Кто написал картину свежий кавалер. Сочинение по картине П.А



Свежий кавалер (Утро чиновника, получившего первый крестик) – это первая картина маслом, которую он написал в своей жизни, первая законченная картина.
Многие, в том числе художественный критик Стасов, увидели в изображённом чиновнике деспота, кровососа и мздоимца. Но герой Федотова - мелкая сошка. На это настойчиво упирал сам художник, называвший его «бедным чиновником» и даже «тружеником» «при малом содержании», испытывающим «постоянно скудность и лишения». Это слишком откровенно явствует из самой картины - из разномастной мебелишки, преимущественно «белого дерева», из дощатого пола, драного халата и беспощадно протертых сапог. Понятно, что комната у него всего одна - и спальня, и кабинет, и столовая; понятно, что кухарка не его собственная, а хозяйская. Но он не из последних - вот и орденок отхватил, и разорился на пирушку, но все-таки он беден и жалок. Это маленький человек, всей амбиции которого хватает лишь на то, чтобы покуражиться перед кухаркой.
Кухарке Федотов отдал известную долю своей симпатии. Недурная собою, опрятная женщина, с приятно округлым простонародным лицом, всем своим видом являющая противоположность расхристанному хозяину и его поведению, смотрит на него с позиции стороннего и незапятнанного наблюдателя. Кухарка не боится хозяина, смотрит на него с насмешкой и протягивает ему рваный сапог.
"Где завелась дурная связь, там и в великий праздник грязь" - писал об этой картине Федотов, намекая, по-видимому, на беременность кухарки, талия которой подозрительно округлена.
Хозяин же решительно утратил то, что позволяет отнестись к нему сколько-нибудь приязненно. Он налился чванством и гневом, ощетинился. Амбициозность хама, желающего поставить кухарку на место, так и прет из него, обезображивая, право же, совсем недурные черты его лица.
Жалкий чиновник стоит в позе античного героя, жестом оратора поднося правую руку к груди (к тому месту, где висит злополучный орден), а левой, упертой в бок, ловко подхватывая складки просторного халата, так, словно это не халат, а тога. Нечто классическое, греко-римское есть в самой его позе с опорой тела на одну ногу, в положении головы, медленно повернутой к нам в профиль и гордо откинутой назад, в его голых ступнях, высовывающихся из-под халата, и даже клочья папильоток торчат из его волос наподобие лаврового венка.
Надо думать, что именно таким победительным, величественным и гордым до надменности ощущал себя чиновник. Но античный герой, вознесшийся среди ломаных стульев, пустых бутылок и черепков, мог быть только смешон, и смешон унизительно - все убожество его амбиций вылезало наружу.
Беспорядок, царящий в комнате, фантастичен - самый разнузданный разгул не смог бы произвести его: все разбросано, переломано, перевернуто. Мало того что курительная трубка разбита - так и у гитары оборваны струны, и стул изувечен, и хвосты селедочные валяются на полу рядом с бутылками, с черепками от раздавленной тарелки, с раскрытой книжкой (имя автора, Фаддея Булгарина, старательно выписанное на первой странице, - еще один упрек хозяину).

В нашей новой рубрике мы расскажем и покажем наиболее значимые для событий нашей истории живописные полотна и не просто попробуем расшифровать колоритные детали, хорошо понятные современникам художника, но и показать, что картины часто живут очень долго и отражают проблемы, хорошо знакомые и в наши дни. Начнём с вечной темы - российского чиновничества. Оно и сегодня отнюдь не идеально и часто попадается на различных злоупотреблениях. 170 лет назад, во времена императора Николая I , недостатки чиновников были во многом такими же, что и показал в своей нестареющей картине наблюдательный художник Павел Федотов.

Иронический реалист

Проживший совсем недолго, но успевший стать знаменитым Павел Андреевич Федотов (1815-1852) впервые в русском бытовом жанре попытался дать критический анализ повседневности. Отец живописца был военным, и сам Федотов проходил военную службу в Санкт-Петербурге, где посещал вечерние классы Академии художеств. В 1846 году он создал свою первую значительную картину - «Свежий кавалер». В 1848 году было написано не менее знаменитое «Сватовство майора». Для полотен первых лет характерны ирония и острота сюжетов, а в дальнейшем Федотов овладел и искусством психологической драмы, примером тому его поздние картины «Вдовушка» (1851) и «Игроки» (1852). Образы художника попали в точку - уже в конце 1840-х годов появилось немало живописцев, подражавших Федотову.

Павел Федотов, «Сватовство майора» (1848)

Око цензуры

Картина Федотова, написанная в 1846 году, носила сразу несколько названий: «Свежий кавалер», или «Утро чиновника, получившего первый крестик», или «Последствия пирушки». Сейчас она хранится в Государственной Третьяковской галерее.

Первые наброски будущего шедевра появились ещё в начале 1840-х годов. По совету баснописца Ивана Андреевича Крылова Федотов решил развить сюжет и переработать наброски в полноценное полотно. После того, как картина была готова, художник представил её в Академии художеств, где она была высоко оценена. В 1847 году «Свежий кавалер» был представлен на суд публике и вызвал настоящий фурор, принеся славу своему создателю. Но на картину немедленно обратила внимание и цензура: снятие литографий с неё были запрещено из-за… непочтительного изображения ордена.

Хмурое утро

Все три названия картины повествуют о её сюжете. Мы видим обычного среднего чиновника на утро после получения им первого ордена и празднования столь важного события. Сам обидевший цензуру орден св. Станислава 3-й степени был младшим в иерархии государственных наград и часто использовался для отличия чиновников.

Столь небольшая награда контрастирует на полотне с самим видом новоиспечённого кавалера: гордое и чванливое выражение лица, поза римского сенатора, закутанного как будто в тогу, а не потрёпанный халат, да и орден, прикреплённый не на мундир, а тот же халат - всё это должно вызвать у зрителя чувство противоречия и несоответствия события и его восприятия главным героем.

Зато ирония изображённой слева от орденоносца служанки вполне совпадает с нашей, зрительской. Простая горничная, перед которой выставляет свой халат кавалер, смотрит на него с нескрываемой насмешкой и, демонстративно держа в руках старые стёртые сапоги хозяина. Комичность образа чиновника, возомнившего себя важной птицей после получения мелкой награды, подчёркивается папильотками в его голове (может быть, с похмелья у героя они превращаются в лавровый венец?) и его босыми ногами.

Павел Федотов, «Свежий кавалер» (1846)

Обстановка вокруг также показывает контраст между отношением кавалера к себе и суровой реальностью. В комнате орденоносца разномастная мебель, повсюду царит страшный беспорядок, вещи разбросаны. На столе мы можем видеть оставшуюся с вечеринки колбасу, лежащую не на тарелке, а на газете, и непростой, а на «Ведомостях Санкт-Петербургской городской полиции». У стола валяются скелеты селёдки и черепки разбитой посуды. К стулу прислонилась гитара с оборванными струнами. Тощий беспородный кот терзает обивку стула.

Всё это вместе взятое - зрелище жалкое, но оно не мешает новоиспечённому кавалеру лелеять свои амбиции. Он мечтает быть не хуже всех и идти в ногу со столичной модой - об этом нам говорят лежащие на столе щипцы для завивки волос, зеркальце и бритвенные принадлежности. Модная и книга - нравоучительный роман близкого к власти Фаддея Булгарина «Иван Выжигин». Но книга валяется под стулом - похоже, наш герой не смог освоить и её.

Картина Павла Федотова невероятно насыщена говорящими деталями (что вообще отличает бытовой жанр в живописи). «Свежий кавалер» позволяет судить о жизни петербургских чиновников 1840-х годов, способных получить орден, но реально живущих бедно и нищих духовно. Сегодня, кстати, орден получить гораздо труднее, чем в 1846 году, но нравы, самомнение и манеры бюрократов изменились не очень сильно. Тем и интересен нам умерший 165 лет назад художник Федотов.

Павел Федотов, «Все холера виновата!» (1848)

«Я несколько раз хотел добраться, отчего происходят все эти разности. Отчего я титулярный советник, с какой стати я титулярный советник? Может быть, я совсем не титулярный советник? Может быть, я какой-нибудь граф или генерал, а только так кажусь титулярным советником. Может быть, я сам еще не знаю, кто я таков. Ведь столько примеров по истории: какой-нибудь простой, не то уже, чтобы дворянин, а просто какой-нибудь мещанин или даже крестьянин - и вдруг открывается, что он какой-нибудь вельможа или барон, или как его…»

Так и кажется, что на этих словах маленькое, сжавшееся в кулачок лицо гоголевского Поприщина вдруг разглаживается, растекается по нему блаженное довольство, в глазах загорается живой блеск, и ростом-то он выше становится, и фигура другая - как будто сбросил он со своих плеч вместе с протертым вицмундиром ощущение собственного ничтожества, задавленности, убогости своей…

Сюжет картины «Свежий кавалер»

Только почему вспомнили мы гоголевского героя, рассматривая картину Федотова «Свежий кавалер» ? Здесь перед нами чиновник, отпраздновавший получение ордена. Утром после пирушки, еще не проспавшись как следует, нацепил он на халат свою обнову и перед кухаркой в позу встал.

Федотова, по всей видимости, занимал совсем другой сюжет. Но что такое сюжет для подлинного художника! Разве это не повод, не возможность чисто случайная вылепить такие характеры, выявить такие стороны человеческой натуры, чтобы через сто и двести лет заставить людей сострадать, возмущаться, презирать тех, с кем они сталкиваются как с живыми созданиями…

И Поприщин, и федотовский «кавалер» для нас натуры - родственные, близкие. Одна маниакальная страсть владеет их душами: «- Может быть, я совсем не титулярный советник?»

Про Федотова говорили, что с некоторых пор он стал жить затворником. Снял какую-то конуру на окраине Петербурга, сырую, с хозяйской половины чад идет, за стеной дети плачут - и работает так, что смотреть страшно: вечером и ночью - при лампах, днем - при солнечном свете.

Когда кто-нибудь из старых знакомых выражал свое удивление, Федотов с жаром начинал говорить про преимущества теперешней своей жизни. Неудобств он не замечал, они для него просто не существовали. Зато здесь, на 21-й линии Васильевского острова, его природная склонность к наблюдательству находит постоянную пищу, материалу для творчества хоть отбавляй - кругом живут его герои.

Именно теперь он полон решимости начать работать маслом, выставить на суд публики свои первые полотна. Конечно, это будут картинки нравов, сценки, подсмотренные им в жизни: одна под названием «Последствия пирушки», вторая «Горбатый жених» (так первоначально назывались картины «Свежий кавалер» и «Разборчивая невеста»).

В короткие часы отдыха Федотов мучился болью в глазах. Он прикладывал к голове мокрое полотенце и думал о своих героях, прежде всего о «кавалере». Быт чиновников был знаком ему с детства, с родительского дома московского.

Здесь, в Петербурге, другой дух - столичный. Новые знакомцы художника из тех, что служили в разных департаментах, как будто родились чиновниками. Как они садятся в гостях, берут стул, как разговаривают с дворником, как расплачиваются с извозчиком - по всем манерам, жесту можно было угадать и их чин и возможное продвижение по службе. На их лицах, когда трусят они утром в департамент, запахнувшись в ветхие шинелишки, отражается одна служебная забота, боязнь выговора и вместе с этим какое-то довольство собой. Именно довольство… Стремление ко всяким отвлеченным благам они почитают, конечно, глупостью.

А среди них есть забавные, хотя бы его «кавалер».

Описание главного героя картины

Федотов так компоновал картину, так насыщал ее деталями, чтобы можно было читать ее как повествование о жизни этого человека, повествование обстоятельное и как бы уводящее зрителя в глубь картины, чтобы зритель проникся самой атмосферой происходящего, чтобы почувствовал себя очевидцем - как будто ненароком дверь к соседу открыл - и вот что представилось его глазам. Это заманчиво и вместе с тем поучительно. Да, представившаяся глазам сценка должна поучать. Художник верил, что он может исправлять нравы, влиять на человеческие души.

Когда однажды собрались у Федотова друзья, и среди них писатель А. Дружинин, художник стал объяснять, растолковывать смысл полотен, как он сам их понимал: «нерасчетливая жизнь». Да, и в «Последствиях пирушки» и в «Горбатом женихе» всякий зритель должен усмотреть вред от нерасчетливой жизни.

До седых волос невеста перебирала женихов и теперь ей приходится остановить свой выбор на горбатом селадоне. А чиновник! Вот он стоит в позе римского императора, притом босиком и в папильотках. Кухарка такую власть над ним имеет, что смеется в лицо и тычет чуть не в нос дырявым сапогом. Под столом заснувший собутыльник - городовой. На полу остатки пира и редкая гостья в доме - книга. Конечно, это «Иван Выжигин» Булгарина. «Где завелась дурная связь, там и в праздник грязь», - заканчивал Федотов…

Наперекор всем тяжелым обстоятельствам жизни он веровал в изначально добрую природу людей, в возможность вырождения самого дурного и порочного из них; нравственная грязь, пошлость, полагал он, - следствие неуважения к самому себе.
Своим искусством он мечтал вернуть человеку человека.

Друзьям картина о чиновнике понравилась до чрезвычайности своей жизненностью, натуральностью. Говорящими деталями, которые не заслонили целого, юмором и этой особенностью - увлечь, заманить в глубь картины, дать почувствовать атмосферу события. Им казалось, что нравоучительное, назидательное толкование Федотова не раскрывало всего значения полотна. И время подтвердило это.

На суд публики Федотов выставил картины в 1847 году. Успех «Пирушки» был настолько велик, что возникло решение снять литографию с полотна. Это необычайно радовало Федотова, ведь литографию может купить каждый, значит, картина сумеет оказать свое воздействие на многих - это то, к чему он стремился.

Ничего не вышло. Цензура потребовала убрать с халата чиновника орден, отношение к которому было сочтено за неуважительное. Художник пробует сделать набросок и понимает, что пропадает смысл, вся соль картины. Он отказался от литографирования.

Эта история стала известна и за пределами художественных кругов, И когда Федотов вторично выставил полотно в 1849 году - а в это время умонастроение публики было подогрето событиями французской революции - в картине увидели своего рода вызов бюрократическому аппарату царской России, обличение социального зла современной жизни.

Критик В. В. Стасов писал: «Перед вами понаторелая, одеревенелая натура, продажный взяточник, бездушный раб своего начальника, ни о чем уже больше не мыслящий, кроме того, что даст ему денег и крестик в петлицу. Он свиреп и безжалостен, он утопит кого и что хотите - и ни одна складочка на его лице из риноцеросовой шкуры не дрогнет. Злость, чванство, бездушие, боготворение ордена как наивысшего и безапелляционного аргумента, вконец опошлившаяся жизнь - все это присутствует на этом лице, в этой позе и фигуре закоренелого чиновника».

…Сегодня мы понимаем глубину обобщения, заданного образом «кавалера», понимаем, что гений Федотова, несомненно, соприкоснулся с гением Гоголя. Нас пронзает сострадание и «бедности бедного человека», для которого счастье в виде новой шинели оказывается непосильным бременем, и мы понимаем, что на почве той же бедности духовной, вернее, полной бездуховности, задавленности несвободного человека вырастает маниакальность.

«Отчего я титулярный советник и с какой стати я титулярный советник?..» О, как страшно это лицо, какой неестественной гримасой искажается оно!

Гоголевского Поприщина, изрезавшего свой новый вицмундир на мантию, общество убирает, изолирует. Федотовский же герой, наверное, будет благоденствовать, снимет себе квартиру посветлее, кухарку заведет другую, и уж, конечно, никто даже в сердцах не бросит ому: «Сумасшедший!» А между тем - вглядитесь - то же обесчеловечонное лицо маньяка.

Страсть к отличию, к чину, к власти, таящаяся подспудно и все больше и больше врастающая в нищую, убогую жизнь, съедает, уничтожает человека.

Мы вглядываемся в «Свежего кавалера» Федотова , целый пласт жизни обнажается. С пластической четкостью обрисовывается физиономия прошлых веков и во всей глубине обобщения встает перед нами жалкий тип самодовольства,

Павел Андреевич Федотов был невероятно талантливым человеком. Он обладал хорошим слухом, пел, музицировал, сочинял музыку. Во время учебы в Московском кадетском училище достиг таких успехов, что оказался в числе четырёх лучших учеников. Однако страсть к живописи победила всё. Уже во время службы в Финляндском полку Павел записался в классы Императорской академии художеств под руководством профессора батальной живописи Александра Зауервейда.

Для учёбы он оказался уже слишком взрослым, о чём не преминул ему сказать другой преподаватель академии Карл Брюллов. В те времена художеству начинали учить рано, обычно в возрасте от девяти до одиннадцати лет. А Федотов давно перешагнул этот рубеж… Но он старательно и много работал. Вскоре у него стали получаться неплохие акварели. Первым произведением, выставленным на суд зрителей, стала акварель «Встреча великого князя».

Её тематику подсказала увиденная молодым художником встреча гвардейцев с великим князем Михаилом Павловичем в Красносельском лагере, которые радостно приветствовали высокую персону. Эти эмоции поразили будущего живописца и он сумел создать шедевр. Его высочеству картина понравилась, Федотову даже был пожалован бриллиантовый перстень. Этой наградой, по словам художника, «окончательно припечаталось в его душе артистическое самолюбие».

Однако учителя Павла Андреевича остались не довольны трудами начинающего художника. Они хотели получить от него вылощенность и вылизанность в изображении солдат, какую требовало от служивых начальство на майских парадах.

Один художник угадал другого

Федотову всё это было не по сердцу, за что и выслушивал постоянные замечания. Только дома он отводил душу, изображая самые обыденные сцены, освещённые добродушным юмором. В итоге то, чего не поняли Брюллов и Зауервейд, понял Иван Андреевич Крылов. Баснописец случайно увидел эскизы молодого живописца и написал ему письмо, убеждая оставить навсегда лошадок и солдатиков и приняться за настоящее дело - за жанр. Один художник чутко угадал другого.

Федотов поверил баснописцу и бросил Академию. Теперь трудно представить, как бы сложилась его судьба, если бы не послушал Ивана Андреевича. И не оставил бы художник такой же след в русской живописи, как Николай Гоголь и Михаил Салтыков-Щедрин в литературе. Он одним из первых живописцев середины XIX века решительно встал на путь критического реализма и начал открыто обличать пороки русской действительности.

Высокая оценка

В 1846 году художник написал первую картину в новом жанре, которую решился представить на суд профессоров. Картина эта называлась «Свежий кавалер». Она ещё известна как «Утро чиновника, получившего первый крестик» и «Последствия пирушки». Работа над ней шла тяжело. «Это мой первый птенчик, которого я „нянчил“ разными поправками около девяти месяцев», - записал Федотов в дневнике.

Готовую картину вместе со второй работой — «Разборчивая невеста» он показал в Академии. И случилось чудо — Карл Брюллов, который до этого не особо привечал Павла Андреевича, дал его полотнам самую высокую оценку. Советом Академии его выдвинули на звание академика и назначили денежное пособие. Это позволило Федотову продолжить начатую картину «Сватовство майора». В 1848 году она вместе со «Свежим кавалером» и «Разборчивой невестой» появляется на академической выставке.

Следующая выставка вместе со славой принесла внимание цензуры. Было запрещено снятие литографий со «Свежего кавалера» из-за непочтительного изображения ордена, а убрать орден с картины без разрушения её сюжета было невозможно. В письме цензору Михаилу Мусину-Пушкину Федотов писал: «…там, где постоянно скудость и лишения, там выражение радости награды дойдёт до ребячества носиться с нею день и ночь. … звезды носят на халатах, и это только знак, что дорожат ими».

Тем не менее в просьбе разрешить распространение картины «в настоящем виде» было отказано.

Вот что написал в своем дневнике Федотов, когда пришел из Цензурного комитета, о картине: «Утро после пирования по случаю полученного ордена. Новый кавалер не вытерпел, чуть свет нацепил на халат свою обнову и горделиво напоминает свою значительность кухарке. Но она насмешливо показывает ему единственные, но и то стоптанные и продырявленные сапоги, которые она несла чистить. На полу валяются объедки и осколки вчерашнего пира, и под столом заднего плана виден пробуждающийся, вероятно, оставшийся на поле битвы тоже кавалер, но из таких, которые пристают с паспортом к проходящим. Талия кухарки не дает право хозяину иметь гостей лучшего тона. «Где завелась дурная связь, там и великий праздник – грязь».

Кухарке в своей работе Павел Федотов отдал известную долю своей симпатии. Недурна собою, опрятная молодая женщина, с округлым простонародным лицом. Повязанный на голове платок говорит, что не замужем. Замужние женщины в те времена носили на голове повойник. Судя по животу, ждёт ребёнка. О том, кто его отец, можно только догадываться.

«Свежего кавалера» Павел Федотов впервые пишет маслом. Возможно, именно поэтому работа над ней велась довольно долго, хотя замысел сложился давно. Новая техника способствовала возникновению нового впечатления - полной реалистичности, материальности изображённого мира. Художник работал над картиной так, как будто писал миниатюру, уделяя внимание мельчайшим деталям, не оставляя незаполненным ни одного фрагмента пространства. К слову, за это его впоследствии упрекали критики.

Бедный чиновник

Как только не называли кавалера критики: «разнузданным хамом», «бездушным чиновником-карьеристом». По прошествии многих лет критик Владимир Стасов и вовсе разразился гневной тирадой: «…перед вами понаторелая, одеревенелая натура, продажный взяточник, бездушный раб своего начальника, ни о чём уже не мыслящий, кроме того, что тот даст ему денег и крестик в петлицу. Он свиреп и безжалостен, он утопит кого и что захочет, и ни одна складочка на его лице из риноцерсовой шкуры не дрогнет. Злость, чванство, бездушие, боготворение ордена, как наивысшего и безапелляционного аргумента, вконец опошлившаяся жизнь».

Однако Федотов с ним был не согласен. Он называл своего героя «бедным чиновником» и даже «тружеником» «при малом содержании», испытывающим «постоянно скудность и лишения». С последним сложно спорить — интерьер его жилища, который одновременно спальня, кабинет и столовая довольно беден. Этот маленький человек нашёл себе кого-то ещё меньшего, над кем можно вознестись…

Он, конечно, не Акакий Акакиевич из гоголевской «Шинели». У него имеется небольшая награда, которая даёт право на целый ряд привилегий, в частности, на получение дворянства. Таким образом, получение этого самого низшего ордена в русской наградной системе было очень привлекательно для всех чиновников и членов их семей.

Свой шанс кавалер упустил

Благодаря Николаю Гоголю и Михаилу Салтыкову-Щедрину в русской литературе 1830-1850-х годов чиновник стал центральной фигурой. Его сделали едва ли единственной темой для водевилей, комедий, повестей, сатирических сцен и прочего. Над чиновником пусть и потешались, но ему сострадали и сочувствовали. Ведь его терзали сильные мира сего и он совсем не имел права голоса.

Благодаря Павлу Федотову стало возможным увидеть образ этого мелкого исполнителя на полотне. Кстати, сегодня тема, затронутая в середине XIX века, звучит не менее актуально. Но нет среди писателей Гоголя, способного описать страдания современного чиновника, к примеру, из управы, и нет Федотова, который с присущей ему долей иронии нарисовал бы чиновника местного уровня с благодарственным письмом в руках от другого чиновника, повыше его рангом. Денежные премии и серьёзные награды получает руководство…

Картина была написана в 1846 году. А в 1845-м было приостановлено награждение орденом Станислава. Так что вполне вероятно, смех кухарки, что отчётливо слышится с полотна, как раз свидетельствует о том, что разбитная девица знает всю правду. Им уже не награждают и «свежий кавалер» упустил свой единственный шанс изменить жизнь.

Жанры его картин разнообразны

Павел Федотов повлиял на ход развития изобразительного искусства и вошёл в историю, как талантливый художник, сделавший важные шаги в развитии русской живописи.

Жанры его картин довольно разнообразны, начиная от портретов, жанровых сцен и заканчивая батальными полотнами. Особым вниманием пользуются те, что написаны в свойственной ему стилистике сатиры или критического реализма. В них он выставляет человеческие слабости и саму человеческую сущность напоказ. Эти полотна остроумны, и во время жизни мастера были настоящим откровением. Жанровые сцены, где высмеиваются пошлость, глупость и вообще разные стороны человеческих слабостей, в русском искусстве XIX века были новаторством.

Однако принципиальность художника наряду с сатирической направленность творчества вызвали повышенное внимание цензуры. В результате от Федотова стали отворачиваться ранее благоволившие ему меценаты. А тут ещё и со здоровьем начались проблемы: ухудшилось зрение, участились головные боли, он страдал приливами крови к голове… Отчего и характер изменился в худшую сторону.

Федотов умер забытый всеми, кроме друзей

Жизнь Федотова закончилась трагически. Весной 1852 года у Павла Андреевича обнаружились признаки острого психического расстройства. А вскоре академию известили из полиции, что «при части содержится сумасшедший, который говорит, что он художник Федотов».

Друзья и начальство Академии поместили Федотова в одну из частных петербургских лечебниц для душевнобольных. Государь пожаловал на его содержание в этом заведении 500 руб. Болезнь стремительно прогрессировала. Осенью 1852 года знакомые выхлопотали перевод Павла Андреевича в больницу Всех скорбящих на Петергофском шоссе. Здесь Федотов и умер 14 ноября того же года, забытый всеми, кроме немногих близких друзей.

Похоронен он был на Смоленском православном кладбище в мундире капитана лейб-гвардии Финляндского полка. Цензурный комитет запретил публиковать известие о смерти Павла Андреевича в печати.

Наталья Швец

Репродукция картины Павла Федотова «Свежий кавалер»

П. А. Федотов. Свежий кавалер 1846. Москва, ГТГ


Сюжет «Свежего кавалера» П. А. Федотова разъяснен самим автором.

  • «Утро после пирования но случаю полученного ордена. Новый кавалер не вытерпел: чем свет нацепил на халат свою обнову и горделиво напоминает свою значительность кухарке, но она насмешливо показывает ему единственные, но и то стоптанные и продырявленные сапоги, которые она несла чистить. На полу валяются объедки и осколки вчерашнего пира, а под столом заднего плана виден пробуждающийся, вероятно, оставшийся на поле битвы, тоже кавалер, но из таких, которые пристают с паспортами к проходящим. Талия кухарки не дает права хозяину иметь гостей лучшего тона. Где завелась дурная связь, там и в великий праздник — грязь»

Всё это с исчерпывающей (может быть, даже излишней) полнотой демонстрирует картина. Глаз может долго путешествовать в мире тесно сгрудившихся вещей, где каждая как бы стремится повествовать от первого лица — с таким вниманием и любовью художник относится к «мелочам» быта. Живописец выступает бытописателем, рассказчиком и вместе с тем дает урок нравоучения, реализуя функции, издавна присущие живописи бытового жанра. Известно, что Федотов постоянно обращался к опыту старых мастеров, из которых особенно ценил Тенирса и Остаде. Это вполне естественно для художника, чье творчество теснейшим образом связано со становлением бытового жанра в русской живописи. Но достаточна ли такая характеристика картины? Разумеется, речь идет не о подробности описания, а об установке восприятия и принципе истолкования.

Вполне очевидно, что картина не сводится к прямому повествованию: изобразительный рассказ включает в себя риторические обороты. Такой риторической фигурой предстает прежде всего главный герой. Его поза — поза задрапированного в «тогу» оратора, с «античной» постановкой тела, характерной опорой на одну ногу, обнаженными ступнями. Таков же его излишне красноречивый жест и стилизованно-рельефный профиль; папильотки образуют подобие лаврового венка.


Однако перевод на язык высокой классической традиции неприемлем для картины в целом. Поведение героя, по воле художника, становится игровым поведением, но предметная действительность тут же разоблачает игру: тога превращается в старый халат, лавры — в папильотки, обнаженные ступни — в босые ноги. Восприятие двоится: с одной стороны, мы видим перед собой комически-жалкое лицо действительной жизни, с другой стороны, перед нами драматическое положение риторической фигуры в неприемлемом для нее «сниженном» контексте.


Придав герою позу, не соответствующую реальному положению вещей, художник осмеял героя и само событие. Но только ли в этом состоит выразительность картины?

Русская живопись предшествующего периода была склонна выдерживать совершенно серьезный тон в обращении к классическому наследию. Это во многом обусловлено руководящей ролью исторического жанра в художественной системе академизма. Полагалось, что лишь произведение такого рода способно поднять отечественную живопись на подлинно историческую высоту, и ошеломляющий успех брюлловского «Последнего дня Помпеи» упрочил эту позицию.

К. П. Брюллов. Последний день Помпеи 1830-1833. Ленинград, ГРМ


Картина К. П. Брюллова воспринималась современниками как ожившая классика. «...Мне казалось,— писал Н. В. Гоголь,— что скульптура — та скульптура, которая была постигнута в таком пластическом совершенстве древними, что скульптура эта перешла, наконец, в живопись...». Действительно, вдохновившись сюжетом античной эпохи, Брюллов как бы привел в движение целый музей античной пластики. Введение автопортрета в картину довершает эффект «переселения» в изображаемую классику.

Выводя на всеобщее обозрение одного из первых своих героев, Федотов ставит его в классическую позу, но совершенно меняет сюжетно изобразительный контекст. Изъятая из контекста «высокой» речи, эта форма выразительности оказывается в явном противоречии с действительностью — противоречии одновременно комическом и трагическом, ибо она оживает именно для того, чтобы тут же обнаружить свою нежизнеспособность. Необходимо подчеркнуть, что осмеянию подвергается не форма как таковая, но именно односторонне серьезный способ ее употребления — условность, претендующая на место самой реальности. Так возникает пародийный эффект.

Исследователи уже обращали внимание на эту особенность художественного языка Федотова.

Федотов. Следствие кончины Фидельки. 1844


«В сепии-карикатуре „Полштоф", в сепии „Следствие кончины Фидельки", в картине „Свежий кавалер" категория исторического подвергается осмеянию. Федотов делает это по-разному: вместо натурщика в героической позе ставит полштоф, на главное место кладет труп собачки, окружая его фигурами присутствующих, уподобляет одного из действующих лиц римскому герою или оратору. Но каждый раз, изобличая и высмеивая привычки, черты характера, законы, он высмеивает их через приметы и атрибуты академического жанра. Но дело не только в отрицании. Отрицая, Федотов одновременно и пользуется приемами академического искусства».

Сарабьянов Д.П. П.А. Федотов и русская художественная культура 40-х годов XIX века. С.45


Последнее замечание очень существенно; оно доказывает, что категория исторического (в академическом ее истолковании) у Федотова подвергается не просто осмеянию, но именно пародированию. Отсюда становится понятной принципиальная установка федотовской живописи на «прочтение», на соотнесение с искусством слова, которому в наибольшей степени подвластна игра значениями. Нелишне напомнить здесь о творчестве Федотова-поэта и о его литературных комментариях — устных и письменных — к собственным картинам и рисункам. Близкие аналогии можно обнаружить в творчестве группы литераторов, прославившей искусство пародии под псевдонимом Козьма Прутков.

Предметная перенасыщенность изображения у Федотова — отнюдь не натуралистическое свойство. Значение вещей здесь подобно значению действующих лиц. С такой ситуацией мы и встречаемся в «Свежем кавалере», где представлено великое множество вещей, каждая обладает индивидуальным голосом, и все они как бы заговорили разом, спеша рассказать о событии и в спешке перебивая друг друга. Это можно объяснить неопытностью художника. Но тем самым не исключается возможность усмотреть в этом мало упорядоченном действии вещей, теснящихся вокруг псевдоклассической фигуры, пародию на условно-регулярный строй исторической картины. Вспомним слишком упорядоченное смятение «Последнего дня Помпеи».

К. П. Брюллов. Последний день Помпеи. Фрагмент


«Лица и тела — идеальных пропорций; красивость, округлость форм тела не нарушены, не искажены болью, судорогой и гримасой. Камни висят в воздухе — и ни одного ушибленного, раненого или загрязненного лица».

Иоффе И.И. Синтетическая история искусств


Вспомним и о том, что в авторском комментарии к «Свежему кавалеру», цитированном выше, пространство действия именуется не иначе как «поле битвы», событие, последствия коего мы видим,— как «пир», а пробуждающийся под столом герой — как «оставшийся на поле битвы, тоже кавалер, но из таких, которые пристают с паспортами к проходящим» (то есть городовой).

П. А. Федотов. Свежий кавалер 1846. Москва, ГТГ. Фрагмент. городовой


Наконец, само название картины двузначно: герой — кавалер ордена и «кавалер» кухарки; той же двойственностью отмечено употребление слова «свежий». Все это свидетельствует о пародии на «высокий слог».

Таким образом, значение изображения не сводится к значению видимого; картина воспринимается как сложный ансамбль значений, и это обусловлено стилистической игрой, совмещением разных установок. Вопреки распространенному мнению, живопись в состоянии овладеть языком пародии. Можно высказать это положение в более конкретной форме: русский бытовой жанр проходит стадию пародии как закономерную ступень самоутверждения. Ясно, что пародирование не предполагает отрицания как такового. Достоевский пародировал Гоголя, учась у него. Ясно и то, что пародия не сводится к осмеянию. Природа ее — в единстве двух основ, комической и трагической, и «смех сквозь слезы» гораздо ближе к ее сути, чем комическая имитация или передразнивание.

В позднем творчестве Федотова пародийное начало становится почти неуловимым, входя в значительно более «тесный» личностный контекст. Может быть, здесь уместно говорить об автопародии, об игре на грани исчерпания душевных сил, когда смех и слезы, ирония и боль, искусство и реальность празднуют свою встречу накануне гибели самой личности, их соединившей.