условиях, как ходил с бабушкой в парк и пытался уговорить её покататься хоть на каком-нибудь аттракционе, как однажды напугал весь двор самодельной «петардой»… Словом, от юмора повести в фильме следа почти не осталось, только мелодраматическая составляющая. В итоге, в центре фильма оказывается не сам мальчик (как в книге), а противостояние бабушки и дедушки с одной стороны, с другой - мамы и её любовника. Последние двое в повести были эпизодическими героями, а в фильме стали чуть ли не основными.

Хотя главная, конечно же, бабушка в исполнении Светланы Крючковой. Выбор актрисы сперва удивляет: читая повесть, невольно представляешь бабу-ягу, а Крючкова - симпатичная и даже моложавая бабушка. Но всё быстро встаёт на места: эта актриса не умеет плохо играть и в образ пожилой мегеры она вжилась на отлично. Большой актёр Алексей Петренко сыграл дедушку, тоже большого актёра - солидного, высокомерного. В книге он совершенно не такой, но режиссёр нарочно многое упростил. В книге, например, непонятно, действительно ли Толя, новый приятель мамы - алкоголик, а в фильме он карикатурный выпивоха. Зато великолепно удалось передать трагедию Сашиной бабушки: она и любит внука до слёз, и не может не третировать его - просто потому, что поломана жизнью, привыкла с волками жить и по-волчьи выть.

Фильм, как и книга, совсем не детский. Немного даже отдаёт тем полузабытым уже киноязыком, что презрительно называют «чернухой». Есть и грубые выражения, и натуралистические сцены - к счастью, их немного, но это говорит лишь о том, что режиссёр, как мог, смягчил текст повести. То, что сюжет переработан, тоже говорит скорее в пользу фильма: едва ли было бы интересно смотреть дословную реконструкцию.

За некоторые находки создателей фильма можно отдельно похвалить. К примеру, в книге смерть и похороны бабушки заняли всего один маленький абзац, без подробностей. В фильме Саша во время похорон простодушно спрашивает у мамы, правда ли она планировала уморить бабушку и прибрать к рукам её имущество, и доверчиво сообщает, где именно бабушка прячет свои сбережения. На лице у мамы появляется странное выражение: то ли она в шоке от таких заявлений сына, то ли уже прикидывает, куда потратить небольшое, но всё же богатство. Вернее всего, и то, и другое. Жизнь - штука циничная.

0

Курсовая работа

Психологизм и автобиографизм в повести «Похороните меня за плинтусом»

План

Введение

• Образ главного героя повести. Мир ребенка и мир взрослых в рассмотрении П. Санаева
• Психологический анализ повести «Похороните меня за плинтусом»

2.1 Автобиографизм в повести

2.2 Интервью с Павлом Санаевым

Заключение

Список литературы

Введение

Повесть П. Санаева «Похороните меня за плинтусом», вышедшая в 2003 году, вызвала небывалый ажиотаж и резонанс мнений среди российских читателей. И до сих пор это произведение вызывает активный интерес публики. Спустя совсем немного времени по книге были поставлены спектакли во многих городах России, снят фильм по мотивам повести с одноименным названием.

В литературоведении проза Павла Санаева рассмотрена в целом отрывочно и фрагментарно. Предметом исследования в повести «Похороните меня за плинтусом» является проблема детства, хронотопа, автобиографизма. Особенно привлекает критиков образ главного героя Саши Савельева. Образ же бабушки толкуется, достаточно, однозначно как деспот, тиран, не замечается критиками напряженно-трагический и противоречиво-сложный процесс, отражающий столкновение в душе героини противоположных начал.

Однако в этом произведении писатель затрагивает традиционные для русской литературы вопросы, которые зачастую лишь констатируются исследователями, но подробно не изучаются. К таковым можно отнести идеи, связанные с достоинством человека, его нравственным «самостояньем», с его местом в мире.

П. Санаев, изображая современную действительность, подчеркивает искаженность духовного состояния общества, его опошление и ожесточение, при этом особое внимание, уделяя проблеме изображения внутреннего мира человека.

Для детского психолога и психоаналитика эта книга - настоящий золотой прииск, потому что в ней есть все, что бывает в человеческой жизни, и, хотя описанные ситуации нередко принимают характер гротеска, все же слишком далеко за пределы знакомой территории не выходят.

Среди проблем, связанных с изображением человека, наиболее значительной является проблема художественного психологизма. В этом заключается актуальность исследования. Многих русских писателей объединяет стремление понять внутренний мир человека в его противоречивой сложности, непрестанном изменении и борьбе противоположных начал. Соответственно и психология героев отличается гибкостью, многосторонней глубиной, изменчивостью, непредсказуемой сложностью. Вместе с тем метод психологического анализа осуществляется каждым из художников слова индивидуально, своеобразно. В связи с современными подходами к пониманию психологизма, как художественного способа описания внутреннего мира героя, выявляются аспекты, прилив интереса многих художников к духовному миру человека в целях его познания и самопознания.

Цель исследования заключается в последовательном рассмотрении проблемы психологизма в повести П. Санаева «Похороните меня за плинтусом». Поскольку специально обозначенный вопрос в литературоведении не рассматривался, этим обусловлена научная новизна работы.

Задачи: Изучить образ главного героя в повести и его взаимоотношения с другими героями; провести психологический анализ повести; Изучит автобиографизм повести и провести анализ интервью с автором.

Объектом исследования является повесть Павла Санаева «Похороните меня за плинтусом». Предметом исследования выступает психологизм повести.

Работа обладает высокой теоретико-практической значимостью для изучения детской психологии.

Глава 1 Психологизм в повести «Похороните меня за плинтусом»

1. 1 Образ главного героя повести. Мир ребенка и мир взрослых в рассмотрении П. Санаева

Главной темой повести является тема детства. Повествование в книге ведется от первого лица, от имени Саши Савельева, маленького мальчика, рассказывающего о собственных поступках, личностном восприятии жизни. Картины детства даны глазами ребенка.

Окружающий мир дан в восприятии ребенка, которому не с чем сравнивать - это просто та обстановка, в которой ему приходится жить. И только мы, взрослые, читая книгу, используя свой жизненный опыт, реконструируем описанные жизненные ситуации и даем им моральную оценку. Санаеву хорошо удалось передать ощущения ребенка, которому одинаково интересно все - и колесо обозрения в парке культуры и принцип действия железнодорожного сортира. Ведь это действительно так…

Главный герой повести - Саша Савельев. Его мама вынуждена была оставить Сашу жить у бабушки с дедушкой. Мальчик видит маму только во время кратких свиданий, причем мама с бабушкой постоянно ссорятся. Скандалы повторяются, они становятся неотъемлемой частью жизни Саши. Конфликты и скандалы давно вошли в повседневную жизнь многих семей, как способ разрешения проблем и выявления лидера в семье.

Ребенок становится разменной монетой в отношениях матери и бабушки. Мать не может его забрать, а бабушка и не собирается его отдавать.

Глазами ребенка автор изобразил мир взрослых. Маленький Саша очень любит свою маму, к бабушке у него смешанные чувства. Он всеми силами души стремится к маме, преграда на его пути - бабушка. Ребенок боится ее, даже ненавидит, он не понимает, что она тоже любит его. Любовь бабушки слепа, эгоистична, деспотична.

Бабушка Саши - домашний деспот, тиран в семье, у неё очень тяжелый характер. Нина Антоновна постоянно чем-то недовольна, бранит всех и вся, во всех неудачах она винит окружающих, но только не себя. Своего любимого внука она называет «сволочь», «идиот», «тварь», «гад» и др., мужа - «гицель», дочь - «сволочь», «идиотка», «Чумочка» и т.д. Ребенок постоянно слышит брань, для него подобная манера общения становится нормой:

Ребенок разрывается между мамой и бабушкой, он вынужден подчиняться бабушке, которую боится, и предавать мать. Сложнейшая ситуация для ребенка, он вынужден быть виноватым перед каким либо членом семьи, что разрушает его неокрепшую психику.

Маленькому Саше бабушка запрещает практически все: играть во дворе с друзьями, быстро бегать, есть мороженое и т.д. Бабушка совершенно искренне считала, что она поступает правильно, что мальчик болен, поэтому его нужно оберегать от всего. Такое воспитание могло породить развитие различных фобий у мальчика, травмировать его психику:

«Я спросил, как железная дорога выглядит, мама описала ее, а потом я сказал, что боюсь Бога.

Что ж ты трусишка такой, всего боишься? - спросила мама, глядя на меня с веселым удивлением. - Бога теперь выдумал. Бабушка, что ли, настращала опять?».

Другой близкий человек Саши - дедушка. Дедушка - артист, он очень часто уезжает на гастроли, любит рыбалку. Однако он обладает слабым характером, поэтому терпит ругательства бабушки, во всем ей потакает. Саша своим непосредственным детским взглядом замечает все достоинства и недостатки деда, мальчик понимает, что искать поддержки у деда бесполезно, т. к. он почти никогда не возражает бабушке и безропотно сносит ее ругательства.

Самый главный и любимый человек в жизни Саши Савельева - его мама. Мальчик очень сильно любит ее, страдает от разлуки с ней, мечтает видеть ее каждый день. У Саши одна мечта - жить с мамой. Однако жизнь ребенка полна разочарований, поэтому он уже почти не верит в осуществление своей мечты. На этом этапе ребенку необходима поддержка любящего человека, ведь сам справиться с ситуацией он зачастую не может.

Саша Савельев живет в тяжелой атмосфере, он уже в раннем возрасте сталкивается с ненавистью, черствостью, - все это отражается на его психике. Поэтому не приходится удивляться тому, что мальчику приходят в голову такие странные мысли.

Мамин муж, т.е. отчим, в повести представлен как «карлик-кровопийца». Только так называла его бабушка. Мальчик слышал о нем всегда что-то плохое от бабушки, поэтому в воображении ребенка рисуется страшный образ, он начинает его бояться.

Саша боится отчима, ему кажется, что он улыбается «зловеще», потому что он ничего не знает об этом человеке, а бабушка говорит о нем только плохое.

Таким образом, в повести показан тяжелый мир несчастного детства Саши Савельева, представленный глазами ребенка, но уже переосмысленный автором. Заканчивается повесть счастливо: мальчика забирает мама, он попадает уже в другой мир, по-видимому, на этом заканчивается и детство.

1.2 Психологический анализ повести «Похороните меня за плинтусом»

Утраченные мечты, несбывшиеся надежды... как часто, обладая в потенциале большими возможностями, мы не умеем ими воспользоваться. Причина кроется в нашей недостаточной развитости, которая приводит к полной неспособности сделать свою жизнь счастливой. Самое печальное, когда средством и способом решения внутренних психологических проблем и противоречий взрослых становится ребенок. Именно так происходит в повести Павла Санаева. Повествование идет от лица мальчика Саши Савельева, но все пространство повести занимает собой фигура бабушки.

Целесообразно упомянуть семью бабушки и дедушки, в которой с 4-х лет живет Саша. Этот брак, теперь уже немолодых людей, не был результатом вдруг вспыхнувшей страсти или романтической влюбленности. Дедушка, в то время актер МХАТа, приехал с театром в Киев на гастроли и женился «назло», на спор. Причиной столь странного поступка, послужила обида на женщину, с которой у него были отношения: "вот она еще пожалеет, прибежит..." Эта анальная обида сыграла свою роковую роль. Скоропостижный брак, как мы увидим далее, так и не стал счастливым.

Бабушка, в свою очередь, увлеклась симпатичным на "мордашку" актером, тоже не испытывая глубокого чувства. Маклаков это трактует как анально-кожно-зрительная с опорой на кожу и малоразвитым зрительным вектором, способным наполняться лишь через непосредственную смену зрительных впечатлений. Поэтому и хотела наша юная бабушка в большой город, где ее влекли выставки, театры, возможность покрасоваться в новом обществе. Кожное желание новизны и больших возможностей также сыграло свою роль.

В этих условиях Нина Антоновна, женщина немалого темперамента, так и не сумела реализовать свой кожно-зрительный сценарий. Не было светских вечеров, где она блистала в центре внимания, не было спектаклей, где она играла и выплескивала свои эмоции, не было признания, аплодисментов публики, внимания к ее персоне.

Так и не реализовав себя, уже бабушкой, она разыгрывает ежедневный спектакль дома, невольными участниками которого становится ее семья и просто знакомые. Если к этому еще добавить анальный вербальный садизм, слегка приукрашенный шутками и некой театральностью, и тотальный кожный контроль, то мы получим полную картину атмосферы дома.

Обвинения и проклятия в адрес Саши и мужа - нередкое явление в этой семье. "Вонючая, смердячая, проклятущая, ненавистная сволочь!" - наиболее частая характеристика внука, когда бабушка в гневе.

Имея огромный нереализованный зрительный темперамент, бабушка постоянно эмоционально раскачивает себя, вовлекая в эти сцены Сашу и супруга. Поводом может стать даже разбитый чайник:

Оставьте меня. Дайте мне умереть спокойно.

Нина, ну что ты вообще?.. - сказал дедушка и помянул бабушкину мать. - Из-за чайника... Разве можно так?

Оставь меня, Сенечка... Оставь, я же тебя не трогаю... У меня жизнь разбита, причем тут чайник... Иди. Возьми сегодняшнюю газетку. Саша, пойди, положи себе кашки... Ну ничего! -Бабушкин голос начал вдруг набирать силу. - Ничего! - Тут он совсем окреп, и я попятился.- Вас судьба разобьет так же, как и этот чайник. Вы еще поплачете!

Нужно понимать, что на характер Нины Антоновны наложила отпечаток и потеря первого ребенка Алеши во время войны.

Этот стресс только усугубил различные зрительные страхи и фобии Нины Антоновны.

Оказавшись в четырех стенах, Нина Антоновна чувствует себя плохо. Как кожно-зрительной самке ей тесно дома.

"Она работает. Все время с ребенком, по хозяйству..." - объясняет дедушка врачу-психиатру. "Нет. Ей надо с людьми работать. Библиотекарем, продавцом, кем угодно. Она общительный человек, ей нельзя быть одной" - отвечает врач.

Не имея возможности применить себя вне дома, она мечется. Ее нереализованная эмоциональная амплитуда прорывается истериками и бесконечными страхами. В итоге Нина Антоновна оказывается в психиатрической больнице.

"Никакой у меня мании не было, была депрессия, которая усугубилась. Я пыталась объяснить, но сумасшедшую кто слушать станет! Положили меня обманом в больницу - сказали, что положат в санаторное отделение, а положили к буйным. Я стала плакать, меня стали как буйную колоть. Я волдырями покрылась, плакала день и ночь, а соседи по палате говорили: "Ишь, сволочь, боится, что посадят, ненормальной прикидывается". Сеня приходил, я его умоляла: "Забери меня, я погибаю". Забрал, но уж поздно - превратили меня в калеку психически ненормальную. Вот этого предательства, больницы, того, что при моем уме и характере ничтожеством искалеченным стала, - этого я ему забыть не могу. Он в актерах, в гастролях, с аплодисментами, я в болезнях, в страхах, в унижении всю жизнь. А я книг прочла за свою жизнь столько, что ему и во сне не увидеть! "

Дедушка с бабушкой так и жили, по сути чужими друг другу людьми, по привычке, потому, что так сложилось. И если бы дедушка обладал чуть большим темпераментом, то, возможно, брак давно распался. Но он смирился, плыл по течению. Его опора на анальность и, как следствие, привязанность ко всему старому, нежелание изменений здесь тоже сыграли свою роль. Очень системно можно наблюдать и тапочки, и рыбалку, и гараж.

Но и дедушкиному терпению иногда приходил конец, и возникали ссоры.

Рожденная в конце войны дочка Оля, мама Саши, так и не стала любимой для Нины Антоновны. Системно прослеживается совершенно разное отношение к первому и второму ребенку, предпочтение сына дочери. Хорошо видно, как мать ведет себя по отношению к подрастающей дочери: как настоящая кожно-зрительная самка она испытывает чувство соперничества и ревности. Анальное ощущение «недодали», сдобренное зашкаливающей эмоциональной амплитудой, лишь подливает масла в огонь.

Она винит дочь, что та лишила ее жизни, не оправдала ее надежд. Не выбирая слов, она выплескивает на нее всю свою боль.

Что за язык у тебя, мам? Что ни слово, то, как жаба, изо рта выпадает. Чем же я тебя обидела так?

Обидела тем, что всю жизнь я тебе отдала, надеялась, ты человеком станешь. Нитку последнюю снимала с себя: "Надень, доченька, пусть на тебя люди посмотрят!" Все надежды мои псу под хвост!

А что ж, когда люди на меня смотрели, ты говорила, что они на тебя, а не на меня смотрят?

Когда такое было?

Когда девушкой я была. А потом еще говорила, что у тебя про меня спрашивают: "Кто эта старушка высохшая? Это ваша мама?" Не помнишь такого? Я не знаю, что с Мариной Влади было бы, если б ей с детства твердили, что она уродка.

Я тебе не говорила, что ты уродка! Я хотела, чтоб ты ела лучше, и говорила: "Не будешь есть, будешь уродяга".

Всякое ты мне говорила... Не буду при Саше. Ногу ты мне тоже сломала, чтобы я ела лучше?

Я тебе не ломала ноги! Я тебя стукнула, потому что ты изводить начала! Идем с ней по улице Горького, - стала рассказывать мне бабушка, смешно показывая, какая капризная была мама, - проходим мимо витрин, манекены какие-то стоят. Так эта как затянет на всю улицу: "Ку-упи! Ку-упи!" Я ей говорю: "Оленька, у нас сейчас мало денежек. Приедет папочка, мы тебе купим и куклу, и платье, и все что хочешь..." "Ку-упи!" Тогда я и стукнула ее по ноге. И не стукнула, а пихнула только, чтоб она замолчала.

Так пихнула, что мне гипс накладывали.

В результате такого отношения со стороны матери в детстве Ольга приобрела много негативных якорей, запускающих негативные сценарии. Первый брак Оли распался. Ее замужество также не было «по любви»: Ольга вышла замуж, чтобы вырваться из-под жесткого кожного контроля матери. Такие ситуации часто бывают в жизни. Проецируя собственный сценарий неудач на детей, мы даем им эти якоря и будучи уже взрослыми они раелизовывают эти неудачи родителей в своей жизни.

Анально-кожно-зрительная Оля имела опору на анальность и была небольшого темперамента. Она боялась матери. Ей всегда сложно было противостоять материнскому давлению, и ее развод также не обошелся без вмешательства матери.

После развода, по словам бабушки, "тяжкой крестягой" повесила дочь ей на шею внука. На самом деле Нина Антоновна сделала все, что бы Саша жил с ней. Рождение внука стало в каком-то смысле для нее спасательным кругом. Она, по словам дедушки, даже "вроде успокоилась". Во внуке она увидела, наконец, цель, применение своим силам и желаниям, свою реализацию.

Нина Антоновна обрушивает на внука весь свой темперамент. Большая доля страха в зрении дополняется сверхзаботой в анальности. Любовь ее принимает уродливые формы:

"По любви - нет на свете человека, который бы любил его, как я люблю. Кровью прикипело ко мне дитя это. Я когда ножки эти тоненькие в колготках вижу, они мне словно по сердцу ступают. Целовала бы эти ножки, упивалась! Я его, Вера Петровна, выкупаю, потом воду менять сил нет, сама в той же воде моюсь. Вода грязная, его чаще, чем раз в две недели, нельзя купать, а я не брезгую. Знаю, что после него вода, так мне она как ручей на душу. Пила бы эту воду! Никого, как его, не люблю и не любила! Он, дурачок, думает, его мать больше любит, а как она больше любить может, если не выстрадала за него столько? Раз в месяц игрушку принести, разве это любовь? А я дышу им, чувствами его чувствую!"

Это - настоящий эмоциональный вампиризм. На самом деле кроме отторжения такая любовь ничего не вызывает. Своим «воспитанием» бабушка взращивает страхи Саши, не дает ему окрепнуть, тормозит его развитие. Стараясь привязать мальчика к себе, она манипулирует его болезнями, вынуждает его чувствовать себя больным, испытывать страх смерти, страх потери мамы...

Не удивительно, что Саша не любит бабушку. "От бабушкиных поцелуев внутри у меня все вздрагивало, и, еле сдерживаясь, чтобы не вырваться, я всеми силами ждал, когда мокрый холод перестанет елозить по моей шее. Этот холод как будто отнимал у меня что-то, и я судорожно сжимался, стараясь это "что-то" не отдать. Совсем иначе было, когда меня целовала мама".

С бабушкой Саша не чувствует себя в безопасности, что так важно для ребенка, особенно зрительного. Напротив, она постоянно внушает ему, что он очень болен, и все с ним очень плохо.

"Ты же смердишь уже. Чувствуешь? "

"Хотя ты и вырасти-то не успеешь, сгниешь годам к шестнадцати"

Саша говорит:

"Я всегда знал, что я самый больной и хуже меня не бывает, но иногда позволял себе думать, что все наоборот и я как раз самый лучший, самый сильный, и дай только волю, я всем покажу. Воли мне никто не давал, и я сам брал ее в играх, разворачивавшихся, когда никого не было дома, и в фантазиях, посещавших меня перед сном".

«Как-то бабушка показала пальцем в телевизор, где показывали юношеские мотогонки, и восторженно сказала:

Есть же дети!

Эту фразу я слышал уже по поводу детского хора, юных техников и ансамбля детского танца, и каждый раз она выводила меня из себя.

А я их обгоню! - заявил я, при том, что даже на маленьком велосипеде "Бабочка" ездил с колесиками по бокам заднего колеса и только по квартире. Разумеется, я не думал, что могу обогнать мотоциклистов, но мне очень хотелось сказать, что я обгоню, и услышать в ответ: "Конечно, обгонишь!"

Ты?! - презрительно удивилась в ответ бабушка. - Да ты посмотри на себя! Они здоровые лбы, ездят на мотоциклах, тебя, срань, плевком перешибут!»

Оказывая на Сашу такое колоссальное негативное давление, Нина Антоновна уверена, что всю жизнь посвящает ему и любит только его. Рационализация и самообман бабушки - пример того, как можно жить в собственной иллюзии и не видеть страданий, причиной которых становишься.

Царивший в семье жесткий кожный контроль Нины Антоновны, дополняет картину семейного уклада. Все подчинялось ее распорядку и указаниям. То, как выражает себя стрессующая нереализованная кожа, доходит до абсурда. Подозрительность, страсть к накопительству, припрятывание и перепрятывание на черный день.

"Все деньги, которые приносил дедушка, бабушка распихивала по одной ей ведомым тайникам и часто потом забывала, сколько и куда положила. Она прятала деньги под холодильник, под шкаф, засовывала в бочонок деревянному медведю с дедушкиного буфета, клала в банки с крупой. В книгах были какие-то облигации, поэтому бабушка запрещала их трогать, а если я просил почитать, то сперва перетряхивала книжку, проверяя, не завалялось ли что. Как-то она спрятала в мешок с моей сменной обувью кошелек с восемьюстами рублями и искала его потом, утверждая, что в пропаже повинна приходившая накануне мама. Кошелек мирно провисел неделю в школьном гардеробе, а гардеробщицы не знали, что под носом у них куда более ценная пожива, чем украденная однажды с моего пальто меховая подстежка. "

Бабушка всегда следовала кожному правилу "слово-серебро, а молчание золото", и учила этому Сашу. Лгала по-кожному легко, будучи уверена, что иначе нельзя:

"Бабушка часто объясняла мне, что и когда надо говорить. Учила, что слово - серебро, а молчание - золото, что есть святая ложь и лучше иногда соврать, что надо быть всегда любезным, даже если не хочется. Правилу святой лжи бабушка следовала неукоснительно. Если опаздывала, говорила, что села не в тот автобус или попалась контролеру; если спрашивали, куда уехал с концертами дедушка, отвечала, что он не на концерте, а на рыбалке, чтобы знакомые не подумали, будто он много зарабатывает и, позавидовав, не сглазили".

Вся жизнь Саши ограничена запретами на развлечения и игры, обычные для других детей. Бесконечной чередой проходят приемы лекарств, сдача анализов и походы по врачам. Несколько раз уже мама пыталась забрать Сашу, но каждый раз его возвращали обратно. Только встречи с мамой, становятся для него настоящим праздником. "Редкие встречи с мамой были самыми радостными событиями в моей жизни. Только с мамой было мне весело и хорошо. Только она рассказывала то, что действительно было интересно слушать, и одна она дарила мне то, что действительно нравилось иметь. Бабушка с дедушкой покупали ненавистные колготки и фланелевые рубашки. Все игрушки, которые у меня были, подарила мама. Бабушка ругала ее за это и говорила, что все выбросит.

Мама ничего не запрещала. Когда мы гуляли с ней, я рассказал, как пытался залезть на дерево, испугался и не смог. Я знал, что маме это будет интересно, но не думал, что она предложит попробовать еще раз и даже будет смотреть, как я лезу, подбадривая снизу и советуя, за какую ветку лучше взяться. Лезть при маме было не страшно, и я забрался на ту же высоту, на какую забирались обычно Борька и другие ребята.

Мама всегда смеялась над моими страхами, не разделяя ни одного. А боялся я многого. Я боялся примет; боялся, что, когда я корчу рожу, кто-нибудь меня напугает, и я так останусь; боялся спичек, потому что на них ядовитая сера. Один раз я прошелся задом наперед и боялся потом целую неделю, потому что бабушка сказала: "Кто ходит задом, у того мать умрет". По этой же причине я боялся перепутать тапочки и надеть на левую ногу правый. Еще я как-то увидел в подвале незакрытый кран, из которого текла вода, и стал бояться скорого наводнения. О наводнении я говорил лифтершам, убеждал их, что кран надо немедленно закрыть, но они не понимали и только глупо переглядывались.

Мама объясняла, что все мои страхи напрасны. Она говорила, что вода в подвале утечет по трубам, что задом наперед я могу ходить сколько угодно, что приметы сбываются только хорошие. Она даже специально грызла спичку, показывая, что головка ее не так уж ядовита".

Но Саша вынужден жить с бабушкой: она никогда не отпускала его, свое единственное наполнение и отдушину. Его зрение наполняется страхами, не имея возможности развиваться. Он сопротивляется, как может, но он еще мал, ему сложно противостоять давлению. Фантазии зрительного ребенка начинают вращаться вокруг смерти.

"Я попрошу маму похоронить меня дома за плинтусом, - придумал я однажды. - Там не будет червей, не будет темноты. Мама будет ходить мимо, я буду смотреть на нее из щели, и мне не будет так страшно, как если бы меня похоронили на кладбище".

"Когда мне пришла в голову такая прекрасная мысль - быть похороненным за маминым плинтусом, то единственным сомнением было то, что бабушка могла меня маме не отдать. А видеть из-под плинтуса бабушку мне не хотелось. Я так прямо у бабушки и спросил: "Когда я умру, можно меня похоронят у мамы за плинтусом?" Бабушка ответила, что я безнадежный кретин и могу быть похоронен только на задворках психиатрической клиники. Кроме того, оказалось, что бабушка ждет не дождется, когда за плинтусом похоронят мою маму, и чем скорее это случится, тем лучше. Я испугался задворок психиатрической клиники и решил к вопросу похорон пока не возвращаться, а годам к шестнадцати, когда совсем сгнию, поставить его ребром: последняя воля усыпающего - и все тут. Бабушка не открутится, а мама будет только рада, что меня похоронят совсем рядом".

Общение с мамой, как тоненькая ниточка, выводит Сашу из страха в любовь, дает ему возможность развиваться. Ведь любовь и близость с матерью очень важны для ребенка, они дают ему чувство защтщенности и надежности. Саша любит маму, она единственная дает ему жизненно необходимое чувство безопасности, с ней у него настоящая, спасительная для мальчика, эмоциональная связь.

"Чумочкой мы с бабушкой называли мою маму. Вернее, бабушка называла ее бубонной чумой, но я переделал это прозвище по-своему, и получилась Чумочка".

"Я любил Чумочку, любил ее одну и никого, кроме нее. Если бы ее не стало, я безвозвратно расстался бы с этим чувством, а если бы ее не было, то я вовсе не знал бы, что это такое, и думал бы, что жизнь нужна только затем, чтобы делать уроки, ходить к врачам и пригибаться от бабушкиных криков. Как это было бы ужасно и как здорово, что это было не так. Жизнь нужна была, чтобы переждать врачей, переждать уроки и крики и дождаться Чумочки".

"Прикосновение ее губ возвращало все отнятое и добавляло в придачу. И этого было так много, что я терялся, не зная, как отдать что-нибудь взамен. Я обнимал маму за шею и, уткнувшись лицом ей в щеку, чувствовал тепло, навстречу которому из груди моей словно тянулись тысячи невидимых рук. И если настоящими руками я не мог обнимать маму слишком сильно, чтобы не сделать ей больно, невидимыми я сжимал ее изо всех сил. Я сжимал ее, прижимал к себе и хотел одного - чтобы так было всегда". Как трогательны эти излияния маленького человека, как показательны переживания взрослого человека, его детские чувства и привязанности.

"Я начинал ждать ее с самого утра и, дождавшись, хотел получить как можно больше от каждой минуты, что ее видел. Если я говорил с ней, мне казалось, что слова отвлекают меня от объятий; если обнимал, волновался, что мало смотрю на нее; если отстранялся, чтобы смотреть, переживал, что не могу обнимать. Я чувствовал, что вот-вот найду положение, при котором можно будет делать все сразу, но никак не мог его отыскать и суетился, ужасаясь, как быстро уходит время, которого у меня и так было мало".

Только благодаря своему большому темпераменту Саша не сломался. Несмотря на негативное давление бабушки, он смог выдержать и преодолеть ее влияние. Да, он боялся, но сумел выстоять и научился любви благодаря маме, ее поддержка давала ему силы.

Нина Антоновна при огромном потенциале всю жизнь бьется в рамках собственной неразвитости... Имея от природы большие возможности, она не сумела воспользоваться ими, не сумела прожить счастливую жизнь. Сжигаемая собственными нереализованными желаниями, она страдала сама и была причиной страданий других - печальный итог...

Внимание читателей, несомненно, привлечет монолог бабушки о своей жизни (интересно, что героиня ведет разговор по телефону, но мы не слышим реплик адресатов ни Веры Петровны, ни Тонечки). Это попытка себе самой объяснить причины собственных поступков, это самоанализ израненной души, которую «изгваздали!», по словам бабушки. Неслучайно, рассказчик употребляет слово "плач", а не привычное "слезы".

«Господи! Зачем ты, Господи, на шею мою крестягу такую тяжкую повесил?! За какие грехи? За Алешеньку? Был золото мальчик, была бы опора на старости! Так не моя в том вина… Нет, моя! Сука я! Не надо было предателя слушать! Не надо было уезжать! И курву эту рожать нельзя было! Прости, Господи! Прости грешную! Прости, но дай мне силы крестягу эту тащить! Дай мне силы или пошли мне смерть! Матерь Божья, заступница, дай мне силы влачить этот тяжкий крест или пошли мне смерть! Ну что мне с этой сволочью делать?! Как выдержать?! Как руки не наложить?!» Здесь и желание раскаяния, и безысходность, и осознание своей греховности. Но нет духовного движения, нет искренней молитвы, нет любви. А потому последующие слова будут похожи на самооправдание. Конечно, читатель вздрогнет от описания испытаний, которые легли на плечи юной доверчивой девушки из Киева. Мы понимаем, что Нина Антоновна «не всегда такая старая была, страшная, беззубая…не всегда кричала так и плакала». Попробуем проследить за движением мысли героини. Как же все произошло, кто виноват?

Муж? Да, виноват, что привез ее в девятиметровую комнату, в том, что тугодум, в том, что ленномыслящий был и не купил нормальной мебели, в том, что родственников своих многочисленных привечал в доме. Список этих претензий можно продолжать. Ясно одно, что добрая и открытая улыбка, которая так ее сначала привлекла в нем, теперь не спасала от семейных проблем. Трудности военных лет вызвали у нее только ожесточение в сердце, неверие в милосердие и отзывчивость, потому что, как ей казалось, ее предал самый близкий, отправив с сыном в эвакуацию. Вот с этой ненавистью («Вот этого предательства, больницы, того, что при моем уме и характере ничтожеством искалеченным стала,- этого я ему забыть не могу») и воспитывала дочь. Кажется, что закричи она раньше о своей боли, обратись с мольбой о помощи к близким, не случилось бы такого отчуждения. Мы видим, что и дочь, и муж готовы быть рядом, хотят подставить свое плечо, но уже «оборвалася ниточка любви», по верному и пронзительному замечанию внука. И за что она винит дочь? Что та не научилась быть независимой, а стала костылем для хромого «гения». Боится ли бабушка этой мягкости, или уже забыла, что это такое, но душа ее страдающая, гибнущая в этих противоречиях между любовью и ненавистью, вызывает сочувствие. Ее признание дорогого стоит: «Выла бы от этой любви, а без нее зачем мне жить». Только исказилось это великое чувство страхом и потерей истинного смысла жизни. «- А почему наш кораблик стоит и никуда не плывет? - спрашивает героиня. - Потому что с него сбросили сети… А в сети попались только две рыбки». "Запуталась", сбилась с пути, блуждая в лабиринтах своей души.

Так, через прямые реплики высвечивается душевное состояние героини. Мученья от нереализованных возможных результатов очень тяжелы и часто являются непосильной ношей даже для развитой личности.

Сашин дед не выдерживает в очередной раз бабушкиного скандала и уходит из дома, к товарищу по рыбалке, единственному человеку, которому может сказать самое важное. Он рассказывает о своей жизни, почти невыносимой жизни. Товарищ удивляется и спрашивает, отчего же ты не освободишься от этой жизни? В чем проблема? Дед молчит, а потом рассказывает, как познакомился когда-то с юной Лидой, как сделал ей предложение и увез в Москву, как родился их первенец, а потом началась война и Лида с сыном уехала в эвакуацию. Как умер их малыш и как горевала Лида, как тронулась умом, и пришлось ее положить в психиатрическую больницу, как менялся и становился все ужаснее ее характер, и как невозможно после всего пережитого вот так взять и бросить ее. Сердцем прикипел. Так говорит сам дед. Критик от гильдии психологов может основательно прокомментировать ситуацию психологической зависимости, патологической формы симбиоза, деструктивной семьи. Лечиться, лечиться и лечиться - мог бы быть профессиональный вердикт.

Последний диалог бабушки и ее дочери рисует чудовищную картину разъединения близких людей. Тем трогательнее и символичнее звучат прорывающиеся сквозь жуткие проклятия слова любви и мольбы о прощении: «Чиста была. Что ж я из-за тебя перед Богом вину нести должна?... Господи, за что ж такая судьба мне? … За что, за милосердие, тобой же посланное, такие муки шлешь? Всю жизнь дочери отдавала! Кричала на нее, так ведь от отчаяния! Ну прости меня. Топтать каждый может, а ты прости. Покажи, что величие есть в тебе. …Простишь, буду знать, что недостойна голос на тебя повысить. Ноги тебе целовать буду за такое прощение! Грязная дверь у тебя какая… Слезами своими умою ее. Весь порог оботру губами своими, если буду знать, что тут доченька живет, которая матери своей все грехи простила. Открой дверь, докажи, что ты не подстилка, а женщина с величием в душе. Буду спокойна, что ребенок достоин такой матери, уйду с миром. Думаешь, не вижу, кого он из нас любит? Хоть бы раз взглянул на меня, как на тебя смотрит. Хоть бы раз меня так обнял. Не будет мне такого, не суждено! А как смириться с этим, когда сама его люблю до обморока! Он скажет «бабонька», у меня внутри так и оборвется что-то слезой горячей радостной. Грудь ему от порошка моего отпустит, он посмотрит с облегчением, а я и рада за любовь принять это. Пусть хоть так, другого все равно не будет. …Он последняя любовь моя, задыхаюсь без него. Уродлива я в этой любви, но какая ни есть…».

Слезы примирения и, наверное, прощения должны очистить души близких людей, которые искренне плакали, когда хоронили бабушку.

Заключительная сцена повести описывает похороны бабушки. Саша останется жить с мамой и ее новым мужем. По портрету, представленному в повести, видно, что он сможет стать мальчику хорошим отчимом. Мама счастлива с ним, и в этой семье совсем другая атмосфера. Отсутствует страх, и есть любовь, родство душ и взаимопонимание. Саше только семь лет, еще есть время для его развития, и мы надеемся, что пережитые негативные моменты оставят в его жизни минимальный след.

Повесть "Похороните меня за плинтусом" - почти полностью системное произведение. Павел Санаев описывает жизнь, такую, какая она есть, порой точнейшим образом отражая системность характеров и формирование жизненных сценариев. Глубокое осмысление происходящего с каждым из нас и всеми в целом можно получить на тренинге по системно-векторной психологии - новой науке о человеке.

В данной главе были рассмотрены: психологические особенности повести, образ главного героя, взаимоотношения в семье Санаевых и был проведен психологический анализ произведения.

Глава 2 Автобиографические истоки повести «Похороните меня за плинтусом»

2.1 Автобиографизм в повести

Павел Санаев - известный российский писатель, сын актрисы Елены Санаевой, его отчимом был популярнейший советский артист и режиссер Ролан Быков. Однако в детстве, до 12 лет, Павел Санаев жил вместе с бабушкой и дедом.

В 1992 году Павел Санаев окончил ВГИК, сценарный факультет. Судьба Павла неслучайно связана с кино - 1982 году он сыграл в роли очкарика Васильева в замечательной киноленте Ролана Быкова "Чучело". Уже после был кинофильм "Первая утрата", который стал лауреатом кинофестиваля в Сан-Ремо.

Режиссеру Павлу Санаеву принадлежат киноленты "Последний уик-энд", "Каунасский блюз" и "Нулевой километр". В 2007 году был издан одноименный роман по фильму "Нулевой километр". В 2010 году издана книга "Хроники раздолбая", а "Похороните меня за плинтусом" экранизирована режиссером Сергеем Снежкиным. П. Санаев был официальным переводчиком таких кинолент, как "Джей и Молчаливый Боб наносят ответный удар", "Остин Пауэрс", "Властелин Колец", "Очень страшное кино".

П. Санаев родился в 1969 году в Москве. До двенадцати лет он жил у бабушки, это было очень тяжелое время, о нем он и рассказывает в книге "Похороните меня за плинтусом".

Это время, прожитое под строгим присмотром авторитарной, безрассудно обожающей внука бабушкой, по словам автора, были платой за книгу. "Похороните меня за плинтусом" - книга очень личная, имеет автобиографическую основу, хотя многое в ней выдумано и преувеличено автором: "Моя повесть не абсолютная автобиография. Это литературное произведение на основе реальных событий моего детства". Например, последний монолог бабушки перед закрытой дверью квартиры Чумочки является вымышленным, т.е. это была попытка повзрослевшего Санаева понять и простить бабушку за все. Однако тема домашней тирании оказалась близка современным читателям, а в образе бабушки-деспота многие увидели и своих близких родственников.

Книга была напечатана в 1996 году. Критики отнеслись к ней благосклонно, но она была почти не замечена читательскими массами. А в 2003 году пришел настоящий бум на произведения Павла Санаева. Его книга выходила большими тиражами более пятнадцати раз. В 2005 году автор был удостоен премии "Триумф-2005".

Повесть "Похороните меня за плинтусом" начинается так: "Я учусь во втором классе и живу у бабушки с дедушкой. Мама променяла меня на карлика-кровопийцу и повесила на бабушкину шею тяжкой крестягой. Так я с четырех лет и вишу…".

Под карликом-кровопийцей имеется в виду Ролан Быков, который представлен в книге глазами своей тёщи. Однако именно он первым прочел отрывки рукописи (писать повесть Санаев начал еще в юности) и, одобрив, вдохновил Павла на продолжение. Ролан Антонович увидел в повести литературную ценность, творческое начало, а не просто автобиографические заметки, и именно ему посвятил свою книгу П. Санаев.

Елена Санаева была полностью предана мужу (Р. Быкову). Она ездила с ним на съемки в разные города, заботилась о его здоровье. Ради него Елена даже рассталась с сыном Павлом, оставив его жить у бабушки с дедушкой. По официальной версии: "Быков много курил, а у ребенка была астма…". Свекровь тоже считала, что в ее квартире чужому ребенку не место (Санаева с мужем долго жили в квартире матери Р. Быкова). От разлуки с матерью мальчик сильно страдал, Е. Санаева не находила себе места. Были моменты, когда она возвращалась после встреч с сыном и очередного скандала с матерью (а эти скандалы стали уже неотъемлемой частью свиданий) и готова была броситься под поезд метро. Она ничего не могла поделать.

Однажды Е. Санаева выкрала собственного сына. Тайком, выждав момент, когда мать вышла в магазин, она быстро увела ребенка с собой. Но сын сильно заболел, ему требовались особые лекарства и уход, а ей нужно было уезжать с Роланом Быковым на съемки. Павел вновь вернулся к бабушке.

Актриса смогла вернуть сына только, когда ему исполнилось 11 лет.

Бабушка пробовала несколько раз возвратить внука, но не смогла этого сделать, мальчик вышел из ее подчинения, глотнув свободы в доме мамы и получив заряд самостоятельности и устойчивости в общении с Роланом Быковым.

Отношения Павла с Р.А. Быковым поначалу не складывались. Паша ревновал мать к Быкову, боролся за ее внимание, которого ему так не хватало в раннем возрасте, по- детски провоцируя и нередко испытывая терпение отчима. Однако позже их отношения наладились, П. Санаев очень уважал Р. Быкова.

П. Санаев опубликовал книгу только после смерти дедушки и бабушки, хотя она была написана на несколько лет раньше. Книга явилась необходимым для автора освобождением от детских страхов и комплексов, внушенных мальчику бабушкой. Павел Санаев выговорился о своем сложном детстве и как бы дистанцировался от него, отошел на безопасное расстояние, сложное и тяжелое детство больше не давило на него.

2.2 Интервью с Павлом Санаевым

Интервью необходимо, чтобы слова о жизни в доме бабушки и дедушки шли от самого автора, только он со всей достоверностью мог рассказать эту историю и пояснить недосказанные в книге моменты. Здесь представлены выдержки из интервью с автором, которые наиболее полно соответствуют заявленной теме.

По Фрейду я должен был вырасти клиническим идиотом с глубинным комплексом неполноценности. Маме, связавшей жизнь с Роланом Быковым, меня не отдавали. Дедушка считал, что у него украли дочь и, применяя кинематографический термин, говорил, что они вместе "не монтируются". Бабушка утверждала, что мама живет с "карликом-кровопийцей", который хочет забрать дедушкину машину, гараж и квартиру, а меня погубить как потенциального наследника. Самому потенциальному наследнику бабушка прочила кладбище не позднее шестнадцати лет.

В книге "Похороните меня за плинтусом" есть персонаж карлик-кровопийца Дядя Толя из Сочи. Это и есть Ролан Антонович? Моя повесть не абсолютная автобиография. Это литературное произведение на основе реальных событий моего детства. Представьте себе несколько старых вязанных шапочек, которые распустили, чтобы связать из них новый свитер. Повесть написана от лица Саши Савельева, а не Паши Санаева, и было бы неверно проводить прямые параллели между жизнью нашей семьи и книгой "Похороните меня за плинтусом".

История отношений старшего поколения моей семьи к Ролану - наглядный пример того, насколько нелепыми являются любые внутрисемейные конфликты. Бабушка, осыпавшая Ролана проклятиями, обязана ему последними месяцами жизни, а дедушка, клявшийся никогда не переступать порог его дома, умирал в этом самом доме фактически у него на руках.

Моя бабушка была очень сильным и одаренным человеком, но в силу разных обстоятельств, не сумела направить свою энергию в нужное русло и превратилась в домашнего деспота. Это не исключительный случай. Таких людей тысячи, если не миллионы, причем по всему миру. Бабушка подавляла всех - и дедушку, актера Всеволода Санаева, и маму, актрису Елену Санаеву, и меня, своего единственного внука. Она тоже мечтала когда-то стать актрисой, но судьба распорядилась иначе - война, эвакуация, смерть первого ребенка, мания преследования в последние годы Сталинской эпохи. Можно было бы покорно принять роль домашней хозяйки, но бабушка, не без оснований, считала себя эмоционально и интеллектуально выше дедушки.

"Учу с Севой роль, он не может и двух слов связать, а я уже все наизусть выучила!" - часто говорила она знакомым. Дедушка терпел ее деспотизм, но терпел не от слабости характера, а от доброты к ней. Еще до моего рождения друзья предлагали ему: "Брось ее! Что ты все это терпишь? Дальше хуже будет!" Дедушка сокрушенно качал головой: "Она мне двоих детей родила. Один умер в эвакуации, дочь болеет все время. Как я ее брошу, она ведь сама себя не прокормит," - и нес этот крест с библейским терпением. Крики, проклятия и манипуляция чувством вины были главным оружием бабушки. Она любила нас, но любила с такой тиранической неистовостью, что ее любовь превращалась в оружие массового поражения. Противостоять бабушке не мог никто, и встреча с Роланом стала для мамы шансом изменить соотношение сил в свою пользу.

Он единственный был сильнее бабушки, и она сразу это почувствовала. Отношения между Роланом Антоновичем и бабушкой с дедушкой отражаются в этой истории как в капле воды. Это была медленная эволюция от категорического неприятия к признанию. И как бы ни пафосно прозвучали эти слова - любовь в этих отношениях победила! Бабушка могла умереть на три месяца раньше, если бы не Ролан Антонович.

У нее начался отек легких, приехали врачи и в полной растерянности стали ждать конца. Не расстерялся один Быков: "Что вы ждете? Немедленно везите ее в реанимацию!" Бабушку откачали и она прожила еще три месяца в больнице. Вы скажите, что такое три месяца, что они могли изменить? Эти три месяца изменили все! В это время бабушка разрешила маме о себе заботиться, и их болезненные отношения были искуплены той любовью, которую мама отдала бабушке. Бабушка всю жизнь попрекала маму, что все ей отдала, а дочь, неблагодарная, ничего взамен не сделала, причем сделать что-либо было заведомо невозможно!

Что может сделать ребенок против такой мощной личности? Я жил у бабушки с четырех лет, и даже не задумывался, что может быть как-то иначе. Лишь однажды, когда мне было лет восемь, мы с мамой сбежали. Это случилось внезапно. Мама, улучив момент, когда бабушка вышла в магазин, а дед был где-то на съемках, увезла меня к себе. Тогда они жили с Роланом Антоновичем на Пятницкой. Те дни остались в памяти как дни какого-то невероятного, свалившегося на голову, счастья! Мне было позволенно печатать на любимой пишущей машинке Ролана. Не знаю почему, наверное сработало предчувствие своего будущего, но пишущая машинка заворожила меня с первого взгляда. Я перестукивал на ней что-то из книжек, и это занятие казалось мне самым интересным из всех возможных. К сожалению, машинка нужна была Ролану Антоновичу для работы, и он у меня ее периодически забирал. Словом, это была совсем другая жизнь, так не похожая на жизнь у бабушки, где меня пичкали лекарствами, ругали за ошибки в тетради и постоянно называли идиотом.

Внушение комплекса вины было главным оружием бабушки, и этот комплекс мог остаться у мамы на всю жизнь. Но благодаря Ролану, мама успела сполна отплатить дочерний долг, и бабушка ушла с миром.

Наветы бабушки давлели надо мной только в раннем детстве, когда я действительно верил, что Быков - страшный кровопийца, которых хочет всех нас погубить. Тогда бабушке всерьез удавалось убедить меня, что Ролан подсыпает маме в пищу яд, и я звонил им домой и слезно упрашивал маму ничего дома не есть. Но несколько встреч в более зрелом возрасте полностью изменили мое отношение, а пожив с Роланом на Пятницкой я окончательно признал его "классным дядькой". Он располагал к себе сразу и без малейших усилий, ничего не делал специально - просто был самим собой, и его нельзя было не любить.

Несмотря на деспотизм бабушки, дедушка никогда не воспринимался как подкаблучник, он всегда воспринимался именно как вожак. А потом появился Ролан Антонович и стал непререкаемым вожаком, потеснив дедушку. С него я стал копировать свой образ поведения, подсознательно повторяя и запоминая его поступки, то, как он обращается с женщиной, как ведет себя в той или иной ситуации, как работает. Благодаря Ролану Антоновичу я стал писать и написал в итоге свою первую книгу, которую посвятил ему в знак огромной признательности.

По Фрейду, жизнь у бабушки должна была наложить на меня массу комплексов, и, признаюсь честно, они были. То что их практически не осталось - заслуга Ролана Антоновича. Именно он стал для меня тем самым Отцом с большой буквы - вожаком стаи и примером для подражания. Когда повесть была закончена, вопрос заработка вышел на первый план, и здесь Ролан Антонович тоже проявил самое горячее участие. В 1994 году он отправил меня на полгода в Америку учить английский язык.

Этот жест произвел такое впечатление на бабушку, которая тогда еще была жива, что она провожала навещавшую ее маму до лифта и со слезами говорила: "Передай огромное спасибо Ролану за все, что он сделал для Паши". Вот вам и развязка длительного внутрисемейного конфликта, в котором любовь одержала победу!

В данной главе было изучено: автобиографизм повести «Похороните меня за плинтусом», а также были представлены фрагменты из интервью автора для более глубинного понимания проблемы.

Заключение

Повесть Павла Санаева "Похороните меня за плинтусом" воплощает тему детства в современной литературе. Книга имеет автобиографический подтекст, писатель взял за основу свою собственную жизнь, свое детство у бабушки. Автор изображает окружающих ребенка людей, влияющих на его жизнь, формирующих его личность. Санаев сумел передать мысли, чувства, переживания мальчика, лишённого материнской ласки и вынужденного пребывать под неусыпным оком бабушки, фанатичная любовь которой очень странно переплетается с постоянной руганью, истериками и домашней тиранией.

Жизнь восьмилетнего Саши без радости, без счастья, без мамы, без весёлых детских проказ просто ужасна. Автор заставляет читателя задуматься о жизни, о взаимоотношениях близких людей, о доброте и любви. П. Санаев и бьет тревогу о том, что повреждено в нашей душе.

Можно путем принуждения заставить ребенка уважать старших. Но это на самом деле будет не уважение к старшим, а страх перед ними.

Можно действовать путем уговоров и увещеваний. Но опыт свидетельствует, что таким образом можно добиться лишь кратковременного результата.

Психологи и педагоги давно подметили природное детское стремление подражать действиям взрослых. Поэтому представляется, что единственной действенной формой воздействия на ребенка является личный пример.

Анализируя формы психологизма, которые в разной степени представлены в повести, мы открываем нравственные начала в жизни человека, его достоинство. Для писателя важно передать с помощью прямой речи истинные мысли и чувства героини, тем самым сохраняя трагические внутренние переживания, эмоции. Монологи бабушки способствуют глубокому проникновению в ее внутренний мир. Важно отметить, что П. Санаев, используя функцию психологической детали, подчеркивает страдания, страх и мучения героев. Осудить, заклеймить, ужаснуться, отвернуться от недостойной героини очень легко. Проявить читательское понимание всегда требует труда.

В своих интервью Санаев также благодарностью говорит о своем отчиме, Ролане Быкове, который вообще не запоминал обид (Павел сказал, что с тем же успехом можно было пытаться обидеть горный хребет), а в семейной жизни проявлял и много ответственности и настоящей человеческой симпатии. Повесть об этом не рассказывает, но ненавязчиво намекает.

В интервью с Александром Нечаевым писатель отмечал, что ни художественный текст, ни фильм не содержат никакой «чернухи», не рассказывают о том, что бабушка всячески сживает со свету своего внука. Повесть не о том, как проявляется домашняя тирания, а о том, как человек, падающий, заблуждающийся, стремится к любви. "Вымышленная исповедь" в автобиографической повести помогает понять, что этот путь особенно тяжел для тех, у кого душа истончилась, поддалась пошлости и бессердечию безжалостного века.

Список литературы

1. А.Г.Маклаков Общая психология, учебник для вузов, СПб.: Питер, 2004 - 345 С.
2. Большой психологический словарь/Сост. и общ. ред. Б. Мещеряков В. Зинченко, - СПб.: ПРАЙМ-ЕВРОЗНАК, 2003 - 567 С.
3. Гинзбург Л.Я. О литературном герое. - Л., 1979. // http://www.pedlib.ru/
4. Горлик В.А. Конфликт как метод выявления противоречий.// Вопросы психологии. 2003 №3 - 24-32 С.
5. Гонеев А.Д., Лифенцева Н.И., Ялпаева Н.В. «Основы коррекционной педагогики», М., 2002 - 329 С.
6. Есин А. Б. Психологизм русской классической литературы. - М., 1988 - 298 С.
7. Игумнов С.А. Психотерапия и психокоррекция детей и подростков. М., 2000 - 342 С.
8. Компанеец В.В. Художественный психологизм в советской литературе (1920-е годы) / В.В. Компанеец. - Л.: Изд-во «Наука», 1980 - 513 С.
9. Корниенко А. Ф. Методология и методы психологического исследования: Учебное пособие. - Казань: Изд-во КГПУ, 2003 - 418 С.
10. Корниенко А.Ф. Психодиагностика: Учебное пособие. - Казань: Изд-во КГПУ, 2003 - 376 С.
11. М. Ньютон Предназначение души. Жизнь между жизнями./ Пер. с англ. К.Р. Айрапетян.- СПб.: Будущее Земли, 2005 - 384 С.
12. Н.С. Лейптес Возрастная одаренность и индивидуальные различия. Избранные труды: МПСИ, 2003 - 387 С.
13. О.И. Каяшева Г.Г. Кравцов Личностная рефлексия как возрастное психологическое новообразование. Вестник РГГУ. 2006. № 1. Сер. «Психология» - 34-38 С.
14. Решетникова О.В. «Понять - значит помочь» «Школьный психолог 2004г. №36 стр.22-23»
15. Санаев П. Похороните меня за плинтусом. - М.: Астрель: АСТ, 2009. // http://bookz.ru/authors/prislannie-knigi/prislannie104/1-prislannie104.html
16. Сапогова Е.Е. Психология развития человека. - М.: Аспект пресс, 2001- 287 С.
17. Соболева М. Ролан Быков и Елена Санаева. «Тебя Бог выдумал и послал мне…» // Дарья. - №4. - 2010. - С. 12 - 13.
18. Семенова О.А. Кошельков Д.А., Мачинская Р.И. Возрастные изменения произвольной регуляции деятельности в старшем дошкольном и младшем школьном возрасте. // Культурно-историческая психология. 2007. №4. - 12-18 С.
19. Фрейд З. Психоанализ. Религия. Культура. М., 1992 - 567 С.
20. Хализев В. Е. Теория литературы. - М.: Высшая школа, 1999 - 345 С.
21. Шестакова Е.Ю. Детство в системе русских литературных представлений о человеческой жизни XVIII-XIX столетий. - Автореф. дисс. канд. филол. наук. - Астрахань, 2007 - 24 С.
22. Ю.Б. Гиппенрейтер Введение в общую психологию, Курс лекций.- М. «Черо», при участии издательства «Юрайт», 2003 - 413 С.
23. http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9F%D0%BE%D1%85%D0%BE%D1%80%D0%BE%D0%BD%D0%B8%D1%82%D0%B5_%D0%BC%D0%B5%D0%BD%D1%8F_%D0%B7%D0%B0_%D0%BF%D0%BB%D0%B8%D0%BD%D1%82%D1%83%D1%81%D0%BE%D0%BC
24. http://plintusbook.ru/
25. http://plintusbook.ru/karavan/

Скачать: У вас нет доступа к скачиванию файлов с нашего сервера.