Журнал "балет" - линия. Тарасов николай иванович Доклады на пленарном заседании

(03.04.2015)

Доктор юридических наук, профессор кафедры теории государства и права, проректор по научной работе Уральского государственного юридического университета.

Родился 6 апреля 1952 года в селе Новокаменка Ельцовского района Алтайского края в семье учителей: отец - учитель истории, мать - русского языка и литературы.

С 1970 по 1972 год проходил службу в рядах Советской армии.

В 1976 году окончил Свердловский юридический институт, в 1979 аспирантуру СЮИ по кафедре теории государства и права под руководством С.С. Алексеева. Защита диссертации на соискание ученой степени кандидата юридических наук на тему «Роль социально-психологических факторов в правовом регулировании» состоялась в 1979 году. В 1984 году прошел научную стажировку в Институте публичного права Боннского университета (ФРГ). В 2002 году защитил диссертацию на соискание ученой степени доктора юридических наук на тему «Методологические проблемы современного правоведения».

В Уральском государственном юридическом университете прошел путь от преподавателя до директора Института внешнеэкономических отношений и права. С 2003 года и по настоящее время - проректор по научной работе.

Область научных интересов Н.Н. Тарасова - общая теория права, методология юридической науки, развитие юридического образования.

За период научной деятельности им опубликован цикл научных и учебно-методических работ. Николай Николаевич является соавтором ряда признанных учебников по теории государства и права для вузов, основам правовых знаний для неюридических вузов и средних школ. В числе основных работ по проблемам теории права, вопросам юридического образования и методологии юридической науки: Методологические проблемы юридической науки. (2001), Процессуальный подход к образованию и организация образовательного пространства в вузе. («Педагогика развития: возрастная динамика и ступени образования». 1997), Правовое государство и юридическое образование. («Наука и образование в стратегии национальной безопасности и регионального развития». 1999), Юридические конструкции в праве и научном исследовании (методологические проблемы). («Российский юридический журнал», 2000, № 3), «Метод и методологический подход в правоведении» («Правоведение», 2001, № 1), Становление континентальной правовой науки и юридическое мышление (методологические аспекты) («Академический юридический журнал», 2001, № 2), Традиции и право: методологическая интерпретация постановки вопроса. («Зарубежный опыт и отечественные традиции в российском праве». 2004), О методологических основаниях сравнительного правоведения». («Сравнительное правоведение и проблемы современной юриспруденции». 2005), «Юридическая наука: «расписание на завтра» или некоторые вопросы «горизонтов развития» юриспруденции XXI века», («Юриспруденция XXI века: горизонты развития», 2006), «Юридическая техника в структуре юриспруденции (методологические проблемы исследования)» («Юридическая техника», 2007, № 1). Объект и предмет юридической науки: подходы и методологические смыслы различения. (Правоведение. 2010, № 1). Юридическая наука: границы и проблемы самоопределения (методологические эскизы). («Ежегодник теории государства и права». 2009, №2). Юридична наука та наукова раціональність (до питання про філософсько-методологічне самовизначення юриспруденції). («Філософія права і загальна теорія права». 2012 №1). Юридическая наука и юридическая практика: соотнесение в методологическом контексте (о практичности юридической науки и научности юридической практики). («Российский юридический журнал». 2012. № 3). Юридические конструкции: теоретическое представление и методологические основания исследования. («Юридическая техника» (ежегодник). 2013, № 7 ч. 2. 2013). Mediation Development in Russian Civil Proceedings: some Theoretic Suggestions and Pilot Project Results. (Journal of Siberian Federal University. Humanities & Social Sciences 12 (2014 7).

В 1996 году награжден медалью им. А.Ф. Кони и дипломом Министерства юстиции РФ. В 2006 года присвоено звание «Почетный работник ВПО РФ», в 2008 году - «Почетный работник прокуратуры».

Н.Н. Тарасов является членом комиссии по науке Ассоциации юристов России, председателем комиссии по юридической науке Свердловского регионального отделения Ассоциации юристов России, заместителем председателя исполнительного комитета Европейско-Азиатского правового конгресса.

Николай Тарасов - один из основателей кафедры хореографии ГИТИСа, проработавший на ней четверть века. Тарасов преподавал вначале композицию, а затем и методику классического танца, став профессором и художественным руководителем педагогического отделения балетмейстерского факультета ГИТИСа - ныне Российской академии театрального искусства.
Тарасов - потомственный артист балета (его отец тоже танцевал в Большом театре). Николай Иванович был разносторонне одаренным человеком. Увлечение искусством балета, поддержанное в семье, привело его в хореографическое училище.
Многое о личности Тарасова мы знаем по воспоминаниям народной артистки СССР, профессора РЛапаури-Стручковой. Выдающаяся балерина и педагог, близко знавшая Николая Ивановича, пишет о его личности следующее: «Обаятельный, остроумный, жизнерадостный, необыкновенно тактичный, интеллигентный, он умел собрать около себя интересных людей; например, на устраиваемые им Четверги собирались композиторы, музыканты-исполнители, литераторы, артисты.
И надо сказать, кто бы ни приходил в этот дом - известный деятель искусства или начинающий безвестный артист, он чувствовал себя здесь свободно и естественно. Интеллигентность здесь ощущалась во всем - такими были хозяева этой гостеприимной квартиры.
Эта интеллигентность, нравственная воспитанность, культура общения проявлялись у него везде и во всем: на репетициях и уроках, в домашней обстановке и на совещании, в спорах с друзьями и в беседах с учениками.
Ученики любили своего учителя, могли прийти к нему в любое время со своими горестями, сомнениями, вопросами, и для каждого Николай Иванович находил возможность быть максимально полезным. Н.И.Тарасов очень любил книги, собрал хорошую библиотеку. Сам любил читать стихи, занимался живописью и скульптурой, неплохо играл на рояле».
Помимо своей уникальной педагогической одаренности, Тарасов был и тонким психологом. Он внимательно изучал учеников, знал их физические данные, творческие способности, художественные возможности, выносливость, темперамент, особенности характера, пристрастия, бытовые привычки.Он умел тихо подбодрить неуверенного в себе ученика, остановить дерзкую самоуверенность. И на уроках Тарасова была, как правило, идеальная дисциплина. Студенты понимали его с полуслова.
Тарасов как личность никогда не скрывал своего интереса к людям, к творчеству младших товарищей. Так, увидев какую-нибудь стоящую с его точки зрения комбинацию, сочиненную молодым балетмейстером, он немедленно использовал ее на уроке. За работой молодых балетмейстеров он следил не по долгу службы, а из творческого интереса. Рождение нового стимулировало собственный рост.
Труд Тарасова, как показало время, был новаторским, а поиск - прогрессивным. Ведь развернутый, технически оснащенный, разнообразный танец (прежде всего, классический) был для него главным материалом балета, главным оружием балетмейстера, языком актера.
1. Хранитель самых лучших прогрессивных традиций русского балета.
Николай Иванович Тарасов – представитель московского балета, москвич по рождению, по характеру и художественным пристрастиям. Вся его жизнь связана с Москвой. Любимый город он покидал очень редко. В эти редкие отлучки он жил ее ритмом, ее интересами, он всюду чувствовал ее дыхание и животворный настрой. Он работал до последних дней жизни. Размышлял и спорил о балетной педагогике, неизменно интересовался новыми премьерами, балетной сценой. Он никому не докучал своими физическими недугами, не требовал ни ухода, ни сожаления. Из жизни ушел эпически спокойно, мужественно, красиво, как и жил.
Николай Иванович Тарасов родился 19 декабря 1902 года в Москве в семье танцовщика Большого театра. Есть все основания полагать, что отец первый заметил способности сына к танцу и тем самым определил его судьбу. В 1913 году Тарасова приняли в Московское хореографическое училище. Своими педагогами Николай Иванович считал Н. Домашева, Н. Легата.
Характеризуя исполнительский стиль Тарасова, А. Дарман, старейший солист балета Большого театра, говорил о том, что Тарасов обладал прекрасным баллоном, блестящими заносками, четкостью, мужественностью и скульптурной пластикой.
Н.И. Тарасов научно обобщил и методически зафиксировал достижения в области мужского классического танца. Его труд «Классический танец» стал итогом многолетней плодотворной деятельности, тщательного изучения специфики мужского исполнительства. Книга является ценнейшим вкладом в развитие российского и мирового хореографического искусства.
Шестого января 1920 года Николай Тарасов стал артистом балета Большого театра. Прекрасно обученный, красивый, с завидными внешними данными, он с первых же сезонов занял положение ведущего солиста балетной труппы. И как-то сразу определился его репертуар – Зигфрид в «Лебедином озере», Базиль в «Дон Кихоте», Альберт в «Жизели», Солор в «Баядерке», Феб в «Эсмеральде», Франц в «Коппелии», Жан де Бриен в «Раймонде», Принц в «Щелкунчике», Колен в «Тщетной предосторожности».
Выступления с такими прославленными балеринами, как Е. Гельцер, М. Семенова, В. Кригер, талантливыми сверстницами – М. Кандауровой, А.Банк, В. Кудрявцевой, Н. Подгорецкой, А. Абрамовой способствовали совершенствованию мастерства, обретению виртуозных сценических навыков.
Непосредственно сталкиваясь в работе с А. Горским, В. Тихомировым, К. Голейзовским, А. Арендсом, Ю. Файером, молодой артист обретал не только практические навыки. Мужал его художественный интеллект, все яснее и яснее становились его жизненные цели.
Николай Иванович Тарасов начал заниматься педагогикой почти с первых лет своей жизни в искусстве. В 1923 году он впервые приходит в балетный класс как преподаватель. Но педагогическая деятельность артиста фактически началась не в Училище, а в репетиционных залах Большого театра. Он вел тренировочные занятия по классическому танцу с ведущими солистами труппы вплоть до 1936 года. В его классе ежедневно шлифовали свое мастерство, развивали технику А. Мессерер, А. Ермолаев, М. Габович и другие. Кроме того, с 1923 по 1960 год Николай Иванович непрерывно преподавал классический танец в Московском хореографическом училище.
Почти за сорок лет педагогической деятельности Тарасов воспитал не одно поколение артистов балета. Но в течение этих сорока лет он не только воспитывал и формировал будущих мастеров танца, но и совершенствовал методику преподавания, он жил жизнью школы. И не раз его беззаветная любовь к искусству, огромное чувство гражданского долга выводили школу из затруднительных положений, способствовали творческим взлетам.
Тарасову выпало на долю быть художественным руководителем и директором школы в труднейшие военные и послевоенные годы. Николай Иванович повторил подвиг А. Глушковского, который в Отечественную войну 1812 года эвакуировал московскую школу в тяжелейших условиях и тем ее спас, по сути дела, от развала. Забота о сохранении школы в годы Великой Отечественной войны полностью легла на плечи Тарасова. В переполненном до предела эвакуированными Васильсурске, куда переехала школа, Николай Иванович должен был найти помещение для занятий, интернат для учащихся, жилье для педагогов. Тарасова знали всегда как человека точного, собранного, сердечного и доброго. Но никто не подозревал, что он к тому же обладает удивительным организаторским талантом, умением находить выход из самой трудной ситуации и, казалось бы, безнадежного положения.
Отдавая всю свою профессиональную энергию, теплоту своего щедрого сердца школе, Тарасов часто думал о будущем балетного искусства, для которого школа – фундамент и основа исканий. К этому времени у Николая Ивановича была уже сложившаяся педагогическая система и методика. Ее основные принципы неразрывно связаны с традициями русской школы классического танца, с теми требованиями, которые предъявляет театр каждой эпохи к хореографическому училищу. Безусловно, Тарасов в творчески преобразованном виде многое использовал из опыта Н. Домашева, Н. Легата, В. Тихомирова. Но было бы величайшей ошибкой рассматривать его педагогическую методику как синтез опыта своих предшественников. Методика Тарасова очень своеобразна и покоится в основном на огромном личном опыте.
За годы обучения его воспитанники обретали способность не только свободно владеть техникой классического танца, но и придавать пластике осознанность, внутренний смысл, образную законченность. Техника танца для Тарасова не существовала в отрыве от художественного начала и сложных актерских задач.
Воспитание профессионализма для Тарасова было неразрывно связано и с воспитанием сознательности у учащихся. И эту сознательность он воспитывал с первых уроков, постепенно включая в них все более сложные требования. Ему было важно не только аккуратное посещение уроков, точное выполнение заданий. Он приучал к полной отдаче, к умению мыслить в пределах изучаемого материала и чувствовать профессиональную необходимость каждого урока, каждой комбинации. Тарасов был строгим педагогом, но на его уроках всегда царила атмосфера доброжелательности, рабочей увлеченности.
Внутренней организованностью и художественной завершенностью урок Тарасова напоминал балетный спектакль. Уроки иногда заканчивались этюдами на классическую и современную музыку. Тематика их чаще всего бывала возвышенной, героико-патриотической. Этюды становились как бы связующим звеном между классными комбинациями и будущими балетными партиями.
Большое значение Тарасов придавал музыкальной структуре уроков. Он запрещал концертмейстерам играть отрывки из известных опер, балетов, кинофильмов, запрещал импровизировать на темы популярных песен и романсов. Урок сопровождался новой, неизвестной музыкой. Она, как правило, имела четкий ритм, который не приноравливался к ученикам, а вел их за собой. Вступление и финал музыкального произведения, сопровождавшего урок, были всегда очень четкими, как и пластический рисунок.
Николай Иванович всегда помнил, что творческая жизнь многих балетных артистов заканчивается педагогикой. Вот почему в старших классах он анализировал с нами не только отдельные комбинации, но и весь урок, приучал мыслить педагогически.
Авторитет Тарасова и в школе и в ГИТИСе был непререкаем, это был результат большого труда и знаний, которые убеждают надолго и глубоко.
Тарасов неоднократно принимал участие в создании программ по классическому танцу и методическим пособиям. Сторонник научно обоснованной педагогики и единой системы преподавания, Николай Иванович всегда ратовал за педагога-творца, умеющего по-своему преломлять эту методику. В книге «Методика классического тренажа» точно сформулирована эта мысль: «Единство системы отнюдь не должно сковывать педагогическую индивидуальность преподавателей. Правильная методика не может помешать проявлению творчества педагога, она не устраняет необходимость того, чтобы каждый преподаватель танцевального искусства был и сам художником».
В 1945 году при Государственном институте театрального искусства имени А.В. Луначарского открылся балетмейстерский факультет, а через несколько лет и факультет, готовящий педагогов по хореографии. Впервые в истории мирового балета было учреждено высшее хореографическое образование.
ГИТИСе началась новая и очень значительная страница биографии Тарасова. Официально он числился руководителем курса «Композиция классического танца». Реально же возглавлял и направлял все дисциплины, связанные с классическим танцем. Николай Иванович следил за тем, чтобы ежедневные занятия по классическому танцу превращались в творческую лабораторию, пополняющую художественную палитру будущих хореографов.
Талантливый и опытный методист, Тарасов создал программу по курсу «Композиция классического танца», точно определив задачи предмета и методику его преподавания. Он словно предчувствовал, что этот предмет скоро займет почетное место в учебном плане хореографических факультетов институтов культуры и институтов искусств. Программа эта действенна, современна и сегодня.
Сегодня почти во всех хореографических училищах нашей страны, во многих зарубежных государствах преподают выпускники педагогического факультета ГИТИСа – ученики Н. И. Тарасова. Сегодня Николай Иванович живет в своих учениках, и они свято хранят его заветы и, так же как он, преданы искусству.
Первое издание книги «Классический танец», вышедшее в 1971 году при жизни автора, – последняя дань Тарасова родному искусству. И книга эта уникальна.
В 1975 году за книгу «Классический танец» Николай Иванович Тарасов был удостоен Государственной премии СССР.
2. Педагоги и наставники Н.И Тарасова. Творческая и педагогическая деятельность.
Его педагогами были А.Н.Домашев и Н.Г.Легат, у которого он выпустился в 1919 году. Получив прекрасную школу, Тарасов сразу становится ведущим солистом Большого театра. Он выступал в классическом репертуаре, танцуя в «Лебедином озере», «Жизели», «Щелкунчике», «Дон-Кихоте», «Коппелии», «Раймонде» с известными балеринами - Е.Гельцер, В.Кригер, М.Семеновой, Л.Банк, М.Кандауровой, Н.Подгорецкой и другими.
Оба школьных наставника дали своему питомцу солидные знания, воспитали сознательный подход к танцевальному искусству. Став артистом, а затем педагогом, Тарасов сумел не только органически скрестить традиции московской и петроградской школ, но и создать новое, отвечающее времени как в исполнительском мастерстве, так и в педагогике. Думается, что на формирование Тарасова-педагога, а поначалу и актера оказал большое влияние в В. Д. Тихомиров, придавший мужскому танцу законченную и новую форму.
С 1923-го по 1960 год Тарасов работал преподавателем классического танца в Московском хореографическом училище при Большом театре, будучи педагогом в старших и выпускных классах, а в течение нескольких лет - в трудное военное время - работал его директором и художественным руководителем в содружестве с блестящими педагогами, имена которых являются гордостью отечественной хореографической школы - Е.Гердт, М.Кожуховой, М.Леонтьевой, М.Семеновой, А.Мессерером, А.Руденко, А.Жуковым, Г.Петровой, М.Васильевой-Рождественской и другими.
Тринадцать лет Тарасов вел тренировочные классы для ведущих танцовщиков Большого театра. У него занимались А.Ермолаев, М.Габович и многие другие прославленные мастера отечественного балета.Среди исполнителей - солистов Большого театра - учениками Тарасова были такие замечательные танцовщики, как М.Лиепа, А.Лапаури, М.Лавровский, Ю.Кондратов, Ю.Жданов, Я.Сех и другие.
В Большом театре Тарасов работал в творческом содружестве с известными балетмейстерами Московской школы, такими как А.Горский, В.Тихомиров, К.Голейзовский, с дирижерами А.Арендсом, Ю.Файером и другими. Помимо замечательных исполнителей Тарасов воспитал целую плеяду педагогов-хореографов по мужскому классическому танцу.
Среди его учеников известные педагоги А.Лапаури, Е.Валукин, Я-Сех, Г.Прибылов и преподаватели Московского хореографического училища при Большом театре, такие как П.Пестов и А.Прокофьев. Ведущими балетмейстерами стали его ученики Г.Вала-мат-Заде, В.Гривицкас, А.Чичинадзе, О.Дадишкилиани, М.Мартиросян, Е.Чанга. В Германии, Венгрии, Югославии, Чехии, Монголии активно трудятся педагоги и художественные руководители театров, бывшие воспитанники Тарасова.
В предвоенные годы вышла книга, написанная Н.Тарасовым совместно с В.Морицем и А.Чекрыгиным, - «Методика классического тренажа» (1940). Это было первое учебное пособие по методике преподавания классического танца.
Николай Иванович Тарасов совместно с Агриппиной Яковлевной Вагановой разработали материал для учебного фильма «Методика классического танца», снятого на Московской студии документальных фильмов в 1947 году.
В 1971 году вышла в свет книга Н.Тарасова «Классический танец. Школа мужского исполнительства», которая сконцентрировала в себе огромный творческий опыт мастера как танцовщика и педагога-хореографа.
В первой части книги Тарасов излагает основные принципы школы мужского исполнительства, а также методологию занятий с учетом их планирования, а также успеваемости и творческого роста учащихся, во второй части приводятся элементарные движения классического танца, позиции ног и рук, позы и танцевальные шаги, прыжки и заноски, повороты и вращения и т.д.
Учитель Тарасова Легат – «последний из могикан» русской школы классического танца – ревниво охранял ее традиции. Он защищал традиции как исполнитель, как балетмейстер и как педагог. И хотя эти три стороны его многогранной деятельности были неравноценны, они все оставили след в творчестве учеников, повлияли на судьбы балетного тетра XX века вплоть до наших дней.
Легат писал: «Итальянская школа была сама по себе великолепна. Когда ее привезли в Россию, она явилась откровением для нас. Мы приняли ее, украсили, облагородили эту школу. Мы сделали ее гибче, послушнее, тоньше, индивидуальнее. Мы подчинили ее особенностям творческого гения. Мы влили в итальянскую школу богатую, жизнеутверждающую, вдохновляющую силу “русской души”. В этих немногих моих словах изложена история высшего развития русского балета»

3. Особые методики изучения движений мужских танцев.
Исполнительская манера Тарасова вобрала в себя лучшие традиции русской школы классического танца – мужественность, широту жестов, стремление к реалистической трактовке образов. Тарасов, прежде всего, добивался от воспитанников понимания музыки. Ни одно движение, ни один прыжок или вращение они не выполняли механически. Он воспитывал в своих подопечных дисциплину, уважение к профессии, собранность и танцевальность.
В старших классах Н. Тарасов никогда не перезагружал комбинации. Предельно четко он выделял главное движение, которое тренировалось. Его комбинации всегда были удобными, логичными, одно движение вытекало из другого. М. Лиепа вспоминал, что Н. Тарасов в творчески преобразованном виде многое использовал из опыта Н. Домашева, Н. Легата, В. Тихомирова. Но его методика очень своеобразна и покоится, в основном, на огромном личном опыте. Но этот личный опыт кровно связан с жизнью театра, с тем качественно новым, что вносит сцена в хореографическую лексику, в профессиональный облик актера.
За годы обучения его воспитанники обретали способность не только свободно владеть техникой классического танца, но и придавать пластике осознанность, внутренний смысл, образную законченность. Техника танца для Тарасова не существовала в отрыве от художественного начала и сложных актерских задач. Тарасов писал: «Классический танец как учебный предмет не ставит своей целью изучение основ актерского мастерства. Тем не менее, уроки классического танца (с первого до последнего класса) неразрывно связаны с освоением выразительных средств, на которые опирается мастерство балетного артиста. И чем прочнее изучена техника классического танца, тем ближе ученик подходит к познанию выразительного жеста актера балетного театра».
В 1946 году в ГИТИСе им. В. А. Луначарского открылся балетмейстерский факультет, затем и отделение, готовящее педагогов хореографии. Впервые в истории мирового балета было учреждено высшее хореографическое образование. Организатор факультета выдающийся балетмейстер Р.В. Захаров сумел найти верных соратников и помощников, способных вести занятия на таком сложном факультете и стать авторами программ по отдельным дисциплинам, организаторами учебного процесса.
Единомышленниками Захарова стали деятели балета, связанные с Большим театром и его школой, – Н. Тарасов, М. Васильева-Рождественская, Т. Ткаченко, А. Шатин и др.
Н. Тарасов был основателем и душой нового факультета. Он разработал общий учебный план и программу по методике преподавания классического танца. Книга Н. Тарасова «Классический танец» трактует школу классического танца как метод, как систему воспитания и обучения будущего профессионального танцовщика балетного театра.
Цель его методики – сценическая интерпретация движений классического танца как элементов органичного языка действующих в балете персонажей. Поэтому, по воспоминаниям автора, уже с первого элемента экзерсиса у станка не было простого движения, а было участие всего исполнительского аппарата танцовщика в предложенном педагогом задании. Сердцевина мужского класса – allegro, о котором Тарасов помнил сам и напоминал ученикам с первых минут урока.
Подходя к той части урока, которая отводится на прыжки, Тарасов как бы снимал акцент с этих элементов танца, считая, что в этой части занятий они должны сами получаться. Пожалуй, главная методическая задача обучения в этом разделе урока – это выполнение самих комбинаций, вернее, их умелое построение, а если точнее, по-тарасовски, то насыщенность тем видом прыжков, на котором в данный момент делается главный учебный акцент.
Метод Тарасова при обучении прыжкам состоял в подготовке и проработке в ходе урока всех элементов лейтмотивности этого движения в ходе комбинации, в развитии его в разных ракурсах, сочетаниях и ритмических рисунках, обеспечении его техники и сценической формы выверенными позами, движением рук и головы. Н. Тарасов трактует понятие «школа» таким образом: «Чтобы овладеть высоким исполнительским мастерством классического танца, необходимо познать и усвоить его природу, его средства выражения, его школу».
Автор выдвигает целую систему требований к исполнительскому мастерству танцовщика. В книге подвергнуты серьезному анализу компоненты музыкальности танцовщика и предлагаются методы ее формирования в процессе обучения классическому танцу. Нет такой области обучения и воспитания танцовщика, которая бы выпала из поля деятельности Тарасова как педагога. Он затрагивает такие редко обсуждаемые вопросы, как ориентировка в пространстве, развитие координации, психологическая подготовленность к танцу и его художественным задачам.
Н. Тарасов – один из самых ярких и глубоких деятелей балетного театра, педагог-мыслитель, оказавший огромное влияние на развитие классического танца второй половины ХХ века. Россия – единственная страна на балетной карте Европы, где не только сохранились традиции мужского исполнительского искусства, но и развивалась техника мужского классического танца.
В начале ХХ века в мужском исполнительстве обозначались три важнейших направления: первое – сохранение академических традиций мужского танца рубежа ХIX веков; второе – пересмотр старых танцевальных па и сочинение новых с привнесением стихийного, бунтарского начала, столь свойственного времени; третье – совершенствование пластической выразительности танца.
Развитие мужского классического танца проходило в 20–40(е годы ХХ века в нескольких направлениях, затронувших раздел прыжков и вращений. Усложнялись традиционные па, вводились новые приемы окончания движений. Коренные изменения в лексике мужского классического танца произошли в результате активизации танцевальных образов в драматургии спектаклей. Интерес к современности приводил к обогащению и обновлению самой танцевальной лексики, постановочных принципов, жанровой природы балетного спектакля.
Подводя итоги, можно сделать выводы: – изучение школы классического танца имеет большое значение для тех стран, где балетное искусство находится на стадии развития; – понятие школа – это не только методика преподавания, академические особенности танца, но и художественное кредо искусства, его философские традиции и многообразные жизненные связи; школа развивает классический танец как основное выразительное средство балета и воспитывает артистов балета;
Для русской школы типичны совершенная техника, строго академический стиль, простая манера движения, сдержанная и мягкая, свободная от внешний эффектов; – женское исполнительство в русском балете связанно с именами Дидло, Блазиса, Истоминой, Санковской, Иогансона, Павловой;
Методическая основа была создана А. Вагановой; – мужской танец в русской школе, так же как и женский, прошел большой путь формирования и связан с именами Иогансона, Гердта, Петипа, Чекетти;
Мужское исполнительство методически оформилось в уроках Н. Легата, В. Тихомирова, В. Пономарева, А. Пушкина, А. Мессерера, Н. Тарасова, чье наследие представляет большую ценность для иностранных деятелей балета; – на протяжении многих лет развития русской школы классического танца менялось значение и соотношение мужского и женского танца в балетном спектакле.
Если в XVIII веке наблюдалось равенство прав танцовщика и балерины, то в эпоху тальонивского романтизма мужской танец утратил свое значение; – ситуация стала меняться в начале ХХ века и к середине века утвердился новый исполнительский стиль с четким героическим началом и на балетной сцене и в методике преподавания.
Балет – такой вид искусства, который опирается на эстетические принципы гармонии, красоты, логики и целесообразности классического танца как языка движений тела. Балет нашего времени – это искусство новых, технически оснащенных исполнител
Заключение.
Илзе Лиепа рассказывает о выдающемся педагоге московской балетной школы – Николае Ивановиче Тарасове. С его именем связана целая плеяда блистательных артистов Большого театра и хрестоматийный научный труд под названием «Классический танец».
Илзе Лиепа: Не случайно все мы помним наших педагогов – потому что для нас они становятся родителями в профессии. Они могут дать нам эту профессию, подарить её, научить всему, или, увы, если не случится попасть в хорошие руки, можно потерять даже способного ученика. В своих программах я уже вспоминала Ваганову, Пушкина, Пестова, Сахарову, Золотову… Но есть педагоги, о которых необходимо говорить отдельно, потому что они – невероятно яркие личности. Речь идет о Николае Ивановиче Тарасове…»
Среди учеников Тарасова были очень разные танцовщики. Это и абсолютный классик Юрий Жданов, которого можно увидеть в фильме «Ромео и Джульетта» в паре с несравненной Галиной Улановой. Это и замечательные исполнители характерного репертуара – премьеры Большого театра Александр Лапаури, Георгий Фарманянц и Ярослав Сех. А еще – танцовщики, которые сами впоследствии стали блестящими педагогами, создали собственную школу и методику преподавания – Петр Пестов и Александр Прокофьев. И, конечно, два артиста, имена которых говорят сами за себя – Михаил Лавровский и Марис Лиепа.
Илзе Лиепа: «Николай Иванович Тарасов создал русскую московскую школу, в основе которой стояло правильное классическое обучение, но очень большое внимание также уделялось музыкальности и воспитанию пластичности. Он как будто провел черту под тем путем, который был до него. Если в женском классическом танце есть педагог-законодатель – это Агриппина Яковлевна Ваганова, то нечто подобное в мужском танце совершил Николай Иванович Тарасов.
Благодаря своим опытам и пробам он стал законодателем принципов воспитания танцовщиков в классическом балете. Все они впоследствии были отражены в уникальном научном труде, который так и называется – «Классический танец». Большая часть учебного пособия посвящена методике обучения танцу - позам, танцевальным движениям, прыжкам, поворотам в той последовательности и в тех сочетаниях, которые проверены опытом и обеспечивают усвоение всех, даже самых сложных движений классического танца.
В своем учебнике Николай Иванович последовательно и подробно рассказывает о сложном процессе воспитания танцовщика, разъясняет весь педагогический процесс, от простого к сложному, от частного к общему, целому. Наряду со знаменитым учебником Вагановой эти две книги стали настольными для балетных педагогов по всему миру…»

11. Характеристика форм историко-бытового танца. Священные фар­сы - комедийные представления с пением и танцами. Пляски религиозного содержания исполнялись и на пирах - между­ яствиями. Позднее такие пляски стали чередовать со светскими танцами. Постепенно священные пляски утрачивали свое религиозное содержание. Народные танцы в дворцах и замках преврати­лись в прогулочные, торжественные танцы-шествия, лишь отдаленно на­поминавшие источник своего происхождения. Общий стиль костюма был пышный и тяжелый. Он связы­вал, не давая свободы и легкости движениям. Бассдансы, то есть "низкие" тан­цы, (павана, куранта, алеманда), "высокие" танцы, в которых танцу­ющие вертелись (вольта) и прыгали (гальярда). Общей чертой была малая зависимость от музыки. Техника танцев XIV - XV веков необычайна проста. В основном это променадные танцы без регламентированного рисунка движений рук, отсутствие четко установившихся форм. Шутливые - бурре и фарандола. В эпоху Возрождения - танцевальная сюита. Танцы более сложны. На смену танцам с хороводной и линейно-шеренговой композицией приходят парные (дуэтные) танцы «эстампиды», построенные на слож­ных движениях и фигурах. Стопы ног в танцах располагались по прямой линии парал­лельна друг другу. Появляются учителя танцев. После французской революции постепенно забываются французские танцы ХVIII века. На смену им приходят экоссез, кадриль, полонез, вальс, полька, мазурка становятся общеевропейскими танцами. Бальные танцы в XIX веке приобретает иной стиль и манеру испол­нения. Они становятся более непринужденными, легкими. Темп их убыстря­ется. Развитию свободных, прыгающих и вращательных движений способ­ствовало изменение моды, облегченность мужских и женских костюмов. Мавританская пляска. Бассдансы. Бранль. Бальный бранль. Монтаньяр. Вольта. Гальярда или «романеска». Синкпейс. Павана. Куранта. Алеманда. Салтарелла. Сарабанда. Менуэт. Пасспье. Полонез. Гавот. Народный и бытовой танец Франции XVI-XVII вв. сыграл исклю­чительно большую роль в развитии балетного театра и сценического танца. Профессионалы-хореографы средних веков своим мастерст­вом подняли искусство исполнения танца на новую высоту. Танцмейстеры создают канонические формы танцев, которые старательно и пунктуально изучает привилегированное общество. Этому во многом способствуют учебники, где систематизируются движения и делается попытка зафиксировать танцевальные композиции. Хореография оперно-балетных представлений XVI, XVII и начала XVIII века состояла из тех же танцев, которые придворное общество исполняло на балах и празднествах. Только в конце XVIII века происходит оконча­тельное разграничение бытового и сценического танцев. Ряд движений, на которых построены гавот, гальярда и особенно менуэт, лег в основу лексики классического танца.

С детства увлекался футболом, играл в команде «Красный текстильщик». В 1935 году окончил Московский текстильный институт по специальности «хлопкопрядение» с присвоением квалификации инженера-технолога по хлопкопрядению. Во время обучения в институте выступал на первенство Москвы по футболу: в 1931–1933 годах – за 2-ю команду ЦДКА, в 1934 году – за команду завода «Красный пролетарий», в 1935 году – за команду электрозавода имени В.В.Куйбышева (в составе этой команды стал победителем Спартакиады производственных коллективов ВЦСПС).

После окончания института работал на прядильных фабриках Ореховского хлопчатобумажного треста, затем комбината (сменный мастер, заместитель начальника, начальник цеха, заведующий прядильной фабрикой, начальник ремонтно-механического отдела комбината). Продолжал приезжать в Москву для участия в играх на первенство СССР. В 1936 году играл за команду «Сталинец», в 1937 году – за «Спартак». В 1937 году стал серебряным призёром чемпионата СССР. Когда совмещать работу на производстве и футболиста стало невозможно, он сделал окончательный выбор, о чём никогда не жалел.

Участник Великой Отечественной войны. В апреле 1942 года был призван в Красную Армию. Окончил курсы совершенствования офицеров пехоты «Выстрел» и был оставлен на преподавательской работе. Демобилизован в декабре 1945 года в звании старшего лейтенанта.

В 1945–1948 годах главный инженер Дрезненской прядильно-ткацкой фабрики. В 1948–1952 годах работал в аппарате Министерства лёгкой промышленности СССР. В январе 1950 года был направлен в Иваново, на должность начальника 2-го Главного управления хлопчатобумажной промышленности Ивановской области Минлегпрома СССР. Приложил много усилий для вывода отстающих предприятий области в передовые. В 1952–1953 годах – заместитель министра лёгкой промышленности СССР. В 1953 году – начальник Главного управления Министерства лёгкой и пищевой промышленности СССР.

В 1953–1955 годах заведующий отделом Управления делами Совета Министров СССР. В 1955 году – заместитель министра промышленности товаров широкого потребления СССР. В 1955–1957 годах заместитель председателя Государственной комиссии Совета Министров СССР по перспективному планированию народного хозяйства.

В 1957–1958 годах начальник отдела лёгкой промышленности, в 1959–1960 годах помощник председателя Госплана СССР. В 1958–1959 годах заместитель председателя Владимирского совета народного хозяйства (СНХ). В 1960–1962 годах заместитель председателя СНХ РСФСР.

В 1962–1963 годах председатель Государственного комитета Совета Министров СССР по лёгкой промышленности – Министр СССР, в 1963–1965 годах председатель Государственного комитета по лёгкой промышленности при Госплане СССР – Министр СССР.

С октября 1965 года по июль 1985 года – министр лёгкой промышленности СССР. Благодаря его усилиям было осуществлено полное техническое перевооружение и реконструкция таких крупных московских предприятий лёгкой промышленности, как «Большевичка», «Московский шёлк», «Парижская Коммуна», «Красная Заря», и ещё около 150 столичных швейных и трикотажных фабрик. Широкий кругозор, высокая квалификация, организаторский талант, доступность в общении с людьми – это те качества, которые позволили Н.Н. Тарасову стать настоящим руководителем сложнейшей отрасли народного хозяйства. Он был из когорты министров, для которых главной задачей было служение Родине и народу.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 4 декабря 1981 года за большие заслуги в развитии лёгкой промышленности и в связи с семидесятилетием со дня рождения Тарасову Николаю Никифоровичу присвоено звание Героя Социалистического Труда с вручением ордена Ленина и золотой медали «Серп и Молот».

С июля 1985 года – на пенсии, персональный пенсионер союзного значения.

Член ЦК КПСС (1976–1986), депутат Верховного Совета СССР 7–11-го созывов (1964–1989). Член ВЦСПС, руководил Советской частью постоянной комиссии Совета экономической взаимопомощи (СЭВ) по лёгкой промышленности, с 1966 по 1985 год являлся председателем Центрального правления Общества советско-корейской дружбы.

Жил в городе Москва. Скончался 12 марта 2010 года. Похоронен на Троекуровском кладбище в Москве.

Награждён 3 орденами Ленина (09.06.1966; 06.12.1971; 04.12.1981), орденом Отечественной войны 1-й степени (11.03.1985), медалями, в том числе «За оборону Москвы». Почётный гражданин Орехово-Зуево. Лауреат премии имени А.Н. Косыгина (2007).

В июле 2010 года в городе Иваново, на бывшем здании главка открыта мемориальная доска. В декабре 2014 года на здании школы №1 г.Орехово-Зуево, которую в 1928 году окончил Н.Н. Тарасов, открыта мемориальная доска.

При подготовке биографии были использованы материалы сайта «Спортивный некрополь»

Родился в семье артиста балета Большого театра Ивана Васильевича Тарасова. Мальчик обнаружил хорошие балетные данные, был музыкален и в 1913 г. поступил в Московское театральное училище.

В младших классах училища Тарасов занимался у Н.П. Домашева, который, будучи в прошлом танцовщиком Большого театра, имел феноменальный прыжок, поражал зрителей виртуозной техникой и вместе с тем благородной манерой исполнения.

Последние два года в училище Тарасов учился у Н.Г. Легата, известного петербургского танцовщика, сыгравшего значительную роль в истории русского балета. В своих учениках Легат воспитывал красоту, ловкость движений, умение держаться на сцене, шлифуя их мастерство, как с технической, так и с пластической стороны. Н.Г. Легату принадлежит заслуга в окончательном формировании Тарасова как танцовщика, он привил ему строгий академизм исполнения, свойственный традициям Петербургской школы. Учась у Легата, Тарасов испытал на себе систему преподавания классического танца, в дальнейшем все это помогло ему при создании научного метода преподавания классического танца.

Осенью 1918 г. в Большой театр приняли учеников школы первого советского выпуска, а выпускников 1919-го и 1920-го гг. по рекомендации А.А. Горского и В.Д. Тихомирова приняли в театр досрочно: среди них был и Тарасов.

Вначале он работал в кордебалете, затем стал выступать как солист и, наконец, ведущий солист балета. Тарасов исполнял главные партии в основном классическом репертуаре театра: «Лебединое озеро» П.И. Чайковского, «Щелкунчик» П.И. Чайковского, «Спящая красавица» П.И. Чайковского, «Дон Кихот» Л. Минкуса, «Баядерка» Л. Минкуса, «Раймонда» А.К. Глазунова, «Коппелия» Л. Делиба, «Эсмеральда» Ц. Пуни. Его партнершами были ведущие балерины: Е.В. Гельцер, М.Т. Семенова, В.В. Кригер, М.К. Кандаурова, Л.М. Банк, В.В. Кудрявцева, Е.М. Адамович и др. По воспоминаниям очевидцев, танец Тарасова отличался академической строгостью, элегантностью, технической четкостью (особенно в заносках), ясностью и красотой позы.

Однако, как всякий ищущий художник, подчинивший свое творчество времени, Тарасов проявлял интерес к поискам, которые велись тогда в многочисленных танцевальных студиях и на эстраде. Участником такого коллектива, основанного А.А. Горским, был и Тарасов. Свою экспериментальную работу эта группа начала на сцене Дома Союзов, а с 1922 г. - в Новом театре, ставшем филиалом Большого. Зрители увидели балеты «Тамара» на музыку М. Балакирева, «Хризис» Р.М. Глиэра, «Безделушки» на музыку В.А. Моцарта, «Грот Венеры» на музыку Р. Вагнера и др.

Годы учебы и начало творческой деятельности Тарасова совпали с поисками развития хореографического искусства и становлением советского балетного театра. Ищущий художник, он не только совершенствует свое исполнительское мастерство, но и участвует в поисках новых выразительных средств и форм в хореографии.

Почти одновременно с началом артистической деятельности Тарасов, будучи еще совсем молодым танцовщиком, стал пробовать свои силы в педагогике. С 1924 г. он начинает вести класс для артистов Большого театра. С 1924 г. начинается и многолетняя, плодотворная деятельность Николая Ивановича в стенах Московского хореографического училища (далее МХУ). С его именем связана серьезная работа школы по созданию научной методики преподавания классического танца. В 1940 г. результатом научно- исследовательской работы училища стало создание первого учебно- методического пособия по классическому танцу «Методика классического тренажа», авторы - Тарасов, А.И. Чекрыгин, В.Э. Мориц.

Научно-методический кабинет МХУ, в работе которого Николай Иванович принимал активное участие, был полон творческих планов, но им не суждено было осуществиться: началась Великая Отечественная война. В этот тяжелейший момент в истории страны директором и художественным руководителем МХУ становится Тарасов, приняв на себя всю ответственность за судьбу школы. Артисты Большого театра и многие педагоги школы были эвакуированы в Куйбышев.

В августе 1941 г. педагоги и ученики МХУ на пароходе «Григорий Пирогов» прибыли в небольшой волжский городок Васильсурск. С первых дней Тарасов проводит огромную работу по налаживанию жизни воспитанников училища, а здесь были и младшие, и средние, и старшие классы. Сначала и классы для занятий специальными и общеобразовательными дисциплинами, и комнаты для жилья расположились в клубе «Водников». Тарасов решает вопросы быта, продовольствия, медицинского обслуживания детей и педагогов. Строит заново весь учебно-воспитательный процесс. И, несмотря на трудности, учебный год в Васильсурске начался 1 сентября 1941 г.

Погруженный целиком в заботу о детях, Тарасов тем не менее был строг и требователен, пропускать занятия не разрешалось никому. В остальное время Николай Иванович был отечески ласков и добр с каждым из учеников. Тарасов понимал, что дети должны продолжать не только образование по своей специальности, по общеобразовательным предметам, но они также должны участвовать в жизни страны. Началась подготовка концертной программы для выступления в госпиталях, в колхозах, для жителей Васильсурска, для эвакуированных школьников. Это было подвигом - учить ребят танцу в таких тяжелых условиях, но Николай Иванович смотрел вперед. Он сохранял жизнь Московской балетной школы, а, значит, и судьбу Большого театра.

Вместе с другими педагогами училища Тарасов стремился расширить сценическую практику учащихся, дать им возможность полнее раскрыть свое дарование. Находившийся в эвакуации вместе со школой балетмейстер К.Я. Голейзовский по просьбе Тарасова поставил для учеников детский спектакль «Елка Деда Мороза». Спектакль был задуман как новогодний подарок училища васильсурским детям. Голейзовский подготовил также большую концертную программу ко Дню Красной армии и Военно-Морского флота. За 1941 и 1942 гг. учащиеся дали более 100 концертов. Тарасов воспитывал в детях лучшие человеческие качества, являясь для них примером самодисциплины, отзывчивости, требовательности к себе.

В 1943 г. школа вернулась в Москву, а в 1944 г. на сцене Концертного зала им. П.И. Чайковского состоялся выпускной концерт, первый за все военное время. В пояснительной записке к программе концерта Тарасов писал, что концерт составлен так, чтобы показать всесторонне артистические и технические возможности учащихся, показать новые полноценные балетные кадры, воспитанные в тяжелых условиях войны и эвакуации. Р.В. Захаров, сменивший Тарасова на посту директора в 1945 г., отметил, что школа никогда не забудет всего, что сделал Тарасов по ее спасению, школа была сохранена!

Война еще не закончилась, а Тарасов думал о продолжении своей научной деятельности. В училище вновь организовали научно-методический кабинет, и научная работа продолжилась.

В 1947 г. по сценарию Тарасова и под его художественным руководством был создан большой учебный фильм «Методика классического танца», в фильме были заняты учащиеся Московского и Ленинградского хореографических училищ. В работе над фильмом принимала участие А.Я. Ваганова. Фильм явился ценным учебно-методическим пособием по классическому танцу и стал важным этапом в развитии хореографической педагогики. Тарасов участвовал во всех всесоюзных конференциях по хореографическому образованию, выступал с докладами, составлял учебные программы. Он стал одним из первых исследователей, научно подошедших к преподаванию танца.

В 1958 г. по инициативе Тарасова в стенах ГИТИСа организовали педагогическое отделение, готовившее высокопрофессиональных преподавателей хореографии. Художественное руководство осуществлял Тарасов. Им была создана и научно обоснована новая дисциплина, которая называлась «Методика преподавания классического танца». Свой огромный педагогический опыт Тарасов начал передавать молодежи. Блестящим итогом всей практической и научной деятельности Тарасова явилась выпущенная в 1971 г. издательством «Искусство» книга «Классический танец. Школа мужского исполнительства» - фундаментальный труд, посвященный воспитанию танцовщика, в котором изложены принципы преподавания мужского классического танца.

В 1975 г. труд профессора ГИТИСа Тарасова представили на соискание Государственной премии СССР в области литературы и искусства. Но он не дожил до вручения награды: премию ему присудили посмертно.

Учениками Тарасова были такие разные по своему дарованию танцовщики, как Юрий и Леонид Ждановы, Александр Лапаури, Ярослав Сех, Марис Лиепа, Максим Мартиросян, Михаил Лавровский. Среди преподавателей мужского классического танца его учениками являются П.А. Пестов и А.А. Прокофьев. Питомцами Тарасова являются многие мастера из союзных республик и зарубежных стран: Г. Валамат-Задэ, В. Гривицкас, А. Чичинадзе, О. Дадишкилиани, Евг. Чанга, М. Заславский, И. Гудавичюс, Д. Абиров, К. Джараров. Ученик Тарасова из Германии М. Путке перевел фундаментальный труд своего учителя на немецкий язык.

« Н.Н. Тарасов Тарасов Николай Николаевич – доктор юридических наук, профессор кафедры теории государства и права...»

ДОКЛАДЫ НА ПЛЕНАРНОМ ЗАСЕДАНИИ

Н.Н. Тарасов

Тарасов Николай Николаевич – доктор юридических наук,

профессор кафедры теории государства и права Уральской

государственной юридической академии

О некоторых проблемах определения места юридической техники

в структуре профессиональной подготовки юристов

Принципиальное значение юридико-технической оснащенности современного юриста и научная актуальность соответствующей проблематики сегодня, кажется, общепризнаны, хотя в еще недалеком прошлом технические вопросы юриспруденции традиционно помещались нашим научным правосознанием на «периферию» правовых исследований и образовательных задач. Резкое возрастание интереса, в том числе теоретиков права к осмыслению места и роли юридической техники в нашей науке и образовании можно только приветствовать. Для отечественного правоведения это не только «реабилитация» одной из традиционных форм профессиональной культуры, но и принципиальное условие совершенствования наших законотворческой, правоприменительной и других юридических практик.

Очевидно и значение юридической техники в структуре юридического образования. Однако, на мой взгляд, сегодня оно очевидно, скорее, по ценностным основаниям, нежели благодаря достаточной проработанности вопроса о плане предметного содержания и дисциплинарных форм.

Что имеется в виду?

Достаточно понятно, что обоснованное введение в программы юридического образования изучение юридической техники как самостоятельной дисциплины требует, в том числе, отчетливого понимания места и роли юридической техники в нашей правовой традиции и современной юриспруденции. На данном пути можно отметить ряд фундаментальных трудностей, пока, думается, не получивших должной проработки нашей наукой.

Одной из таких серьезных трудностей можно считать фактическое отсутствие непротиворечивой модели юриспруденции, удовлетворяющей современному содержанию данной сферы, позволяющей анализировать ее связи с другими сферами общества и охватывающей все многообразие областей, школ и традиций права. Именно отсутствие такой модели создает фундаментальные трудности определения юридической техники как предмета исследования и построения ее понятия, а следовательно, и ее конструирования как самостоятельной учебной дисциплины.

Сегодня мы достаточно непринужденно обсуждаем юридическую технику (в смысле позитивного права) от древних цивилизаций до современного общества, хотя в категориальном составе юриспруденции понятие «юридическая техника» утверждается и получает развернутую содержательную проработку, пожалуй, только в Х1Х веке. С тех пор отношение к юридической технике, понимание ее сущности и значения были далеко неоднозначным. Диапазон точек зрения по данному вопросу всегда был исключительно широким: от первоначального понимания как приемов «конструирующего» юридического мышления («юридического метода»), к отождествлению юридической техники и позитивного права, т. е. рассмотрения позитивного права как техники особого рода, и, наконец, до ограничения ее рамками конкретной сферы юридической деятельности, в основном, законодательной. Такой разброс подходов к пониманию связан не только с различием гносеологических идеалов, предмета и методов правовой науки на разных этапах ее развития, подходов к Подробнее см.: Юридическая техника в структуре юриспруденции (методологические проблемы исследования) // Юридическая техника. – 2007. – № 1.

См. напр.: Кашанина Т.В. Юридическая техника. – М., 2007. – С. 41 и след.

Во всяком случае, как самостоятельный предмет исследования юридическая техника была выделена, кажется, только Р. Иерингом, в концептуализации которого она и завоевала умы современников.

В этом контексте весьма любопытной является оценка Р. Штаммлера современной ему «технической юриспруденции»: «Она прекрасно сумела основательно перепахать принадлежавший ей исторический материал нашего права, избороздить его и иногда (подобно «искателю клада» у Бюргера) просеять землю сквозь решето». Штаммлер Р.

Сущность и задачи права и правоведения. – М., 1908. – С. 124–126.

ДОКЛАДЫ НА ПЛЕНАРНОМ ЗАСЕДАНИИ

правопониманию, но и, не в последнюю очередь, от принятия юридической мыслью той или иной идеи (концепции) техники.

В современной специальной литературе принято говорить как минимум о тех основных подходах к пониманию техники: технократическом, естественно-научном и социокультурном. В рамках технократического подхода все основные сферы человеческой деятельности могут трактоваться «технически», т. е. как существующие для овладения природой и обеспечения общественного производства. Наука здесь – непосредственная производительная сила, а образование – подготовка специалистов для производственных процессов. В естественно-научном подходе делается попытка представить технику как явление природы, подчиняющееся определенным законам. При этом природа становится материалом технологий, а человек – субъективным условием становления технической реальности. Основной задачей в данном подходе является выявление законов техники как квазиприродного объекта и построение моделей «техноэвлюции». В социокультурном подходе, элиминировавшем генерализацию технократической идеологии и объективацию естественнонаучной, обсуждается, главным образом, сущность техники, что, прежде всего, предполагает ее соотнесение с рядом иных явлений – природой, человеком, языком, деятельностью и т. д. Здесь техника уже не берется как самостоятельное явление, а рассматривается как аспект различных действительностей: науки, практики, иных деятельностей, культуры и т. д. Сегодня принято считать, что данный подход реализуется, прежде всего, социальными и гуманитарными науками (социология, культурология, антропология и т. д.).

Если условно принять в рассуждениях о юридической технике только последний подход, предположительно наиболее органичный юриспруденции и целям юридического образования, то, имея в виду ее формирование как самостоятельной дисциплины в профессиональной подготовке юристов, придется отвечать, по меньшей мере, на два принципиальных вопроса.

Первый – в плане теоретического исследования – какие средства юриспруденции оправданно относить к техническим? Вопрос не самый простой, если учесть сложную предметную организацию и эпистемологическую разнородность современной юриспруденции, синкретически соединяющую и философское осмысление, и научные исследования, и догматические разработки. Не случайно в нашей литературе определенность понятия «юридическая техника» сегодня расценивается как весьма неудовлетворительная для целей науки (да, пожалуй, и практики). В последние годы данный факт весьма резко фиксировался рядом авторов. Так, по мнению В.М. Баранова «термин “юридическая техника”» неточен, глубоко противоречив и применяется лишь в силу правовой традиции». Г.И. Муромцев считает, что сложившаяся многозначность понятия «юридическая техника»

и полисмысловое употребление данного термина «делает проблематичным его использование в качестве научного понятия». Выход из ситуации исследователь видит в конвенциональном формировании понятия «юридическая техника», правда, при условии его углубленной научной проработки, уточнения границ, выработки определения. Смысл предлагаемого конвенционального способа определения значения термина «юридическая техника» не очень понятен, поскольку существующие методологические трудности и теоретические противоречия концептуализаций юридической техники при этом вряд ли будут сняты. Об этом, кстати, свидетельствует и предлагаемый автором подход к проблеме, в котором «юридическая техника есть широкая многоаспектная категория для выражения:

1) прикладных аспектов профессиональной юридической деятельности;

2) формально-структурных аспектов теории права, а также действующего права;

См. напр.: Традиционная и современная технология (Философско-методологический анализ). – М., 1999.

См. там же. – С. 33.

Например, в варианте представлений о «второй природе».

См.: Традиционная и современная технология. – М., 1999. – С. 38–44.

См. там же. С. 44–46.

Условно – именно потому, что в данном подходе техника не берется как самостоятельное явление, а рассматривается как аспект различных деятельностей.

См.: Тарасов Н.Н. Методологические проблемы юридической науки. – Екатеринбург, 2001.

Думается, по этим основаниям она еще более неудовлетворительна для целей юридического образования, особенно учитывая, что любая профессиональная техническая подготовка имеет смысл только как условие воспроизводства культурных форм профессиональной деятельности.

Проблемы юридической техники: Сборник статей / Под ред. В.М. Баранова. – Н. Новгород, 2000. – С. 11.

См. напр.: Муромцев Г.И. Юридическая техника: некоторые аспекты содержания понятия // Проблемы юридической техники: Сборник статей / Под ред. В.М. Баранова. – Н. Новгород, 2000. – С. 37.

ДОКЛАДЫ НА ПЛЕНАРНОМ ЗАСЕДАНИИ

3) степени совершенства формы, структуры и языка права. Имея собственное содержание, юридическая техника – в известном контексте – сливается с правом».

Нетрудно заметить, что предлагаемая трактовка ведет не столько к построению теоретического понятия юридической техники, сколько к введению некой «рамочной категории» для обозначения всего «технического» в праве и юриспруденции. Содержательное наполнение таких категорий всегда контекстуально, следовательно, не устраняется ни полисмысловое употребление термина, ни многозначность понятия юридическая техника. Разумно предположить, что такое положение еще менее удовлетворительно для целей юридического образования, имея в виду построение самостоятельной учебной дисциплины «юридическая техника».

Второй вопрос – в плане структуры и содержания профессионального юридического образования – вопрос оснований считать применяемые юристами технические средства «собственностью»

юриспруденции. Другими словами, здесь вопрос не в том, почему это техника, а в том, почему она юридическая (а, следовательно, может быть организована как самостоятельная юридическая дисциплина), который, думается, не проще первого.

Здесь трудности создает то обстоятельство, что юристы в своих деятельностях обращаются к техникам самого разного рода. В частности, большинство наших практик необходимо связаны с межличностным взаимодействием и умение эффективно его выстраивать является существенным элементом юридической профессиональности. При этом вряд ли обоснованно утверждать, что так называемые «коммуникативные техники» входят в состав юридической техники, поскольку тогда придется находить принципиальные отличия коммуникативных техник юристов от таких техник в любых иных профессиях, а вот с тем, что обучать юристов владению ими необходимо, спорить сложно. Или, скажем, признано, что умение строго аргументировать свою позицию необходимо юристу именно как профессиональная компетентность. Означает ли это, что логический инструментарий, известный как техники аргументации, оправданно относить к юридической технике? Ответ, на наш взгляд, аналогичен ответу на первый вопрос.

Этот ряд легко продолжается.

Можно, конечно, возразить, что приведенные примеры (и возможные иные из этого ряда) говорят только о необходимости общекультурной подготовки любого профессионала и проблематизирующим основанием обсуждаемого тезиса не являются. Такое возражение вполне справедливо, однако обозначенных выше трудностей с построением образовательного предмета «юридическая техника» не снимает, поскольку вопроса об определенности в профессиональном образовании границы между необходимыми юристу техниками общекультурного плана и собственно юридической техникой не снимает. Следовательно, неясность с предметным содержанием соответствующей дисциплины остается.

Так что же должен включать учебный предмет «Юридическая техника», помимо широко обсуждаемой законодательной техники и некоторых техник правоприменения?

Обращающиеся к данной проблематике исследователи по разным основаниям, называют самые различные виды юридической техники. Это и, условно говоря, техники «юридических специальностей», коих указывается до десятка, и широко упоминаемые техники, наверное, стадий процесса правового регулирования и применения права (правотворческая, правоприменительная, инМуромцев Г.И. Юридическая техника: некоторые аспекты содержания понятия // Проблемы юридической техники:

Сборник статей / Под ред. В.М. Баранова. – Н. Новгород, 2000. – С. 37.

Хотя такие представления встречаются в литературе. См. напр.: Давыдова М.Л. Юридическая техника: проблемы теории и методологии. – Волгоград, 2009. – С. 110.

В этом контексте стоит упомянуть о сложившихся стереотипах словоупотребления. Мы привыкли смысловым образом, а не понятийно говорить «юридическая логика», юридическая аргументация» и т. д. Более того, известны даже учебники по «юридической психологии». Однако что в этом именно юридического, чем юридическая аргументация отличается от любой другой, а юридическая психология от общей психологии – обнаружить не удается.

Не случайно при попытке обозначить группы (виды) правил (инструментов) юридической техники большинство авторов вынуждены упоминать, как минимум, логические и языковые средства, отнесение которых к юридической технике основывается, скорее, на видении конкретных деятельностей юристов, нежели теоретической модели, позволяющей вводить соответствующую аргументацию. (См. например: Черданцев А.Ф. Теория государства и права. – М., 1999. – С. 367 и след.; Власенко Н.А. Правила законодательной техники в нормативных правовых актах Субъектов

Российской Федерации // Законодательная техника современной России: состояние, проблемы, совершенствование:

Сборник статей: В 2 т. / Под ред. В.М. Баранова. – Н. Новгород, 2001. – Т. 1. – С. 176 и след.; Кашанина Т.В. Юридическая техника в сфере честного права. – М., 2009. – С. 33 и след.).

Здесь «наверное», поскольку основания классификаций предъявляются авторами, к сожалению, далеко не всегда.

Тарасов Н.Н. О некоторых проблемах определения места юридической техники...

ДОКЛАДЫ НА ПЛЕНАРНОМ ЗАСЕДАНИИ

терпретационная), и даже (в рамках правотворческой) техники создания концепции, обсуждения, экспертизы, обжалования (и другие) правового акта, и множество иных вариантов. Словом, картина не выглядит не только достаточно прорисованной, но, образно говоря, пока далека от формирования общей композиции. В научном плане это свидетельствует о нашей высокой исследовательской активности, что позволяет надеяться на получение методологически корректного и теоретически конструктивного результата, а вот в плане работы по немедленному формированию и введению в учебные планы соответствующего предмета пока видится больше неясностей.

Такое видение связано с рассуждениями по поводу следующих обстоятельств.

Первое. Даже при фрагментарном обзоре нетрудно заметить, что складывающееся в нашей литературе положение дел в области исследования вопросов юридической техники, по сути дела, иллюстрирует упомянутый выше социокультурный подход. Однако подчеркнем, что в данном подходе техника не берется как самостоятельное явление, а анализируется и конструируется в связи с конкретной деятельностью, поскольку именно в деятельности техника предстает в своих инструментальных смыслах. При последовательной реализации такого подхода к изучению юридической техники оправданно считать, что в научном плане видов юридической техники корректно выделить столько, сколько может быть обосновано видов юридической деятельности, а в образовательном плане оправданно полагать, что овладение юридическими техниками должно осуществляться в рамках освоения соответствующих деятельностей.

Второе. Такое (инструментальное) освоение юридических техник сегодня, что, думается, вполне оправданно, обеспечивается в преподавании отраслевых дисциплин. Другими словами, преподавание юридической техники в нашей профессиональной подготовке давно осуществляется и осуществляется, надо полагать, вполне качественно. Разумеется, это преподавание осуществляется, прежде всего, в инструментальном залоге и, главным образом, в форме освоения образцов (например, процессуальных документов, законов, локальных нормативных актов и т. д.), а если отнести к техникам, скажем, правила юридической квалификации, то и норм. Правда, такое отнесение не является очевидным, поскольку требует решения вопроса теоретического порядка, связанного с построением надежно работающего понятия юридической техники.

Кроме того, при недостаточной определенности теоретического понятия юридической техники, весьма проблематично определить место и функции соответствующего предмета в структуре юридического образования, а, следовательно, не только выстроить необходимые логические и содержательные межпредметные связи, но и просто определить ее место относительно планов содержания юридического образования, которых можно выделить как минимум три.

Философско-мировоззренческий, как формирование системы ценностей, философской картины мира в целом, создающий пространство личного самоопределения юриста и социокультурные основания его профессиональной деятельности.

Освоение систем мышления, в том числе форм профессионального юридического мышления, являющегося «ядром» профессионализма и позволяющего приобрести качества субъекта профессиональной деятельности, способного пользоваться всем комплексом юридических средств как инструментарием решения правовых задач в границах социокультурных контекстов.

Овладение культурными нормами профессиональной деятельности, определяющими ее социальные границы и обеспечивающими правовой характер текущих юридических практик.

Искомое понятие должно дать возможность точно отграничивать средства юридической техники от норм профессиональной деятельности и мышления юристов, поставить вопрос о различии дидактических средств в формировании профессионального мышления и овладении техническим Подробный обзор см.: Давыдова М.Л. Юридическая техника: проблемы теории и методологии. – Волгоград, 2009. – С. 85 и след.

Поскольку речь идет о технике «всего». Это, если «вывести за скобки» ряд методологических ограничений, для целей юриспруденции, видимо, вполне корректно. Методологическая же проблематика – вопрос отдельный и в рамках данного обсуждения не определяющий.

Это, разумеется, не исключает теоретического или философского осмысления техники как таковой, однако, в этих рефлексиях техника берется «понятийно», например, в системе связей предмета научной теории или как часть картины мира, а не инструментально.

Это позволяет усомниться в оправданности выделения, скажем, судебной, адвокатской, прокурорской и др. «юридических деятельностей», являющихся, по сути, функциональными специализациями юристов, а, следовательно, и соответствующих техник. Трудно, например, полагать, что судьи, адвокаты, прокуроры и так далее пользуются разными техниками при написании процессуальных документов или при осуществлении юридического анализа ситуации.

Юридическая техника. 2009. № 3.

ДОКЛАДЫ НА ПЛЕНАРНОМ ЗАСЕДАНИИ

инструментарием профессии и проработать эти средства до уровня методик преподавания. Без такой работы введение дисциплины (в традиционном понимании) в структуру профессиональной подготовки может остаться простой формальностью и не решит желаемой образовательной задачи.

Третье. В статусе «попутно сказанного», наблюдаемая генерализация юридико-технической проблематики требует определенной критической составляющей, ибо способна ослабить нашу теоретическую традицию как в системе юриспруденции, так и профессиональном образовании.

Вряд ли, даже ослабленное, возрождение идеологии эпохи «технической юриспруденции» адекватно декларируемому сегодня идеалу правового государства. Не секрет, что в сегодняшних отечественных государственных и социальных практиках право и юриспруденция приобрели заметное техническое звучание. Переводя в инструментальный план и, в этом смысле, в статус техники, скажем, принципы и нормы, не сформируем ли мы отношение к праву, как к простой технике? Или, отнеся к юридической технике проблемы правотворчества, толкования, применения права и включив в структуру правовой науки антропологию, социологию, конфликтологию и т. п., не потеряем ли мы свои исторически сформировавшиеся социокультурные функции? Причем, дело не в месте и роли юридической профессии в современном обществе, как может показаться, а в возможной утрате обществом одной из базовых деятельностей, обеспечивающих само существования нашей цивилизации. К этому можно отнестись, как к некоторым неоправданно апокалиптическим опасениям, однако вряд ли стоит напоминать, что, по крайней мере, в европейской истории идеи, идеалы, ценности, принципы и так далее становились основаниями жизни общества только тогда, когда осваивались юридической мыслью и переводились в содержание права. Причем, переводились не только формально (технически), но и содержательно. Словом, отдавая должное юридической форме и осознавая важность юридической техники, основная стратегия теоретической юриспруденции видится в научной проработке теории правового регулирования в социокультурных контекстах, а не генерализации ее технических аспектов. Видение этой грани является императивным условием развития нашей науки, обеспечения ее соответствия классу проблем и уровню задач современного общества.

Подчеркнем, изложенное не отвергает необходимость участия теоретиков в обеспечении технической подготовки юристов. Речь идет только о неясности содержания и места в нашем образовании самостоятельного курса «Юридическая техника». С одной стороны, понятно, что научить технике, рассказывая о ней, невозможно, с другой – профессиональное владение техникой предполагает, в том числе, понимание способов ее формирования и роли в профессиональной деятельности, что предполагает знаниевый уровень подготовки, который и должны обеспечивать теоретики. Правда, ответить исчерпывающе на данный момент вряд ли возможно и в дисциплинарном, и в содержательном плане. Возможно, эта задача может быть решена в рамках раздела учебника по теории государства и права, а возможно (пока – чисто гипотетически) нужен некий курс по теории юридической техники. На эти вопросы нам и предстоит ответить.

НОСТРОЙ 2.35.4-2011 Издание официальное Некоммерческое партнерство "АВОК" Открытое акционерное общество "Центр проектной продукции в строительстве...» смысловой многоплановости...» ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ТЕХНИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ ИМ. Р. Е. АЛЕКСЕЕВА" (НГТУ) Инст...»

2017 www.сайт - «Бесплатная электронная библиотека - различные документы»

Материалы этого сайта размещены для ознакомления, все права принадлежат их авторам.
Если Вы не согласны с тем, что Ваш материал размещён на этом сайте, пожалуйста, напишите нам , мы в течении 1-2 рабочих дней удалим его.