Воспитание чувств кратко. «Воспитание чувств», Гюстав Флобер

Действие романа начинается осенью 1840 года, когда юный Фредерик Моро возвращается домой с учебы на пароходе. Его путь лежит в небольшой городок Ножан-На-Сене. Учеба ему дается - он способный, умный и немного мечтательный, благодаря чему уже обзавелся степенью бакалавра. Совсем скоро Фредерик отправится изучать право в Париж, где и надеется поймать птицу счастья за хвост.
На пароходе Фредерик знакомится с семьей Арну. Главой семейства являлся разговорчивый здоровяк лет сорока, который, по его рассказам, владел небольшим печатным издательством и магазином по продаже картин. Но молодой Фредерик быстро потерял интерес к своему собеседнику, так как все его внимание привлекла госпожа Арну. Он никогда ранее не видел таких красивых женщин, как Мария, и с первого же взгляда влюбился в нее романтической любовью, которая граничила с необузданной страстью. Тогда восемнадцатилетний Моро еще не знал, что это на всю жизнь
По прибытию в Ножан он встречается со своим давним другом по колледжу Шарлем Делорье. Этот парень не смог закончить учебу, так как испытывал серьезный недостаток в финансах. Поэтому он уже длительное время работал клерком. Фредерик и Шарль собирались в Париж вместе, но у Шарля на это не было денег. Определенными средствами располагал только Фредерик, которому помогала мать. Друзья строили огромные планы на свое будущее - Шарль хотел изобрести собственную философскую систему, а Фредерик мечтал стать всемирно известным писателем. Шарль также являлся сильно политизированным молодым человеком, поэтому предрекал Франции скорую революцию. Он бы и сам развернул крупномасштабную пропаганду, но, как обычно, все упиралось в деньги.
Фредерик переселяется в Париж. Там он довольно быстро обзавелся новыми знакомствами и стал постоянным участником светских мероприятий. Тем не менее, свою мечту он не забросил, поэтому в свободное время сочинял любовные романы, где главным героем был он сам, а героиней, естественно же, Мария Арну. Фредерик никак не мг забыть эту прекрасную женщину, думая о ней постоянно. Случай помог ему попасть в дом к Арну, благодаря чему он стал ближе к своей мечте. Тем не менее, признаться в своих чувствах Марии он никак не мог. Это вызывало непонимание со стороны Шарля, который советовал другу либо добиваться своей цели, либо выбросить ее из головы. Сам Шарль жил в одном доме с Фредериком, но ничего за это не платил. Несмотря на то, что он, по сути, являлся иждивенцем своего друга, он никак не мог побороть свою зависть к нему, как человеку, который является баловнем судьбы. Шарль по-прежнему мечтал о политической карьере, хотел управлять социалистически настроенными людскими массами. Жажда славы и власти была у него в крови.
По окончанию учебы оба друга успешно защитили диссертации и начали готовиться к новой, неизведанной жизни. Однако вскоре Фредерику пришлось покинуть Париж, так как его стареющая мать больше не могла высылать ему значительные суммы денег, к тому же ей было очень одиноко. Фредерик покинул Париж, с которым у него было связано много воспоминаний и надежд, после чего устроился на работу в Ножане. Со временем он привык к жизни в провинции, хотя после столицы она давалась ему нелегко. В это время он познакомился с соседской девочкой-подростком Луизой Рокк, которая являлась дочерью успешного банкира. В Ножане Фредерик прожил три года, после чего умер его дядя. Так молодой Моро стал владельцем крупного наследства. Он покинул провинцию, перед этим пообещав своей матери, что добьется в столице успеха. Но он не думал о карьере - его мысли по-прежнему были заняты исключительно госпожой Арну.
По прибытию в Париж он узнал, что Мария уже родила второго ребенка. Производство господина Арну начало приносить убытки, поэтому он его продал и перешел на торговлю фаянсом. Мария не догадывалась о чувствах Фредерика. Поэтому не давала ему никаких намеков на взаимность. Фредерик также очень расстроился после встречи со своим другом Шарлем. Как оказалось, у того совсем не складывалась адвокатская карьера, и он опять испытывал серьезные финансовые трудности. Шарль обозлился, и теперь завидовал не только Фредерику, но и всем людям, которые занимали какую-то важную должность в городе. К тому же, Шарль явно положил глаз на наследие своего друга.
Фредерик приобрел себе видный особняк и отделал его по своему вкусу. Дорога в высшее общество Парижа для него были открыты, так как он был достаточно богат и успешен. Но, несмотря на это, он по-прежнему очень хорошо относился к своим старым и бедным друзьям из числа ярых социалистов или республиканцев.
По своей натуре Фредерик Моро был очень мягким, деликатным и щедрым человеком. Он не считал деньги, и всегда помогал нуждающимся. Главный его недостаток - неумение завершить начатое дело до конца. Именно из-за этого он так и не смог найти применение своим недюжинным талантам. После литературы он взялся за живопись, потом начал строить планы дипломатической карьеры, хотел стать министром... и так все продолжалось бесконечно. Свой слабый уровень концентрации он объяснял своей несчастной и неразделенной любовью. Благодаря своей настойчивости, он смог втереться в доверие к Жаку Арну, и вскоре стал лучшим другом его семьи. Арну со временем доверил ему свои самые сокровенные тайны, связанные с его бизнесом. Так Фредерик понял, что его муза Мария проживает с самым заурядным и вульгарным торгашом, который не прочь провернуть черное дельце. Лишь из-за любви к своим детям госпожа Арну хранит верность мужу.
Несмотря на свою неразделенную любовь, Фредерик не брезговал вести светскую жизнь - он регулярно посещал различные балы, маскарады, модные рестораны и другие популярные у высшего общества заведения. Его часто видели в доме известной в Париже куртизанки Розанетты, которая, к тому же, являлась еще и любовницей Жака Арну. Подобное расточительство очень злило Шарля, который никак не мог обзавестись хотя бы минимальным капиталом, поэтому каждый день обедал едва ли не в самой дешевой забегаловке. Отчаявшись сделать адвокатскую карьеру, Шарль загорелся идеей создать собственную газету, которую считал своим последним шансом получить влияние и признание общественности.
Так как денег на такое масштабное мероприятие у него не было, он однажды решился попросить их у Фредерика. Тот, несмотря на внушительную сумму, сразу же согласился выручить друга, поэтому снял со своего счета 15 тысяч франков. Но перед тем как он должен был отдать их Шарлю, Арну заключил неудачную сделку, из-за чего ему начали угрожать судом. Чтобы погасить его долг, Фредерик отдал приготовленные для Шарля деньги. Он испытывал сильнейшее чувство вины перед своим другом, но не мог поступить иначе, так как на гране разорения оказался не только господин Арну, но и его прекрасная жена.
Со временем Фредерик, подобно французскому обществу накануне революции, начинает испытывать смятение. Он до сих пор любит Марию, но в то же время желает стать любовником Розанетты. К тому же он считает, что было бы неплохо заиметь любовные связи с банкиршей, с которой познакомился на одном из светских раутов. Он получает письмо от своей матери, где та сообщает, что его соседка Луиза Рокк стала богатой невесткой. Она еще с младых лет влюблена во Фредерика. Моро выезжает в Ножан, где должен жениться на ней. Но несмотря на то, что их брак является, по сути, делом решенным, Фредерик по какой-то причине медлит. Он снова уезжает в Париж, обещая скоро вернуться. Однако неожиданная встреча с Марией рушит все его планы. Она, на его удивление, поняла что влюблена в него, и не может позволить ему жениться на кому-то еще. Фредерик потрясен - он так долго ждал этого момента! Моро убеждает Марию, что все слухи о его скорой свадьбе и увлечении Розанеттой являются вымыслом, и он любит только ее. Тогда он впервые поцеловал Марию.
Однажды ночью он должен был тайно встретиться ней, но тщетно прождал несколько часов - Мария так и не появилась. Уже позже он узнал, что в ту ночь у нее тяжело заболел младший сын, и она подумала, что это знак свысока. Вместо Марии Фредерик привел на съемную комнату Розанетту. Утром они проснулись от выстрелов - король был свергнут, и Франция стала республикой. Фредерик быстро ощутил всеобщий восторг и даже написал на эту тему заметку в одну известную газету. Шарль стал комиссаром в одной из провинций, а кандидатуру Фредерика в Законодательское собрание было со свистом отвергнуто - для них он был аристократом. Общество быстро приняло новые правила игры - от аристократов до куртизанки Розанетты. Теперь все они были приверженцами республики. На самом деле все хотели, чтобы не было никаких потрясений и их оставили в покое. Смена власти не решила проблему с трудоустройством и низкой заработной платой, в результате чего летом начался рабочий мятеж.
Фредерик со временем остыл к политике и поехал с Розанеттой за город. Пока в Париже строились баррикады и звучали оружейные выстрелы, они наслаждались девственной природой и чистым воздухом. Фредерику нравилась Розанетта - она была искренняя и непосредственная, совсем не такой, как его знакомые из светского общества. Но однажды Фредерик узнает, что в Париже ранен его друг Шарль, поэтому немедленно возвращается в столицу. Там он попадает в самую гущу событий и видит, как жестоко солдаты подавляют бунт. В Париж также приезжает и Луиза Рокк, которая начала горевать по своему жениху. Она встречает Фредерика лишь на званом ужине, и через некоторое время понимает, что их свадьба отменяется - Моро явно стыдится ее, так как разговаривает очень уклончиво и неохотно. На фоне светских львиц столицы она выглядит жалкой провинциалкой.
Комиссарская карьера Шарля также заканчивается бесславно. Он всюду отвергнут, даже среди демократов, куда пытался попасть. Тем временем Розанетта рождает мертвого ребенка. Ей плохо еще из-за того, что Фредерик к ней явно остывает. Теперь неугомонный молодой человек желает завести роман с банкиршей - госпожой Домрез. Несмотря на свою развязную жизнь, он до сих пор любит Марию Арну. Спустя несколько месяцев умирает муж Домрез, и прямо на похоронной церемонии безутешная вдова предлагает Фредерику жениться на ней. Тот соглашается, ибо понимает, какие перспективы откроет перед ним этот брак. Однако и этому плану не было суждено сбыться.
Арну снова попал в неприятную ситуацию, и Фредерик одолжил денег у своей невесты, чтобы выручить его. Та вскоре узнала, зачем Фредерику деньги и решила отомстить ему с присущей ей хитростью и изобретательностью. С помощью Шарля она пустила в оборот фальшивые векселя, в результате чего все имущество Арну было описано и продано на аукционе. Госпожа Домрез еще и явилась на аукцион, чтобы позлорадствовать над Фредериком, который после этого разорвал с ней все отношения. Он также бросил Розанетту, которая очень сильно его любила.
Однажды Фредерик стал свидетелем неприятного инцидента - на его глазах произошло убийство бунтовщика - его бывшего друга, полицейским. Как потом увидел Фредерик, этот полицейский также был его другом... Моро ощутил все зверство, до которого опустилось общество - друзья не только находятся по разные стороны баррикад, но и убивают друг друга.
Фредерик большую часть своей жизни провел в путешествиях. Он заводил множество романов, пользовался огромным успехом у женщин, но так и не женился. В конце концов, он вернулся в Ножан, но перед этим ему посчастливилось еще раз увидеть Марию Арну. После финансового краха своего мужа, она проживала в провинции со своими детьми. Их встреча была достаточно грустной. Также Фредерик повидал и своего старого друга Шарля, который также не добился существенных успехов в политике. В свое время он женился на Луизе Рокк, но она через некоторое время сбежала от него с каким-то певцом. Два друга теперь стали обычными буржуа. В своей беседе они признали, что их жизни не удались. Ни один из них не достиг того, чего хотел - Фредерик не стал известным писателем, а Шарль не обрел политической славы.

Обращаем ваше внимание, что это только краткое содержание литературного произведения «Воспитание чувств». В данном кратком содержании упущены многие важные моменты и цитаты.

Около шести часов утра 15 сентября 1840 года пароход «Город Монтеро», выпуская густые клубы дыма, готовился отчалить от набережной Святого Бернара.

Спешили запыхавшиеся люди; бочки, канаты, бельевые корзины загораживали дорогу; матросы никому не отвечали; все толкались; в проходе около машин горой лежали тюки, шум сливался с гудением пара; вырываясь через отверстия в обшивке труб, он все заволакивал белесоватой пеленой, а колокол на баке, не переставая, звонил.

Наконец судно отвалило, и берега, застроенные складами, верфями и мастерскими, медленно потянулись, развертываясь, точно две широкие ленты.

Молодой человек лет восемнадцати с длинными волосами неподвижно стоял около штурвала, держа под мышкой альбом. Сквозь мглу он всматривался в колокольни, в неизвестные ему здания; потом в последний раз обвел глазами остров Святого Людовика, Старый город, собор Богоматери и, наконец, глубоко вздохнул: Париж исчезал из глаз.

Фредерик Моро, недавно получивший диплом бакалавра, возвращался в Ножан-на-Сене, где ему предстояло томиться целых два месяца, прежде чем он уедет «изучать право». Мать, снабдив сына необходимой суммой денег, отправила его в Гавр – навестить дядю, который, как она надеялась, мог оставить ему наследство. Фредерик приехал оттуда только накануне и, не имея возможности задержаться в столице, вознаграждал себя тем, что возвращался домой самым длинным путем.

Суматоха улеглась; все разошлись по своим местам; кое-кто стоя грелся у машины; а труба с медленным ритмическим хрипением выбрасывала дым, поднимавшийся черным султаном; по ее медным частям стекали капельки воды; палуба дрожала от легкого внутреннего сотрясения; колеса, быстро вращаясь, разбрасывали брызги.

Река была окаймлена песчаными отмелями. По пути встречались то плоты, качавшиеся на волнах от парохода, то какая-нибудь лодка без парусов, а в ней – человек, удивший рыбу; вскоре зыбкая мгла рассеялась, показалось солнце, холм, возвышавшийся на правом берегу Сены, стал постепенно понижаться, а на противоположном берегу, еще ближе к реке, появился новый холм.

Он увенчан был деревьями, среди них мелькали приземистые домики с крышами в итальянском вкусе. По склону спускались сады, отделенные друг от друга новенькими оградами, виднелись железные решетки, газоны, теплицы и вазы с геранью, симметрично расставленные на перилах, на которые можно было облокотиться. Не один путешественник, завидев эти нарядные приюты отдохновения, жалел, что не он их владелец, и рад был бы прожить здесь до конца своих дней с хорошим бильярдом, лодкой, подругой или каким-нибудь иным предметом мечтаний. Удовольствие, которое испытывали совершавшие первый раз путешествие по воде, способствовало сердечным излияниям. Шутники начинали балагурить. Неслись песни. Было весело. Кое-кто уже приложился к рюмке.

Фредерик думал о комнате, в которой ему предстояло жить, о плане драмы, о сюжетах для картин, о будущих увлечениях. Он находил, что счастье медлит вознаградить его совершенства. Он декламировал про себя грустные стихи; нетерпеливо расхаживал по палубе; дошел до конца ее, где висел колокол, и здесь, среди пассажиров и матросов, увидел господина, который развлекал комплиментами крестьянку и вертел золотой крестик, висевший у нее на груди. Мужчина был весельчак, курчавый, лет сорока. Коренастую фигуру его плотно облегала черная бархатная куртка, на манжетах батистовой сорочки сверкали две изумрудные запонки, а из-под широких белых панталон видны были какие-то необыкновенные сапоги из красного сафьяна с синими узорами.

Его не смутило присутствие Фредерика. Он несколько раз к нему оборачивался и подмигивал, словно хотел с ним заговорить; потом угостил сигарами всех стоявших вокруг. Но, соскучившись, видимо, в этой компании, вскоре отошел. Фредерик последовал за ним.

Вначале разговор касался различных сортов табака, потом самым естественным образом перешел на женщин. Господин в красных сапогах дал молодому человеку несколько советов; он развивал теории, рассказывал анекдоты, ссылался на собственный опыт и вел свой развращающий рассказ отеческим, забавно простодушным тоном.

Он называл себя республиканцем; он много путешествовал, был знаком с закулисной жизнью театров, ресторанов, газет и со всеми знаменитыми артистами, которых фамильярно называл по имени; Фредерик вскоре поделился с ним своими планами; он их одобрил.

Но, внезапно прервав разговор, взглянул на трубу парохода, потом, что-то бормоча, стал производить вычисления, дабы узнать, «сколько всего получится ударов, если поршень делает их столько-то в минуту», и т.д. А когда цифра была определена, начал восхищаться пейзажем. По его словам, он был счастлив, что теперь отдыхает от всяких дел.

Фредерик невольно почувствовал уважение к нему и не устоял против желания узнать, как зовут собеседника. Тот ответил, не переводя дыхания:

– Жак Арну, владелец «Художественной промышленности» на бульваре Монмартр.

Слуга в фуражке с золотым галуном, подойдя к нему, сказал:

– Не пройдете ли вниз, сударь? Мадемуазель плачет.

И удалился.

В «Художественной промышленности», предприятии смешанном, объединялись газета, посвященная живописи, и лавка, где торговали картинами. Это название Фредерику неоднократно приходилось читать в родном городе на огромных объявлениях у книготорговца, где имя Жака Арну занимало видное место.

Солнце стояло над самой головой, в его лучах сверкали железные скрепы мачт, металлическая обшивка судна и поверхность воды; от носа парохода расходились две борозды, тянувшиеся до самых лугов. При каждом повороте реки взгляд вновь встречал все те же ряды серебристых тополей. Берега были безлюдны. В небе застыли белые облачка; разлитая повсюду скука, казалось, замедляла движение парохода и придавала путешественникам еще более невзрачный вид.

За исключением нескольких буржуа, ехавших в первом классе, все это были рабочие и лавочники с женами и детьми. В ту пору принято было похуже одеваться в дорогу, поэтому почти все были в каких-то старых шапках или вылинявших шляпах, в обтрепанных черных фраках, истершихся за канцелярскими столами, или же в сюртуках, так долго служивших их владельцам за прилавком магазина, что продралась вся материя на пуговицах; кое у кого под жилетом с отворотами виднелась коленкоровая рубашка, забрызганная кофе; галстуки, превратившиеся в тряпки, были заколоты булавками из накладного золота; матерчатые туфли придерживались штрипками. Какие-то подозрительные личности с бамбуковыми тростями на кожаных петлях оглядывались по сторонам, отцы семейств таращили глаза и приставали ко всем с вопросами. Одни разговаривали стоя, другие – присев на свои пожитки; некоторые спали, забившись в угол; кое-кто занялся едой. На палубе валялись ореховая скорлупа, окурки сигар, кожура от груш, обрезки колбасы, принесенной в бумаге; три столяра, одетых в блузы, не отходили от буфетной стойки; арфист в лохмотьях отдыхал, облокотившись на свой инструмент; по временам слышно было, как в топку бросают уголь, раздавались возгласы, смех; а капитан все время шагал по мостику от одного кожуха к другому. Чтобы пройти к своему месту, Фредерик толкнул дверцу в первый класс, потревожив двух охотников с собаками.

И словно видение предстало ему.

Она сидела посередине скамейки одна; по крайней мере, он больше никого не заметил, ослепленный сиянием ее глаз. Как раз когда он проходил, она подняла голову; он невольно склонился и только потом, когда сам занял место несколько дальше, с той же стороны, что и она, стал смотреть на нее.

На ней была соломенная шляпа с широкими полями и розовыми лентами, развевавшимися по ветру за ее спиной. Гладко причесанные черные волосы, собранные очень низко, спускались на щеки, касаясь длинных бровей, и, словно ласковыми ладонями, сжимали ее овальное лицо. Платье из светлой кисеи с мушками ложилось пышными складками. Она что-то вышивала; ее прямой нос, ее подбородок, вся ее фигура вырисовывались на фоне голубого неба.

Гюстав Флобер

Воспитание чувств

(История одного молодого человека)

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Около шести часов утра 15 сентября 1840 года пароход «Город Монтеро», готовый отчалить от набережной св. Бернара, выпускал густые клубы дыма.

Спешили запыхавшиеся люди; бочки, канаты, бельевые корзины загораживали дорогу; матросы никому не отвечали; все толкались; тюки лежали горой в проходе около машин, и шум сливался с гудением пара; вырываясь через отверстия в обшивке труб, он заволакивал все белесоватой пеленой, а колокол на баке не переставая звонил.

Наконец судно отвалило, и берега, застроенные складами, верфями и мастерскими, потянулись, медленно развертываясь, точно две широкие ленты.

Молодой человек, лет восемнадцати, с длинными волосами, неподвижно стоял около штурвала, держа подмышкой альбом. Сквозь мглу он всматривался в какие-то колокольни, в какие-то неизвестные здания; потом в последний раз обвел глазами остров св. Людовика, Старый город, собор Богоматери и, наконец, глубоко вздохнул: Париж исчезал из глаз.

Г-н Фредерик Моро, недавно получивший диплом бакалавра, возвращался в Ножан-на-Сене, где ему предстояло томиться целых два месяца, прежде чем он уедет «изучать право». Мать, снабдив сына необходимой суммой денег, отправила его в Гавр - навестить дядю, который, как она надеялась, мог оставить ему наследство; Фредерик приехал оттуда только накануне и, не имея возможности остановиться в столице, вознаградил себя тем, что возвращался домой самым длинным путем.

Суматоха улеглась; все разошлись по своим местам; кое-кто стоя грелся у машины; а труба с медленным ритмическим хрипением выбрасывала дым, поднимавшийся черным султаном; на медных частях появились капельки, стекавшие по ним; палуба дрожала от легкого внутреннего сотрясения, и колеса, быстро вращаясь, разбрасывали брызги.

Река была окаймлена песчаными мелями. По пути встречались то плоты, которые начинали раскачиваться на волнах от парохода, то какая-нибудь лодка без парусов и в ней человек, удивший рыбу; вскоре зыбкая мгла рассеялась, показалось солнце, холм, возвышавшийся на правом берегу Сены, стал постепенно понижаться, а на противоположном берегу, еще ближе к реке, появился новый холм.

Он увенчан был деревьями, среди которых мелькали приземистые домики с итальянскими крышами. Вокруг них - сады, спускающиеся по склону и отделенные друг от друга новыми оградами, железные решетки, газоны, теплицы и вазы с геранью, симметрично расставленные на перилах, где можно было облокотиться. Не один путешественник, завидев эти нарядные приюты отдохновения, жалел, что не он их владелец, и рад был бы прожить здесь до конца своих дней с хорошим бильярдом, лодкой, женой или каким-нибудь другим предметом мечтаний. Удовольствие, которое испытывали впервые совершавшие путешествие по воде, способствовало излияниям. Весельчаки уже начинали шутить. Многие пели. Было весело. Кое-кто приложился уже к рюмке.

Фредерик думал о комнате, в которой он будет жить, о плане драмы, о сюжетах для картин, о будущих любовных увлечениях. Он находил, что счастье, которого заслуживало совершенство его души, медлит. Он декламировал про себя меланхолические стихи; нетерпеливо расхаживал по палубе; дошел до конца ее, где висел колокол, и здесь, среди пассажиров и матросов, увидел господина, который развлекал комплиментами какую-то крестьянку и при этом вертел золотой крестик, висевший у нее на груди. Мужчина был весельчак, курчавый, лет сорока. Коренастую фигуру плотно облегала черная бархатная куртка, две изумрудные запонки сверкали на его батистовой сорочке, а из-под широких белых панталон видны были какие-то необыкновенные сапоги из красного сафьяна с синими узорами.

Присутствие Фредерика не смутило его. Он несколько раз к нему оборачивался и подмигивал, словно хотел с ним заговорить; потом угостил всех стоявших вокруг сигаретками. Но, соскучившись, видимо, в этой компании, он вскоре отошел, Фредерик последовал за ним.

Вначале разговор касался различных сортов табака, потом самым естественным образом перешел на женщин. Господин в красных сапогах дал молодому человеку несколько советов; он излагал теории, рассказывал анекдоты, ссылался на собственный опыт и вел свой развращающий рассказ отеческим, забавно простодушным тоном.

Он считался республиканцем, много путешествовал, был знаком с закулисной жизнью театров, ресторанов, газет и со всеми артистическими знаменитостями, которых фамильярно называл по имени; Фредерик вскоре поделился с ним своими планами; он их одобрил.

Но, внезапно прервав разговор, он взглянул на трубу парохода, потом, быстро бормоча, стал производить длинные вычисления, чтобы узнать, «сколько получится, если поршень сделает в минуту столько-то ходов», и т. д. А когда цифра была определена, начал восхищаться пейзажем. По его словам, он был счастлив, что бросил все свои дела.

Фредерик чувствовал некоторое почтение к нему и не устоял против желания узнать, как его зовут. Незнакомец ответил скороговоркой:

Жак Арну, владелец «Художественной промышленности» на бульваре Монмартр.

Слуга в фуражке с золотым галуном подошел к нему и сказал:

Не пройдете ли вниз, сударь? Мадмуазель плачет.

Он исчез.

В «Художественной промышленности», предприятии смешанном, объединялись газета, посвященная живописи, и лавка, где торговали картинами. Это название Фредерику неоднократно приходилось читать в родном городе у книготорговца на огромных объявлениях, где имя Жака Арну занимало видное место.

Солнце стояло над самой головой, в его лучах сверкали железные скрепы мачт, металлическая обшивка судна и поверхность воды; от носа парохода расходились две борозды, тянувшиеся до самых лугов. При каждом повороте реки взгляд вновь встречал все те же ряды серебристых тополей. Берега были совсем безлюдны. В небе застыли белые облачка, и скука, смутно разлитая во всем, казалось, замедляла движение парохода и придавала путешественникам еще более невзрачный вид.

За исключением нескольких буржуа, ехавших в первом классе, все это были рабочие и лавочники с женами и детьми. В ту пору принято было похуже одеваться в дорогу; поэтому почти все были в каких-то старых шапках или вылинявших шляпах, в обтрепанных черных фраках, истершихся за канцелярскими столами, или же в сюртуках, так долго служивших их владельцам за прилавком магазина, что вся материя на пуговицах продралась; иногда под жилетом с отворотами виднелась коленкоровая рубашка, забрызганная кофе; галстуки, превратившиеся в лохмотья, были заколоты булавками из накладного золота; матерчатые туфли придерживались штрипками. Два-три проходимца, с бамбуковыми тростями на кожаных петлях, косились по сторонам, а отцы семейств таращили глаза и приставали ко всем с вопросами. Одни разговаривали стоя, другие - присев на свои пожитки; некоторые спали, забившись в угол; кое-кто занялся едой. На палубе валялись ореховая скорлупа, окурки сигар, кожура от груш, обрезки колбасы, принесенной в бумаге; три столяра-краснодеревца в блузах не отходили от буфетной стойки; арфист в лохмотьях отдыхал, облокотившись на свой инструмент; по временам слышно было, как в топку бросают уголь, раздавались возгласы, смех; а капитан, не останавливаясь, шагал по мостику от одного кожуха к другому. Чтобы пройти к своему месту, Фредерик толкнул дверцу первого класса, потревожив двух охотников с собаками.

И словно видение предстало ему.

Она сидела посередине скамейки одна; по крайней мере он больше никого не заметил, ослепленный сиянием ее глаз. Как раз когда он проходил, она подняла голову; он невольно склонился и только потом, когда сам занял место, несколько дальше с той же стороны, что и она, стал смотреть на нее.

На ней была соломенная шляпа с широкими полями и розовыми лентами, развевавшимися по ветру за ее спиной. Гладко причесанные черные волосы были собраны очень низко, изгибаясь над линией длинных бровей, и, казалось, любовно окружали овал ее лица. Платье из светлой кисеи с мушками ложилось многочисленными складками. Она что-то вышивала, и ее прямой нос, ее подбородок, вся ее фигура вырисовывались на фоне голубого неба.

Она продолжала сидеть все в той же позе, и он несколько раз прошелся взад и вперед, стараясь скрыть свои намерения; потом остановился возле ее зонтика, прислоненного к скамье, и сделал вид, будто следит за лодкой на реке.

Никогда не видел он такой восхитительной смуглой кожи, такого чарующего стана, таких тонких пальцев, просвечивающих на солнце. На ее рабочую корзинку он глядел с изумлением, словно на что-то необыкновенное. Как ее имя, откуда она, что у нее в прошлом? Ему хотелось увидеть обстановку ее комнаты, все платья, которые она когда-либо носила, людей, с которыми она знакома; и даже стремление обладать ею исчезало перед желанием более глубоким, перед мучительным любопытством, которому не было предела.

Роман «Воспитание чувств» повествует о жизни и переживаниях аристократичного юноши Фредерико Моро. Сюжет разворачивается на фоне общественных волнений и революции 1848 года во Франции.


Гюстав Флобер — один из самых значимых писателей Европы 19 века, прозаик и непревзойденный стилист — начал работу над своим детищем в сентябре 1864 и усердно работал над ним до 1869 года.

Произведение написано в жанре Воспитательного романа, и несет в себе автобиографический характер. Книга Флобера «Воспитание чувств » насыщена социальными проблемами и описывает события в Европе 1893года.

Сюжет романа «Воспитание чувств», Флобер Гюстав

Мягкий по натуре, романтичный и мечтательный юноша приезжает в Париж на учебу. Перед ним открыты все блага высшего общества. Он ищет себя и грезит о великих достижениях, но его одна за другой преследуют неудачи. Фредерик отказывается признавать свою вину в не завершенных начинаниях и оправдывает все безответной любовью.

Здесь же читатель знакомится с антиподом главного героя — его другом Шарлем Делорье. Шарль — натура практичная, расчетливая и завистливая. Его целью являются отнюдь не моральные блага, а — жажда властвовать. Ему удается выживать за счет мягкого и покладистого Фредерика вытаскивая из него деньги и проживая в его имение.

По дороге в Париж Фредерик встречает свою первую влюбленность — Марию Арну. Она произвела на него сильнейшее впечатление. И парень уже не мог выпутаться из любовных сетей. В реальной жизни ее прототипом стала Элиза Шлезингер, которую автор встретил в 1836 году, и чувство влюбленности к которой Флобер сохранил в своем сердце до последних дней своей жизни. Госпожа Арну — жена Местного торговца антикваром, далеко не молода и имеет сына. Муж постоянно изменяет ей, но Мария вынуждена терпеть все и хранить ему верность, чтобы не потерять средства к существованию.

Не имея возможности завязать отношения с Марией, Фредерик вынужден искать утешения у других женщин. Одной из них становится Разонетта — обитательница публичного дома.

Обе женщины имеют влияние на героя, обе для него значимы. Гюстав Флобер в «Воспитании чувств» сопоставляет два вида любви: образец чувства высокого и духовного — романтическая любовь к Госпоже Арну, практически молитвенная, и любовь плотская — горячее и страстное чувство к Розанетте. В противовес им приходит и третье чувство — расчётливость и эгоизм, которые герой удовлетворяет с госпожой Дамрез придающей ему веса в высших кругах общества.

Душевные волнения героев автор подчеркивает мятежным настроением общества. И в то же время сравнивает их, как души двух живущих и дышащих одним воздухом существ. В день самого большего любовного разочарования Фредерик узнает о бегстве короля и провозглашении республики. Новость быстро ставит его на ноги. Он легко поддается общему настроению восторженной толпы и находит убежище от проблем в революционных заботах.

На примере народа разных сословий высвечивается типичность человеческого поведения. Двойственность людской души и низость нравов. Мнения толпы быстро и расчетливо подстраиваются под изменчивые условия жизни. И даже самые убежденный и принципиальные уже на завтра доказывают о том, что всегда так думали, просто не хотели говорить, дабы избежать непонимания.

Знаменитые цитаты Гюстава Флобера

Роман Гюстава Флобера «Воспитание чувств» повествует о жизни и становлении, психологическом, нравственном и социальном созревании отдельного человека и общества в целом. Герой так и не находит своего призвания в работе, равно так же, как и не может определиться среди бесчисленного количества женщин. И на закате своих лет он вынужден признать, что прожил жизнь зря.

Англия рубежа 60-х. Шестнадцатилетняя Дженни (Кэрри Маллиган) - умница, отличница и примерная дочь своих родителей (Альфред Молина , Кара Сеймур) - читает Камю, слушает французский шансон и мечтает поступить в Оксфорд, но пока что вынуждена мокнуть под дождем на автобусной остановке в обнимку с виолончелью. На продрогшую барышню кладет глаз Дэвид (Питер Сарсгаард) - плейбой с безупречными манерами и взглядом змеи, ехавший мимо в спортивной тачке. Под воздействием этого рокового мужчины Оксфорд как-то скрючился: к неудовольствию папы с мамой и ужасу учителей Дженни открывает для себя дивный новый мир больших соблазнов - секса, хороших ресторанов, лондонских аукционов и поездок в Париж на выходные.

Искать в «Воспитании чувств» Лоне Шерфиг последствий романа с датской «Догмой», отлившегося десять лет назад в «Итальянский для начинающих» /Dogme #12 – Italiensk for begyndere/ (2000) - занятие такое же безнадежное, как и придумывать научную теорию, за что ее новому фильму так сильно подфартило на «Сандэнсе» и «Оскаре». Даже хипстерский ингредиент, гарантирующий сейчас минимальный успех чему угодно, выражен в картине как-то вяло: на рубеже 60-х гвоздем момента были тедди-бои, эпоха лондонских модов только начиналась, однако важную смену трендов, из которой можно было вытянуть массу интереснейших деталей, фильм в упор не замечает - авторы полностью сконцентрировались на вопросе, нужно ли симпатичным барышням высшее образование, или достаточно музицирования на виолончелях. По логике сюжета, не окажись герой Сарсгаарда мерзавцем, втоптавшим в грязь семейный идеал, ответ на него вышел бы однозначно отрицательным. «Оскар» одобрил эту логику тремя номинациями на лучшую картину, лучший адаптированный сценарий и лучшую женскую роль. Зрительского одобрения, собственно, заслуживает лишь последняя: Кэрри Маллиган действительно прекрасна. Оставшиеся две - весьма сомнительны.

Как выяснилось, модный литератор Ник Хорнби адаптировал на скорую руку даже не книгу британской эмансипе Линн Барбер, которая к тому моменту еще не вышла, а какой-то мелкий мемуар в журнале, описывающий ее детскую интрижку с обаятельным евреем, торговавшим в Лондоне 50-х ворованным антиквариатом. Отсюда - явный дефицит фактуры, которую Хорнби, в 60-х гулявший под столом, не решился высасывать из пальца. А зря. Имевшейся оказалось достаточно лишь для просто ностальгического, просто воспитательного, просто старомодного английского кино, тянущего не больше, чем на «очень мило»: Би-Би-Си всегда умело делать такие вот хорошие, крепкие картины, оставляющие устойчивый привкус сериала, не запущенного в производство из-за сокращения бюджета. Впрочем, от похода на фильм отговаривать не будем: Кэрри Маллиган этого заслуживает.